"Северная корона". Компиляция. Книги 1-13

– Ловко выкрутил! Но давай по делу… О каких сроках мы говорим?

– У каждого по-своему. Новички вроде тебя ничего особенного не замечают по меньшей мере пять лет.

– А именно в этот срок умирает большинство меров? – невесело усмехнулся Оуден.

– К сожалению. Некоторые и десять лет живут без перемен. Но после этого срока все сталкиваются с определенными… особенностями.

– Это какими же?

– Начинаются проблемы с дыханием. Чешуи становится больше. Постепенно развиваются сложности с психикой, интеллектуальными способностями, памятью, эмоциональным контролем. Как ты можешь наблюдать по мне, это не критично даже на финальной стадии мутации. Но это нужно принимать во внимание.

– Вот почему власть передается добровольно?

– Именно так, – кивнул Феррис. – В какой-то момент лидер начинает чувствовать, что слабеет. Не физически – в этом плане наши тела лишь набирают силу. Но острота ума уходит. Это допустимо для воина, не для лидера, и при первых проявлениях таких перемен лидер выбирает себе преемника.

– А этот преемник… он знает, что ждет меров в будущем?

– Он должен знать. Еще несколько лет они работают вместе. Но когда прежний лидер замечает, что изменения его внешности постепенно становятся очевидными, он надевает доспехи и никогда больше не снимает их, полностью передавая власть своему преемнику.

Вот и цена всей байки про почет! Колонистам годами внушали, что получить доспехи – это очень почетно для мера. Такими воинами нужно восхищаться, их нужно уважать. Но никому и в голову не приходило полюбопытствовать, а что же скрывается под маской.

Оуден понимал, почему меры так поступили. Он бы и сам вряд ли согласился, если бы знал всю правду! Даже ради детей Беттали… Он бы, скорее, попытался украсть для них лекарство, а потом понес бы наказание. Отработал бы долг в техническом отделе, да хоть на казнь бы согласился, лишь бы не превратиться в… это.

Но случилось то, что случилось. Ноэль предупредила его, что обратной дороги нет, а теперь вот Феррис это подтвердил. Рано или поздно Оуден станет монстром… Или не станет. Потому что оставался один весьма действенный способ хотя бы частично сохранить человеческий облик: смерть.

Пока думать об этом было рано, Оудена интересовало кое-что другое.

– Почему ты говоришь мне об этом? Я все еще новичок. Только потому, что я спросил?

– Нет. Потому что именно ты спросил именно у меня. Я кое-что должен тебе, Оуден.

– Когда я начал этот разговор несколько дней назад, ты готов был меня ящерам скормить.

– У меня было время все обдумать, и я понял, что мой долг перед тобой достаточно важен, чтобы сделать исключение.

– Какой еще долг?

Оуден и так прекрасно знал, что нет никакого долга. Очередная подстава! Потому что даже если бы Феррис хотел сделать исключение, он уже не лидер, а Седар бы такого не допустил. Ему просто было любопытно, как старший мер выкрутится на этот раз.

Однако Феррис остался спокоен:

– Я очень хорошо знал твою мать. И я причинил ей зло… Тебе разве не хотелось знать, почему она так сильно ненавидела меров? Обычно в колонии к нам относятся иначе. Но я стал мером именно из-за нее – а потом отомстил ей за это.

Вот теперь Феррис действительно застал его врасплох. Оудену и в голову не пришло бы приплести к этому свою мать! Да, она относилась к мерам не так, как другие. Ну и что? Имела право!

Ему почему-то казалось, что разумного объяснения такому поведению матери нет, да и не нужно оно. Теперь все изменилось.

– При чем тут вообще моя мать?

– При том, что я любил ее, – ответил Феррис, и голос его звучал так спокойно, будто не было в мире факта очевиднее. – Любил настолько, что хотел обладать ею. Должен был! Я не был согласен на роль любовника. Я должен был стать ее мужем, а она стала бы моей женой.

– Но она решила иначе?

– Это очевидно, если учитывать, в кого я превратился. Она предпочла другого. Она согласилась выйти за него замуж.

– Моя мать никогда не была замужем! – возразил Оуден. Неприятное предчувствие уже появилось и лишь нарастало.

– Не была. Потому что я не позволил ей. Я не мог повлиять на ее выбор – но мог лишить этого выбора. Я принял роль мера только ради того, чтобы убить твоего отца. Я знал, что мера, пусть даже совсем молодого, не накажут за такое, а саму историю замнут. Я торжествовал!

– Но зачем?! – поразился Оуден. – У меров не может быть жены! Ты все равно не смог бы получить ее.

– К тому моменту я уже знал, что моей она не будет. Но не будет тогда ничьей! Я сразу сказал ей, что любой муж, которого она выберет, долго не протянет. Она знала, что я не шучу. Тебя она родила уже после смерти твоего папаши. От кого дочка – не знаю, она тщательно скрывала это… Только напрасно. Мне было все равно, с кем она спит. Меня волновало лишь, кому она принадлежит.

Оуден помнил, что ненависть его матери всегда напоминала безумие. Не все в колонии любили меров, но одно дело – просто неприязнь к ним как к другому виду или тем, кому слишком много позволено, другое – такое искреннее чувство… Он даже стыдился ее иногда, хотя и не осуждал.

Но если допустить, что у нее была причина, будет сложно представить истинный уровень ее страдания. Она потеряла любовь. Она знала, что убийца дорогого ей человека остался безнаказанным. Он даже получил особый почет, став лидером меров! И она никому не могла об этом рассказать, потому что никто бы ей не поверил.

Вот почему она так отчаянно хотела, чтобы Оуден никогда не связывался с мерами. А он предал ее сильнее, чем предполагал… Но откуда он мог знать?

Его первым импульсом было броситься на Ферриса и отомстить – за всех отомстить!.. Но он вовремя остановил себя, понимая, что это бесполезно. Ему уже дали понять, что если разум мера с возрастом слабеет, то тело – наоборот. Феррис не остался бы с ним наедине, если бы не был уверен в собственной безопасности.

Поэтому Оуден сейчас мог сделать только одно: уйти. Не объясняясь, не позволяя старшему меру насладиться своей злостью. Потому что, на самом-то деле, рассказ Ферриса не походил на покаяние. Скорее, на злорадство.

Сначала Оуден собирался просто уйти к себе – одиночество всегда лечило его лучше всего. Однако он с изумлением обнаружил, что сейчас ему не хочется одиночества. Ему нужно было разделить груз этих болезненных знаний, и на ум приходил только один человек.

Он пошел туда, куда и собирался вначале: к Ноэль. После нападения небесного ската прошло много времени, она, должно быть, уже закончила работу… Тем лучше. Значит, у нее будет время выслушать его.

Однако, добравшись до лаборатории, Оуден с удивлением обнаружил, что там все почти так же, как он оставил. Ноэль за эти часы совсем не продвинулась в работе… Да и понятно, почему!