Сэр
Шрифт:
Заходил.
Но, опять же, все это связано с работой.
Мышка останавливается на полпути, и я замечаю свое имя в одном из поисковых запросов.
Айви Монткальм. Оттава, Онтарио.
Я бросаю быстрый взгляд в сторону. Уэст набирает цифры в калькуляторе, ничего не замечая. Вошозвращаю взгляд к экрану, проверяя дату поиска.
Прошло три недели после нашей встречи в самолете.
Он думал обо мне в тот самый момент, когда я думала о нем.
Ох, мое сердце. Я с болью вздыхаю.
Он нашел меня на Facebook, просмотрел мои фотографии, и мое
Потому что, черт возьми, сейчас этого точно не происходит.
Я закрываю вкладки как раз в тот момент, когда нас прерывает стук в дверь, и в комнату заглядывает Тильда.
— Мистер Уэст, — любезно говорит она, — к вам пришел доктор Браун.
Он коротко кивает, поджимая губы.
— Я спущусь через минуту.
Она уходит, а я снова смотрю на него, когда он заканчивает.
— Вы заболели? — небрежно спрашиваю я.
Он смотрит на меня, и на его лице застывает все то же отсутствующее выражение.
— Нет, мисс Монткальм, я не заболел.
— Он здесь, чтобы убедиться, что с вами все в порядке? — Я постукиваю ручкой по виску, и его взгляд следит за моим движением.
— Вы хотите сказать, что у меня проблемы с мозгами?
— Ну, мы немного говорили о ваших проблемах с памятью, я просто… складываю все воедино. Просто… оцениваю ситуацию.
Заткнись, Айви.
Вот что происходит, когда я не думаю, прежде чем что-то сказать.
Он начинает собирать свои вещи, его лицо становится суровым.
— Мисс Монткальм, ни для кого не секрет, что я попал в автомобильную аварию и что у меня серьезные повреждения, но это все равно не ваше дело.
Смущенная, я отвожу взгляд.
— Я знаю.
Он встает, ощетинившись. Я задела его за живое. Мне не следовало говорить ни слова. Черт бы побрал мой язык. Он швыряет папки в ящик стола и с такой силой захлопывает его, что весь стол дребезжит.
Затем он уходит.
Вот так.
Даже не оглядывается.
Я понимаю, что на сегодня мы закончили.
Поэтому бросаю ручку и устало провожу рукой по волосам. Я чувствую себя опустошенной, будто было бы намного проще, если бы просто бросила это дело, но… нет, нет, я никуда не уйду.
У нас есть время.
Мне просто нужно продержаться.
— Все хорошо, — шепчу я себе. — Все хорошо, Айви. Завтра мы начнем сначала.
***
Эйдан
Я безучастно наблюдаю за доктором Брауном, который закрывает свой чемоданчик и устало смотрит на меня сквозь очки. Он смотрит на алкоголь, на пустое выражение моего лица, и док не впечатлен.
Я делаю глоток виски, ожидая, когда он заговорит.
Наконец, доктор Браун вздыхает:
— ОФЭКТ сканирование (примеч. ОФЭКТ (однофотонная эмиссионная компьютерная томография): процедура, которая использует специальную камеру, чтобы сделать З-мерное (3-D) изображение мозга) показало, что у вас отсутствует приток крови к правой половине мозга. Если быть точным, к височной доле. Именно там хранятся ваши долговременные воспоминания. Мы надеялись, что ваша память постепенно вернется,
поскольку мы замечали это у многих пациентов, страдающих от тяжелого сотрясения мозга. Сейчас это все еще может произойти. Я не говорю, что это совсем маловероятно, однако... шансы уменьшаются с течением времени, и мы ничего не можем сделать, чтобы изменить ситуацию. — Он делает паузу, облизывает губы и добавляет: — Мне жаль, что я не смог быть более полезным. Эти инциденты… они случаются, и каждый случай, мистер Уэст, каждый из них уникален по-своему.Расскажи мне что-нибудь, чего я, черт возьми, не знаю.
Не отвечаю — это было бы бессмысленно, потому что добавить нечего, — даже когда он ждет, пока я попрощаюсь с ним. Я этого не делаю.
— Я бы посоветовал вам окружить себя как можно большей поддержкой, — продолжает он, стараясь быть полезным. — Не выпытывайте информацию о своем прошлом, но… позвольте вашей сети поддержки направлять вас. Постарайтесь органично вписаться в ситуацию и опираться на них в процессе, мистер Уэст.
Он считает, что у меня есть несколько человек, на которых можно положиться.
У меня нет ни одного.
Они есть, но их нет.
Я чувствую отчаяние от осознания этого. И сердито смотрю на мужчину, который вызывает во мне такую реакцию — напоминает мне, насколько я совершенно одинок.
Он уходит, и в комнате воцаряется тишина.
Я делаю еще один глоток.
Мне нужно что-то посильнее. Что-то, от чего у меня не просто закружится голова, но и яд, который полностью отключит мои чувства.
Мои воспоминания никогда не вернутся. Он не сказал этого прямо, трус, но я умею читать между строк. Сжимаю кулак, стискиваю зубы, когда во мне закипает ярость. Я могу потерять свой гребаный рассудок — и мои воспоминания вместе с ними, будь они прокляты, — но не могу выносить гребаной жалости — столько жалости — на каждом лице, на каждых губах, которые осмеливаются приоткрыть рот, чтобы произнести: «Я слышал о вашей аварии, и я глубоко сожалею…»
Неудивительно, что я забрался в этот уголок земли, неудивительно, что я прячусь.
Все еще.
Я говорю себе, что это то, что есть. Меня все это чертовски устраивает, и все же…
Я испытываю глубокое чувство потери, которое не могу описать словами. Будто потерял что-то важное и редкое.
Будто я должен блуждать в темноте, оплакивая это.
Я сильнее сжимаю стакан, испытывая искушение швырнуть его через всю комнату. Чтобы услышать, как он разобьется. Вместо этого неуверенно ставлю его на столик и провожу руками по волосам.
В комнате темнеет, и остаюсь только я, сидящий в пустоте.
Я жажду кайфа. Почувствовать легкость в ногах. Почувствовать в себе достаточно огня, чтобы наконец-то побродить по этому поместью, пообщаться и почувствовать себя живым.
Если меня это накроет, я, возможно, погонюсь за этой несносной женщиной. Еще раз осмотрю ее комнату, хотя бы для того, чтобы услышать еще больше ее язвительных ответов.
Но огонь не разгорается.
Я думаю о том, как тяжело стало у меня в груди после визита доктора Брауна.
И когда все-таки встаю, меня тянет на балкон моей спальни, и я стою в темноте, наблюдая за потоком людей, а внизу гремит музыка.