Серебро ночи. Трилогия
Шрифт:
— Умная женщина, — уточнил Беллатор.
— Конечно, — не стал с ним спорить Роуэн. И с уважением добавил: — И отважная. — Что, по его мнению, в женщинах было еще большей редкостью, чем ум.
Они пробрались по темному длинному ходу во дворец. Выйдя из низкого лаза и выпрямившись во весь рост, Роуэн с облегчением признал:
— Как только Феррун любит такие гнусные местечки? Такое чувство, что тебя замуровали заживо. К тому же ход в любую минуту может осыпаться и похоронить всех, кто в нем находится.
Беллатор оглянулся и, чуть прищурившись, что-то прикинул.
— Да, его надо укрепить,
Роуэну не хотелось показаться трусом, но он с невольным облегчением вздохнул. И тут же нахмурился:
— А что скажет стража, когда увидит меня? Я же во дворец не заходил.
— Ничего она не скажет. Прикроешь лицо плащом и выйдешь через мой личный вход. Мои стражники ко всему привычные. И болтать не будут.
Роуэн с легкой улыбкой поглядел на полузасыпанный ход.
— Уже легче. Шататься в одиночку по подземельям — это не для меня.
По воздуховодам они прошли к покоям Беллатора. Выйдя из книжного шкафа, владелец апартаментов с облегчением опустился в кресло.
— Ф-уу, что-то слишком уж мне достается в последнее время. Теперь я несколько дней буду жалкой развалиной. Противно. Хотя хорошо уже, что жив. Благодаря тебе.
Роуэн небрежно взмахнул рукой.
— Можешь не благодарить. Я просто не хотел, чтобы расстраивалась Фелиция.
Беллатор беззаботно рассмеялся, откинув голову.
— Понятно. Как удобно, что моя тетя притягивает сердца. Никогда не знаешь, когда может пригодится это ее замечательное свойство.
Роуэн недовольно нахмурился, и Беллатор поспешно извинился:
— Прости, дружище, но, как ты понимаешь, побывавшему на том свете многое прощается. К тому же самоконтроль ослаблен. Но можешь передать тетушке, что у меня все в порядке. И постарайся, — он стал серьезным, — не допустить никаких потрясений. Знаю, ты собираешься драться с графом. Помни, он злопамятен и коварен. Ты стоишь на его пути к цели, а он ничем не погнушается, чтобы убрать любое препятствие.
— Я это прекрасно знаю, Беллатор, — удивился его предупреждению Роуэн. — Зачем ты мне это говоришь?
— Просто беспокоюсь. Тебе пора. Монастырь без защиты.
Роуэн кивнул, но сказал прямо противоположное:
— Там стоят мои наемники. Они не пропустят никого подозрительного.
— Это ты правильно сказал — подозрительного. — Беллатор нетерпеливо побарабанил длинными пальцами по подлокотнику. — А безобидную на первый взгляд женщину? Амелия Паккат на свободе. И она наверняка мечтает отомстить Фелиции за годы заточения. А ты сам знаешь, на что способны мстительные Сордиды.
До этого спокойно сидевший в кресле напротив Беллатора Роуэн обеспокоенно вскочил, положив ладонь на рукоять висевшего на поясе меча.
— Черт! Об этом я не подумал. Я видел ее накануне в окне дома графа Контрарио. Интересно, что она там делает?
— В особняке Контрарио? Так близко? — Беллатор обессилено провел рукой по лбу. Что-то я выпустил ее из виду. Не до нее было. — И обеспокоенно попросил Роуэна: — Проверяй лично всех идущих к тете. Что-то мне неспокойно на душе. Может быть, это глупый мандраж после перенесенного, а, может быть, и нет. Но в этом деле лучше перестраховаться, как ты понимаешь. Леди
Амелия Паккат на все способна. И не думаю, что она будет сообщать Контрарио о своих темных делишках. Тот не допустит, чтоб Фелиции был нанесен какой-либо вред, поэтому она все будет проделывать в одиночку.Роуэн кивнул и быстрыми шагами направился к дверям.
— Я пошел!
— Подожди, — остановил его Беллатор. — Дворец довольно запутан, с непривычки в нем легко заблудиться.
Беллатор потряс сонетку, и в комнате бесшумно появился его камердинер.
— Тито, проводи моего друга как можно более незаметно до выхода. И никому не говори о моем появлении.
Камердинер с легким укором посмотрел на своего господина. Беллатор извиняющее развел руки.
— Знаю, знаю, ты и без моего предупреждения никому ничего бы не сказал. Извини.
— Я очень рад видеть вас целым и невредимым, ваша честь, — голос обычно бесстрастного слуги дрогнул, показывая, как он взволнован, — очень рад.
— Я тоже этому рад, Тито. Но, увы, хотя я и цел, но не невредим. Если увидишь Ферруна, пригласи его ко мне.
— А как быть с вашим отцом?
— Ему пока ни слова. Он знает, что я жив, более ему пока знать не обязательно. Боюсь, он тут же себя выдаст.
Роуэн напомнил о себе:
— Я тороплюсь. Не забудь пить снадобье, Беллатор! — и он поставил выданный ему Фелицией фиал на низенький столик.
С легким поклоном камердинер поспешил вперед, показывая дорогу.
Оставшись один, Беллатор с прищуром посмотрел на бутылку красного вина, стоящую на столике рядом с фиалом Фелиции. Ужасно хотелось пить. Но он решил сначала поесть. Пить вино на пустой желудок не лучшее решение. Надо бы переодеться, но сил на это не было.
Едва он умылся и вымыл руки, как вернулся Тито.
— Проводил? Никого не встретил?
— Мы прошли боковыми коридорами, и ваш гость вышел из вашего личного хода. Я никого не видел. Мне показалось, или вы в самом деле голодны?
Беллатор с трудом подавил неприличное урчание желудка.
— Тито, я приехал от Фелиции. Как ты думаешь, чем меня кормили в монастыре?
— Судя по выражению вашего лица, овсянкой, ваша честь, — бесстрастно доложил камердинер.
— Я что, в ней измазался? — Беллатор проверяюще провел рукой по лицу.
— Нет, ваша честь. Просто выражение вашего лица после овсянки всегда несколько ммм… кислое.
— И настроение соответствующее, ты прав. Я вообще не понимаю, как эту гадость можно есть постоянно. Ты не мог бы принести мне нормальной человеческой еды?
— Скоро ужин, ваша честь. Но, поскольку вас как бы нет, я возьму еду у наместника. Он этого и не заметит.
— Мне все равно. Только не дай мне умереть с голоду! — взмолился изголодавшийся страдалец.
Тито с поклоном исчез, а Беллатор взял расческу и тщательно причесал волосы. На ковер упало несколько соломинок. Он стыдливо запинал их под край ковра. Негоже сыну наследника валяться на соломе. Хорошо, что его никто не видел. Роуэн и Тито никому не скажут, так что они не в счет.
Чуть пошатываясь, подошел к окну. На посыпанных золотистым песком дорожках парка в свете фонарей резвилась Марти с Рубеном, беспечно играя в догонялки, и Беллатор удрученно вздохнул, глядя на разрумянившееся лицо сестры.