Серебряная пуля

Она положила руку ему на плечо.

— Я понимаю, что ты хочешь сказать. Вы, американцы, верите в равенство полов. Но это наивно. — Она помолчала. — Ты ведь знаешь, как эта Уинстон говорит о силе?

— Старая кляча!

— И да, и нет.

— Что ты хочешь сказать?

Она помолчала.

— Можно мне задать тебе один вопрос? Как ты думаешь, скоро ли президентом Америки станет женщина?

— Да! — с готовностью ответил Логан, радуясь, что она меняет тему разговора. — Возможно, лет этак через двадцать…

— А, вот видишь. А если этот же вопрос задать женщинам, даже преуспевающим, они ответят: нет. Это фантазия.

— Да это же сумасшествие! Ты только посмотри в лицо фактам. Да в наше время…

— Нет, — резко оборвала его Сабрина. — Я говорю о другом, дело не только в фактах. Важно ощущение самих женщин. А оно меняется только под влиянием извне. — Она помолчала. — И, кстати, очень важно иметь это в виду и для нашего курса лечения.

Логан внимательно посмотрел на нее.

— Как это?

— Ни один мужчина, даже самый внимательный, по-настоящему не может понять, как боятся этой болезни женщины. Это невозможно. Невозможно понять, какой уязвимой делает такая болезнь женщину.

— Сабрина, я понимаю.

— Да, возможно. Головой. Но я тебе объясняю, почему многие пациентки с меньшим доверием относятся к мужчине, чем к женщине.

Он молчал, обдумывая услышанное.

— Уинстон…

— Я не защищаю ее, — сказала торопливо Сабрина. — Она не понимает ни нашего курса, ни тебя. Но давай будем честными: ей доступны страхи пациенток. И эти страхи вполне реальны.

Он ничего не ответил, уставившись в пространство. И Сабрина решила, что зашла слишком далеко. Она хотела совсем другого — дать ему выговориться, а не причинять боль.

— Ты часто думаешь о Джуди Новик? — вдруг спросил он.

Прошло три недели после несчастного случая с ней, а она все еще была в коме. У нее гематома мозга и ущемление мозгового ствола, шанса на выживание почти никакого.

— Иногда.

— Порой мне кажется, что те ребята радуются. — Он помолчал. — А я все думаю, как это могло случиться?

— Не сходи с ума, Логан. Здесь нет никакой тайны — она упала. — Легонько погладив его по щеке, она подумала, что им пришлось поменяться ролями, и Сабрина не пыталась скрыть улыбку. — Я знаю, я говорила тебе, что надо быть слегка параноиком, но иногда стоит напоминать себе, дорогой, что рак — вот самый главный недруг, а совсем не коллеги-врачи.

— Я все время пытаюсь повторять себе это.

— Честно говоря, не думаю, что Стиллман и Ларсен вообще придают какое-то значение нашему курсу. Они не верят в его реальные возможности.

— Я и это знаю, — Логан помолчал. — Даже у Шейна, похоже, серьезные сомнения.

— У Шейна? А он тебе что-то говорил? — Она внимательно и напряженно смотрела на него. Так вот в чем дело! — Когда?

— Недели две назад. Он совершенно ясно дал понять, что махнул рукой на это невыгодное дело.

— Так почему ты мне ничего не сказал? Ведь это касается и моей жизни, Логан?

— Я не хотел тебя беспокоить.

— Не поступай со мной так. Никогда больше так не поступай!

— Слушай, я совершил ошибку. Я согласен с тобой, извини.

— Так расскажи мне теперь все.

Он выложил все, вплоть до слов, брошенных Шейном насчет Джуди Новик. Сабрина начала волноваться, а сам он почувствовал внезапное облегчение. Вне всякого сомнения, это давило, и он не должен был взваливать все на себя одного.

— Ну что ж. — Когда он кончил, ее голос стал холодным. — Теперь все зависит только от нас. Мы просто должны доказать, что его сомнения беспочвенны.

Он кивнул.

— И, больше того, давай-ка заставим его извиниться. За такое зрелище я бы и деньги заплатил.

— Знаешь, Логан, как много людей в институте, у которых совсем нет души. Я ничего не имею против того, чтобы в какой-то момент уйти отсюда. — Она смотрела на озеро. — А ты хотел бы здесь работать? Мне говорили, что поблизости прекрасная больница, недалеко от города, с учебным курсом.

— Я не знал.

— Как хорошо бы покончить со всей этой чепухой.

Он улыбнулся.

— Давай будем честными. Мы действительно уже не в себе. Что-то с нашими мозгами. — Он посмотрел на часы. — Скажу откровенно, я уже готов вернуться.

Чтобы избегать стычек с Мэрион Уинстон, Логан сделал еще один шаг для самозащиты. Визиты пациентов в институт они распределили так, чтобы больные не виделись друг с другом. Особенно осторожными им надо было быть с теми, кто больше всех любил жаловаться, и они по мере возможности ограничили их контакты с другими.

Система работала гладко. Но, конечно, было невозможно, да и вряд ли необходимо совсем изолировать пациентов друг от друга. В большинстве своем это независимые и изобретательные женщины. И, если бы они почувствовали, что от них хотят что-то скрыть, это лишь усилило бы их опасения и подозрения.

Конечно же, они нашли способ узнавать друг друга в приемной или на автостоянке — по одежде, по манере держаться, по учащенному дыханию и бледной коже. Тогда начинался разговор.

Они сравнивали свои ощущения, делали выводы. Похоже, никому не принесло вреда соединение Q. Это было хорошо. Ни у кого не наблюдалось от лекарства ни изнуряющих головных болей, ни потери аппетита, ничего из вероятных побочных явлений.

И, хотя никто из них не давал подписку на большее, чем прием лекарства, и как бы врачи ни уверяли, что это эксперимент и не следует ожидать чуда, все равно, как и любой больной, записавшийся на какой-то курс, именно этого они и жаждали — чуда.

А правда была в том, что лекарство, казалось, не дает вообще никакого эффекта!

Были и другие опасения и заботы. Пациенты с самого начала заметили, что врачи сравнительно молоды. И об этом говорили теперь все чаще. Действительно ли они знают, что делать? Есть ли у них опыт и достаточно ли они мудры, чтобы справиться с такой ответственной задачей?