Серая крепость

— Толян, лыжи не забудь снять, когда к своей Авдотье прибежишь, — поржала молодёжь, провожая Жилина в Посад.

— Сами помыться успейте перед тем, как по своим жёнам помчитесь, — с улыбкой огрызнулся тот: анекдот-то, пока караулили БМД, не раз вспоминали.

Смех смехом, шутки шутками, радость от того, что довольно результативно «прищемили хвост Батыю», радостью, а бдительность дежурных на сторожевых вышках усилили. И, переговорив с Ефремом, пару конных дозоров теперь каждый день на левый берег Дона высылали.

По словам пограничников, татарские разъезды до реки несколько раз добирались. Но то ли не связали Серую крепость со столь насолившей им гусеничной машиной (волокуша не только помогла груз перевезти, а ещё и «замела» следы гусениц) то ли приказ ордынского начальства был не отвлекаться на земли Великого Княжества Черниговского, а двигаться на север, к другим городам и городкам рязанским. По крайней мере, явившийся дня через четыре купец-мордвин Прошка из Донкова сообщил, что, переехав через Дон, видел на противоположном берегу реки татарские разъезды неподалёку от городка. На тот момент, когда он выезжал, весть о разгроме под Воронежем до города ещё не дошла, и дивился от тому, что те так нагло шляются по рязанским землям.

«Обрадовали» его новостями, в которые купчина сначала не хотел верить. Но когда пообщался с беженцами, приуныл.

— Что ж мне теперь делать-то? Заказы у меня и от княжих дружинников, и от людишек. А с хозяйством моим как? С лавкой?

— Хочешь, у нас оставайся. А хочешь, в Курск подайся, — пожал плечами Минкин. — Только, сдаётся мне, Донков ваш тоже разорят. Только ещё быстрее, чем Воронеж. Страву (еду, — Авт.) да меха, что ты привёз, мы купим. А вот куда ты повезёшь купленное у нас, тебе решать. Главное — чтоб не к татарам. В каком, говоришь, месте ты их разъезды видел?

Андрон разложил перед купчиком перерисованную при помощи студенческого «прибора дралоскопа» карту окрестностей Серой крепости.

Не слышали про такой прибор? Эх, вы! Сразу видно, что учились не на технических факультетах! На стекло, подсвеченное снизу лампочкой, кладётся чужой чертёж, а поверх него — чистый лист ватмана. И просто один в один «передирается» то, что начертил более усидчивый предшественник. Вот так и изготовили несколько комплектов подробных карт Воронежской, Липецкой, Тамбовской, Рязанской, Курской, Орловской, Тульской, Калужской и даже части Московской областей. Даже, при помощи курских и рязанских пограничников, а также археологических отчётов, кое-где нанесли на них городки да крупные сёла, дорожки прочертили.

Данные купчины должны пригодиться Ефрему со товарищи, ждущими со дня на день, когда подъедет из Чернигова боярин Евпатий. Со товарищи и с добровольцами, «охотниками», из людей ХХ века.

Вот этот-то набор «охотников» и стал причиной громкого скандала, потрясшего всю Серую крепость.

— Лен, я, наверное, тоже с ними поеду, — объявил супруге (цепуру и крест он не просто так «задарил» новоявленному слободскому батюшке, а именно на их венчание) Крафт. — Не могу я, здоровый мужик, сидеть на пОпе ровно, кода такие дела творятся.

— Что, тоже захотелось «чурок пострелять», как тем твоим бывшим дружкам, что полегли в половецком стойбище? — сразу же ополчилась против идеи Устенко.

— Ты же знаешь, что я, в отличие от этих дебилов, на войне настрелялся, и для меня это никакая не развлекуха. Ну, не могу я за спинами других прятаться, когда враг на наших землях бесчинствует, русских людей убивает.

— А, патриотизм взыграл? Только знаешь ли ты, что один умный человек сказал: патриотизм — последнее прибежище негодяя?

— Кого последнее прибежище? — округлил глаза «главмент», которому показалось, что он ослышался.

— Негодяя!

— Ты это меня, что ли, негодяем назвала?

— Ну, не себя же! Я, насколько себя помню, в сознательном возрасте никогда этой патриотической дурью не страдала.

У Алексея «слетела планка», и он едва смог удержаться от того, чтобы влепить пощёчину супруге.

— Ну, давай! Давай! Ударь беременную женщину! Докажи, что я была права, назвав тебя негодяем!

И только теперь, увидев перекошенное лицо Полуницына, до Елены дошло, что это уже совсем не излюбленная «игра» всех стерв «даже если я знаю, что я неправа, но всё равно всё будет только по-моему». Увидела, вспомнила жалобы Крафта на то, как ему после контузии стало тяжело сдерживать вспышки бешенства, и… испугалась. По-настоящему, до животного ужаса.

— Лёша, ты меня не совсем правильно понял, — пролепетала она мгновенно притихшим голосом.

Входная дверь в их комнатку в бараке громыхнула так, что чудом не вылетела вместе с коробкой.

— ЛЁША!!!

52

Боярин Евпатий, прозванный Коловратом за умение так обращаться с мечом, что он казался вращающимся стальным крУгом, явился в Серую крепость через неделю после того, как первый гонец-пограничник умчался в Курск с горькой вестью о жестоком поражении рязанцев под Воронежем. И не один явился, а в сопровождении князя Путивльского Изяслава Владимировича, мужчины уже немолодого, перешагнувшего полувековой рубеж, но решившего пуститься в дальний путь, чтобы встретиться с теми, кто спас его на Калке. Не ради ностальгических воспоминаний, конечно, а большей частью по воле Великого князя, решившего послать «независимую комиссию» для перепроверки того, о чём докладывал его курский вассал.

Князь Изяслав, во крещении Филипп, несмотря на почтенный возраст и положение, тучностью не отличался. Видимо, сказалась степняцкая кровь, которая в нём преобладала даже над русской: и мать половчанка, и прабабка по отцовской линии. Потому и в седле держится крепко, и в лице лёгкая монголоидность заметна. Хотя, конечно, за прошедшие четырнадцать лет несколько сдал.

Приехал, не считая небольшой дружины, с одним из сыновей, Михаилом, мужем лет немногим менее тридцати. Похоже, не самым старшим из наследников. Вот и получилось, что Изяслава-Филиппа с пятью сопровождающих пришлось в крепости селить, а остальных в Посаде размещать.

Снова, как и во время прошлогоднего визита курского тысяцкого, нагрузка на «закрома Родины», да только в этом году и урожая собрали намного больше, чем в прошлом, и мясо-рыбными запасами хранилище-ледник забили до предела, и живым скотом обзавелись. Не говоря уже об ассортименте всего выращенного, собранного, добытого и переработанного. Так что угощали не только пареной репой да квашеной капустой, но и такой невидалью, как жареная с мясом картошка и гречневая каша, настоянные на травах и орехах крепкие напитки да плодово-ягодные вина.

Ясное дело, никакой фразы из фильма про Ивана Васильевич «ключница гнала?» князь не произносил. Просто потому, что в это время водка и, соответственно, настойки на ней ни на Руси, ни в Европе вообще, неизвестны. Так что ничего, кроме удивлённого возгласа, вызванного неожиданной крепостью и жгучим вкусом выпитого, Изяслав Владимирович не издал. Пьют-то в это время исключительно пиво да «компотик» из перебродившего разбавленного водой мёда. Ну, и импортированные с территории бывшей Византийской империи виноградные вина, считающиеся роскошью и большой редкостью. А тут — вина из «посконных» ягод. Причём, довольно вкусные.