"Северная корона". Компиляция. Книги 1-13

Но Дала смеяться и иронизировать не спешила, она печально покачала головой.

– Ему это не в радость, уж поверь мне!

– Что? Да ему девочку подложили красивую, в чем проблема?

– В том, что он мало что запомнит и почувствует. Она ведь принесла с собой сосуд, не так ли?

В памяти мелькнул недовольный взгляд Глашатая, принимавшего подношение.

– Да, но… Что тут такого?

– У всего есть причина, – пояснила старуха. – Но причина эта кроется не в Брерис, а в контроле. Брерис – лишь прикрытие, обеспечивающее абсолютную покорность.

– Но они искренне верят! Да и вообще, при чем тут одно к другому?

– Верят те, кто надо. Но ты права, не стоит прыгать по темам, будем двигаться постепенно. Начнем с детей…

– Я знаю, что они тут выращиваются совместно, чтобы не плакали о родителях и не выпендривались, когда их распределят по кастам, – перебила Лорена.

– Похвальная осведомленность, но это не все. Дети – еще и инструмент шантажа. Если у Глашатая заберут его детей, разве не получат враги способ управлять им? А если похитят возлюбленную? Поэтому культ делает все, чтобы у Глашатая не было ни семьи, ни близких друзей. Ничего, кроме воли Брерис! Это смотрится варварством, согласна. Но если говорить об использовании любых средств для достижения цели, культ преуспел. Они даже секс превратили в мучение, чтобы и этим не прельстились Глашатаи.

Тут уже Лорена окончательно растерялась.

– Что?.. В мучение? Ну, нет! Секс есть секс, это же… Физиология, она у всех одинаковая!

– Это еще и тесная связь с психикой, ты сама знаешь. В этом плане Глашатаев начинают ломать рано, во время обучения. С ними проделывают… всякое. Подробности тебе не нужны. Но после этих действий ученики обретают панический страх перед близостью. У них на уровне подсознания закрепляется равенство «секс – это боль и унижения». За любые попытки получить удовольствие полагается суровая кара. Ученика, пойманного на самоудовлетворении, выводят на площадь, раздевают и ломают ему руку. Для сравнения: если он случайно убьет на тренировке другого ученика, ничего не случится. Убийство в порядке вещей. Удовольствие – нет.

– Но это же… уродство?

– Психологическое уродство, – подтвердила Дала. – Ты говоришь, что секс – это тело… Но прежде тела идет разум. Не будет возбуждения – не будет удовольствия. А возбуждения не будет из-за страха и травмирующих воспоминаний.

– Так тот напиток, который принесла девушка…

– Наркотик. Примитивнейший возбудитель, который затуманит разум. Глашатай просто выполнит то, что нужно, он ничего не запомнит. Иначе нельзя: только так можно преодолеть привитый страх. Они другого и не знают – никакой ласки, они даже не понимают, что такое поцелуй. Жрецы знают, эти себе ни в чем не отказывают. Они – нет. Они наблюдают за зверями, которыми повелевают, и видят, что те тоже спариваются лишь для получения потомства, а мордами друг в друга не тычутся, это глупо. Ну и чтобы ты понимала всю полноту картины, в культе долгое время велись споры о том, нужно ли кастрировать Глашатаев в ранней юности. От этой идеи отказались лишь потому, что дар наследуется, его нужно сохранить. Иначе решение было бы иным.

– Но так же нельзя! Это ублюдочное общество, оно вообще не должно существовать! Вот почему в этой войне правда за нами, мы должны победить!

Лорена не выдержала, повысила голос. Она понимала, что идея не лучшая – подвешенные шкуры служили плохой защитой. Но она просто не удержалась. В своем преклонении перед Брерис дикари поиздевались над самой человеческой природой…

Дала осталась невозмутима, она по-прежнему сидела на месте, наблюдая за Лореной глазами, которые видели слишком много.

– Сдерживайся, – велела она. – Это однажды спасет тебе жизнь.

– Простите, я не хотела, просто так получилось… Но я ведь права!

– Почти права. Мы и правда могли бы считать себя героями этой войны, если бы не одно обстоятельство: мы сделали своих врагов такими.

– Ну, нет! Это их дикие верования, не наши!

– Верования – инструмент контроля, ты не слушаешь меня? Мы не останавливали войну. Мы создавали все более совершенное оружие. Культ должен был ответить – и они ответили своим оружием.

– Глашатаями…

– Да. А теперь смотри: любовь – часть нашей сути, естественная потребность. Она подобна горному потоку, которому перекрыли движение. Он будет искать новые пути. Здесь та же история: у Глашатаев отняли любовь близких, супругов и детей. У них отняли чувственные наслаждения. Что им остается? Куда двинется любовь?

– В обожание толпы, – догадалась Лорена.

– Вот именно. В восхищение народа, в похвалы со стороны незримой Брерис. Если сделать это их главной ценностью, враг их уже не перекупит, не переманит на свою сторону. Те, кто придумал Брерис, вовсе не дураки. Вот в чем мы ошиблись с самого начала.

С этим хотелось спорить. Снова и снова обвинять дикарей в глупости, чтобы война оставалась только их виной. Однако Лорена слишком хорошо понимала: в ней говорят эмоции. А вот Дала, даже прожив здесь много лет, осталась военным стратегом. Она прекрасно поняла, что делают со своим народом жрецы. Интересно, верят ли в Брерис те, кто считается посланниками ее воли?

Беседу пришлось прервать, Лорене нужно было возвращаться: сейкау устали ждать ее на площади, они пробрались в дом, до смерти перепугав местных, которые к такому не привыкли. Пленница же обнаружила, что ее страх потихоньку растворяется, она привыкала к постоянному присутствию хищников. Да и старуха не выглядела напуганной их появлением, она уверенно протянула вперед руку и погладила сейкау по голове.

– Мы еще увидимся? – спросила Лорена.

– О, в этом можешь даже не сомневаться, – загадочно улыбнулась Дала.

Эту улыбку Лорена не поняла, но и думать о ней не стала. На душе было неожиданно тяжело, хотя все, о чем они говорили, пленницы не касалось. Война есть война. Если культ так уж страдает, могли бы давно сдаться и принять условия более цивилизованной колонии. Всем бы стало лучше!

Но сколько бы Лорена ни повторяла себе это, настроение не поднималось. Потому что она понимала: дело вообще не в войне и не в колониях.

Когда она вернулась, подаренная жрецами девушка уже ушла. Давно ушла – встреча была быстрой. Жизнь в доме вернулась к привычному ритму, словно ничего особенного и не произошло. Лорене следовало вести себя так же, а у нее почему-то не получилось. Усадив на плечо Нинки, который сразу же выкатился к ней навстречу, она направилась в покои Глашатая.

Он определенно не был в романтическом настроении. Когда Лорена пришла, он безразлично наблюдал, как два сейкау дерутся на полу. Видимо, такие у них были тренировки, но выглядело все равно жутковато. Нинки, явно разделявший ее мнение, сжался на плече у девушки.

Глашатай окинул ее равнодушным взглядом и указал:

– Хватит сюда ходить.

– Я только спросить хотела…

– Ты пленница.

– Да помню я, – поморщилась Лорена. – Спрошу и уйду обратно в плен. Я тут поговорила с… Не важно, с кем. Мне сказали, что Глашатаям вообще запрещена любовь, вы даже не знаете, что это такое.

Он повернулся к ней, но молчал. Под его взглядом становилось страшно, как перед распахнутой пастью хищника. Хотелось уйти, но Лорена сдержалась. Офицер она или нет?