Севастопольская хроника (Часть 1)

Горячие натуры ворчали: «Скоро ли в бой?!»

В свободные от строевых занятий часы моряки, сидя у жарких печей, вспоминали далекое море, корабли и с большой душевностью пели «Раскинулось море широко…». Но вот пришел час, которого так ждали все: двадцать два краснофлотца под командой младшего политрука Дуклера в темноте пробрались в Белый Раст. На окраине их окликнул немецкий часовой:

– Вер ист да?

Его сняли без шума и пошли дальше в глубь села. Добрались до танков и тут неосторожным движением выдали себя, поднялась стрельба. Моряки отошли и заняли на краю села дом с кирпичным цоколем. Держались в нем, как в крепости, весь день до наступления темноты, отбили несколько атак. Вернулись в бригаду ночью с подробными сведениями о силах, расквартированных в Белом Расте.

Наутро в стан фашистов ворвался наш танк с десантниками, операция прошла бы великолепно, если б при отходе десантники не попали под сильный огонь.

7 декабря моряки взяли в клещи Белый Раст. Бой развернулся ожесточенный, под вечер село было взято. В руки победителей попало несколько исправных танков и бронемашин, брошенных танкистами 3-й танковой группы генерала фон Готта.

Передовые отряды во главе с полковником, не задерживаясь, следуя буквально по пятам врага, с ходу завязали бой за Никольское и стремительным ударом захватили, прибавив к прежним трофеям еще два тяжелых и три средних танка, четыре бронемашины и две противотанковые пушки.

И в Никольском полковник Чистяков не дал отдыха своим орлам, а тут же в ночь завязал бои за Дмитровку и Ддино.

Штаб армии поставил перед моряками задачу – спихнуть фашистов с Рогачевского шоссе и выйти на Ленинградское, к Солнечногорску, загнать гитлеровцев в снега. Загнать и истребить!

По приказанию полковника Чистякова погорельцам, сиротам и красноармейским вдовам Белого Раста выдана мука. Сегодня из труб уцелевших домов курчавится сизый дымок и над селом стелется запах печеного хлеба. Во дворах появился скот, и, когда затихал бой, слышалось мычанье буренок и блеянье овец – животные вернулись вместе со своими хозяевами из леса, где прятались, пока в селе стояли немцы.

Конечно, горе не скоро забывается, но жизнь не стоит на месте: с утра жители села и моряки предали земле убитых, потом был митинг.

После митинга я остановил у подбитого немецкого танка краснофлотца – мне захотелось сделать снимок. Моряк спросил, как ему и где встать. Я показал. Он спросил, что должен изобразить. Я сказал – ничего. Краснофлотец дернул плечом:

– А что, если я встану вот так? – Он выхватил из ножен отточенный нож, лезвие блеснуло, уперся его острием в неподатливое тело танка и сказал: – Вот так! И буду уделять ему внимание. Как, подойдет?

– Подойдет, – ответил я.

Когда сфотографировал, он спросил:

– Товарищ политрук, имею к вам вопрос. Разрешите?

Я кивнул.

– Скажите, почему у нас так получилось, что этот людоед Гитлер под Москвой очутился? Как же – «ни пяди…»? А? Что, у нас превосходство, что ли, плохое?

– Было плохое, – сказал я, – а теперь сами видите. Гоним! И дальше будем гнать! Да как еще! Сейчас только начало!

Совещание командиров батальонов проводил помощник командира бригады полковник Кузмин. Печечка из непромазанных кирпичей дымила так, что нечем дышать. Уму непостижимо, как это у полковника Кузмина хватило смелости еще и курить при этом!

Обросший густой щетиной, он сидел на единственном стуле у моргавшей керосиновой лампы и сиплым голосом говорил о предстоящих задачах. После каждой фразы не то вопросительно, не то утвердительно произносил: «Понятно?»

Отпуская комбатов, он сказал:

– А самое главное: гнать и гнать! Ни минуты передышки не давать врагу! Понятно? Не оставлять его на ночь ни в селе, ни в лесу, ни даже в овраге – гнать в поле! В снега! На мороз! Понятно?

«Не умирай, пока живешь»

…Было около двенадцати ночи, когда, закончив очередную главу, я встал из-за стола – захотелось на Ленинские горы: люблю в ночное время смотреть оттуда на Москву. От самой реки и до горизонта – огни! Море огней! И город шумит, как океан при свежей погоде. Глядишь на столицу, а в памяти декабрьская Москва сорок первого года… Помнится, зашел к нам в корреспондентскую «казарму» дивизионный комиссар Звягин и радостно сообщил о том, что наши войска перешли под Москвой в наступление.

Наступление! Его ждала вся страна от Москвы и до Камчатки, от турецкой границы и до Мурманска… Ждали как чуда!

Помнится, мы задали Звягину несколько вопросов – он охотно ответил и собрался было уходить, да вдруг остановился и как бы призадумался, чуть опустив стриженную под ежик голову, затем поднял ее, посмотрел на нас и, вздохнув, сказал: «Есть и неприятные вести… Из Севастополя шифровка: фон Манштейн, по-видимому, на днях начнет второй штурм Севастополя…»

Возбужденные радостной вестью о наступлении наших войск под Москвой, мы тогда невнимательно отнеслись к содержанию шифровки из Севастополя, выпросили у Звягина машину и с трудом в кромешной тьме добрались до Воробьевых гор.

Внизу ни одного огонька. Лишь на дальних подступах вдруг вскидывались белые колонны прожекторных лучей да всплескивались сполохи артиллерийского огня: наши пушкари продолжали взламывать вражескую оборону и выгонять гитлеровцев из теплых блиндажей на мороз, в снега.

Когда мы возвращались, Нилов – он собирался на Черноморский флот – вдруг заговорил о Севастополе.

Теперь-то я не очень помню, что он тогда говорил, но воспоминание о том разговоре заставило меня бросить прогулку – хотелось немедленно записать все. Я вернулся к письменному столу. Я принадлежу к тому типу людей, которые любят работать ночами. Врачи называют их совами… Итак, прогулка побоку – опять зашелестели страницы старых блокнотов, а вскоре и застрекотали клавиши пишущей машинки – пошла следующая глава.

…29 октября 1941 года 11-я немецкая армия генерала Эриха фон Манштейна смяла нашу оборону в Крыму в районе Ишуни и вторглась на полуостров.

Сильная, отлично вооруженная, хмельная от предыдущих побед и предстоящих радостей (фюрер обещал наиболее отличившимся подарить виллы на Черноморском побережье), гитлеровская армия с беспечной наглостью, как вода, прорвавшая плотину, растекалась по крымским степям в двух направлениях: к Главной базе Черноморского флота – Севастополю и в сторону Керчи и Феодосии.

Гитлер приказал овладеть Севастополем 1 ноября, то есть через семьдесят два часа после вторжения 11-й армии в Крым.

Приказ этот не был выполнен. С другого генерала Гитлер, пожалуй, сорвал бы погоны, но фон Манштейн – герой французского похода, кавалер рыцарского креста, один из «виновников» торжества в Компьене.

Гитлер недоумевал.

Фон Манштейн тоже недоумевал, ведь здесь он действовал так же, как в сороковом году во Франции: «Танки рвут линию обороны противника, отсекают его живую силу и отдают на съедение пехоте. А сами – вперед! Только вперед!»