Серая крепость
Шрифт:
— Рад, что ты жив остался! — обнял капитан сотника. — Будет кого боярину Евпатию в дружину набирать.
— Тому, про которого я Великому князю Юрию Ингваревичу писал?
— Тому самому. И если ещё раз поверишь моим словам, то скажу: богатырю, который жестоко татарам отомстит за гибель Земли Рязанской. Теперь — вместе с тобой и твоими людьми. Он, как и ты, не хотел мне верить, что татары побьют рязанское войско. Но теперь, когда весть об этом дойдёт до Чернигова, поедет в Рязань не напрямую, а через Серую крепость. Там в его дружину и вступишь. А к тому времени и раны твои подлечим, — кивнул капитан на свежие повязки, видимо, на «отметинах», оставленных вражьими стрелами.
Первым делом накормили горячим
— Ох, не зря Полкан про тебя говорил, что ты известный ворчун!
Ворчун-то ворчун, а вестью хорошей обрадовал. Тот самый знатный воин, которого раненым уводили с поля боя, и оказался Великим Князем Юрием Ингваревичем. Сумеет он с гриднями оторваться от татарской погони, не сумеет, конечно, неясно. Но факт в том, что на этот раз он не пал в Воронежской битве. И есть какой-то шанс, что сможет организовать оборону если не Рязани, к которой уже идут основные силы Батыя, то хотя бы Пронска или Коломны.
— Только что же вы со своей сатанинской телегой и Перуновыми громами и молниями не помогли нам тех татар побить? — ошарашил капитана претензией Ефрем.
Беспалых аж дар речи на какое-то время потерял.
— Это мы-то не помогли? Да татары для вас целый тумен, тьму воинов держали в засаде, чтобы крепость твою обойти, да в тыл рязанцам ударить. А мы тому помешали, полдня ту тьму гоняли да били. Потому ваше войско так долго и держалось. Были бы те, как ты говоришь, Перуновы громы с молниями бесконечными, так, может, и всех татар побили бы. Да только не было их у нас даже на половину того тумена, коих к Воронежу не один пришёл, а семь или восемь. Ты мне пенял на то, что дюжина моих людей ничем вам помочь не сможет, а теперь — что нас семеро всю татарскую орду не перебили.
— Не серчай, воевода, — пошёл на попятную пограничник. — Всего, что вы там наделали, я не видел. Видел только то, как вы к шатрам тех татар не подпускали. Горько мне. За то, что воев, кметей, князей да лучших людей рязанских, удальцов да резвецов, столько полегло. За то, что городок мой пожгли.
Ага. Поэтому ты свою злость и срываешь на всех подряд.
— Всем горько, Ефрем. И беда эта — только начало тех великих бед для Земли Русской, про которые я тебе сказывал.
Как рассвело, по требованию Сергея сотник послал часть своих людей назад, в сторону уже догоревшего города. Собирать тех пеших, что отстали, и выводить их сюда, к землянке.
— Татары, ежели погоню пустят, то по их следам пойдут. А мы тут погоню и задержим. Сам же и все пораненные — идите к Серой крепости. Там про вас уже знают, на берегу встретят да проводят в наш Посад.
— Знают?
— Знают. И про то, что городок Воронеж пал, и что войско рязанское разбито, и про то, что ещё людишки, за которыми твои вои поехали, придут. Попадёшь в нашу слободу — увидишь.
Ну, как можно объяснить человеку из тринадцатого века, что радиостанция БМД отсюда свободно добивает до крепости над Доном? И что ещё затемно Беспалых связывался с Базой. В дополнение ко вчерашнему докладу о событиях дня. И в Серой крепости знают, и гонец курских пограничников уже мчится с вестью в Курск. А из Слободы и в Чернигов кто-то поспешит, чтобы известить Великого Князя о приходе на Русскую Землю доселе невиданной беды.
Даст ли после этого известия помощь Ингварю Ингваревичу и боярину Евпатию Великий Князь Черниговский, то никому не ведомо. Но повод задуматься над словами, переданными княжьим наместником Андреем Минкиным Юрию Святославичу Курскому, появится. И стимул будет для укрепления городов Земли Черниговской, на которую враг вступит уже
на исходе нынешней зимы.Так что поехал Ефрем к Дону, а экипаж боевой машины десанта остался ждать отставших. Подтянулись они часа через два, передохнули несколько минуток и двинулись дальше по следам воронежского сотника с людьми. А люди из ХХ века остались ждать, не появится ли татарская погоня.
Фрагмент 26
51
Не так уж и мало оказалось беженцев из городка Воронеж. Только пятнадцать человек пограничников, включая тех, кто сумел улизнуть от татарских разъездов в степи. Плюс две дюжины гражданских, «благославлённых» Ефремом в последний час сражения под городом. Гражданские — в основном, женщины и дети. Часть с ранениями, часть с лёгкими обморожениями и простудами, так что нашлась, нашлась доктору работа. И не только ему, поскольку женщины из крепости тут же подключились к «гуманитарной миссии» по оказанию помощи беглецам. Благо, к такому наплыву людей готовились загодя, вплоть до того, что печки в полуземлянках начали топить, едва по радио пришло известие о том, что вот-вот начнётся сражение.
Кормить людей тоже есть чем. В основном, им на еду пошли те самые продукты, которые ещё по осени закупили у самих же воронежцев. Ну, и, главное, мясо, варёное мясо для людей, проведших, кто полдня, а кто и больше суток, на морозчике. Пусть и небольшом, градусов до пятнадцати в предрассветный час, но вы-то сами когда-нибудь ночевали при такой температуре в лесу, чтобы утверждать «фигня, а не мороз»?
В общем, в течение каких-то суток Посад превратился из пустынного, почти не обитаемого поселения, в довольно плотно населённое. Пусть примерно треть его жителей — «временный контингент», которые, отдохнув, подлечившись, набравшись сил и уйдёт партизанить в задонские леса.
Экипаж БМД явился в Серую Крепость позже всех. И не с пустыми руками. Засада, устроенная на хорошо натоптанной беженцами тропе, оказалась не напрасной тратой сил и времени. До полусотни воинов татары всё-таки пустили по их следам. То ли самый жадный до добычи сотник, решивший разжиться хабаром уже в самом начале похода, распорядился, то ли вообще приказ был хватать всех, до кого руки дотянутся. Ну, и нарвались на винтовочно-автоматный огонь с дистанции в какие-то полторы сотни метров.
Не всех, ясное дело, положили. Примерно половину. Зато на живенько сооружённой из нескольких стволов молодых берёзок волокуше привезли немного трофейного оружия, доспехов и туш застреленных коней. И привели вереницу пойманных добрых степных скакунов, привязанных верёвкой к тому, на котором ехал Жилин: Батый не зря почти всё лето «откармливал» стада этой части войска в степях между Волгой и Доном. К сохе эти лошади непривычны, но для конных партизанских отрядов вчерашних пограничников вполне сгодятся.
Через Дон ехали смело. По требованию Беспалых, «княжий наместник» все те дни, как на реке встал лёд, занимался созданием ледовой переправы для БМД. Люди сгребали в указанно место снег, набрасывали на него траву и солому, хворост, свежесрубленные кусты и дважды в день поливали всё это водой из прорубей. В общем, нарастили толщину «дороги» сантиметров до сорока, включая «естественный» слой «воды в твёрдом агрегатном состоянии».
Но вид боевой машины, часа три находившейся под ливнем стрел, поразил всех.
— И без пескоструйки почти всю краску ободрали, — хмыкнул Андрон, увидев эту картину.
— А представляешь, сколько татары боеприпасов на нас извели? — довольно ощерился капитан. — Часть этих стрел, конечно, они подберут, но всё равно бОльшая часть потеряется в сугробах.
Впрочем, какие сугробы? Сантиметров двенадцать-пятнадцать. Пока один смех, а не сугробы.
— ПотЕрпите с общим докладом об операции? В баню очень уж хочется. Особенно ребятам, которые столько времени «в поле» торчали.