Северный пес

— Князь! — тут же переключился на него Дэмьен. — Извините, если я вам помешал, но… разрешите присоединиться к вам. Нам надо поговорить.

— Нам тоже.

— Да впусти ты его! — Ванда вцепилась в его одежду и с неожиданной силой дернула на себя, на секунду оторвав от двери. — Хватит валять дурака, в самом деле.

Несколько ошарашенный, Грэм чуть не потерял равновесие, — не ожидал он от Ванды такой прыти, — и отошел в сторону.

— Входите, ваше высочество, — сказал он сквозь зубы, одарив Ванду взглядом, на мгновение сверкнувшим дикой яростью. Он почувствовал приступ бешенства, и чтобы справиться с ним, сжал пальцы в кулак.

Дверь нетерпеливо распахнулась, и на пороге появился медейский наследник собственной персоной. Грэм видел его всего один раз, в спешке, но запомнил на всю жизнь его смуглое, резко очерченное лицо с высокими скулами, сросшиеся на переносице брови, черные глаза. Сейчас стало ясно, до чего он похож на свою мать. Черты его отличала такая же дерзкая красота, но несколько загрубленная, более жесткая.

— Прошу прощения, — проговорил он, коротким движением откидывая за спину пряди черных густых волос. — Ванда, тебе лучше вернуться. Ричард обеспокоен твоим исчезновением.

— Я сейчас приду в залу, — быстро сказала Ванда и бросила на Грэма непонятный взгляд. Кажется, в нем проскользнуло изрядное облегчение. — Князь, мы поговорим позже.

Грэм сухо кивнул. Проводил глазами ее гибкую фигурку, в мгновение ока исчезнувшую за портьерой, и сам сделал шаг к двери.

— А вас, князь, я попрошу остаться, — остановил его Дэмьен. — Я бы хотел поговорить.

Глава 7

Несколько минут прошло в тишине. Нет, не совсем в тишине — из залы доносилась приглушенная музыка, в кронах деревьев в парке шумел ветер. Грэм отошел к перилам и подставил ему лицо, наслаждаясь прохладой после жаркой, душной залы, полной насквозь искусственными ароматами духов. Он вырос на севере, и хотя его здорово помотало по свету, до сих пор иногда скучал по холодным ветрам зимы и летней прохладе.

Он почти забыл о присутствии принца, но тот напомнил о себе, тихо кашлянув:

— Князь…

— Да, мой принц? — Грэм неохотно повернулся. И зачем его сюда принесло?

— Я… Безымянный, даже и не знаю, как начать. Глупо, столько лет прошло… Мне кажется, было бы идиотизмом сказать: "Мне жаль, что мы сочли вас мертвым".

Грэм пожал плечами.

— Так не говорите. Что мне ваши сожаления? К тому же, и в самом деле, прошло много лет.

— Но ведь вы не забыли.

— Трудно забыть такое, — Грэм кинул быстрый взгляд на изуродованные пальцы и поморщился. — Но вас это не должно волновать.

— Нет! — вскинул голову Дэмьен. — Меня это волнует! Вам я обязан своей жизнью и своей свободой, а отблагодарил вас, оставив в руках касотцев! Я знал, что будет, если они вас схватят, но не попытался даже разузнать о вашей судьбе.

Грэм промолчал. У него никогда не находилось слов, чтобы говорить о пережитом в касотской крепости. Один-единственный раз он смог заговорить об этом, но это оказалось так больно, словно горящей головешкой тыкали в незажившую рану. Так больно, словно он еще раз проходил через это.

— Я знаю, что нет смысла приносить извинения и оправдываться — теперь, — продолжал Дэмьен. — Да предательство и не прощают. Но позвольте мне отблагодарить вас. Хоть как-нибудь.

— Я польщен, — медленно сказал Грэм, слегка поклонившись. — Но у вас нет ничего, чего бы мне хотелось. Или, скажем так, есть нечто, что мне нужно, но чего вы мне дать не можете.

Дэмьен слегка нахмурился.

— Что же это? Я могу дать вам все: деньги, славу, почести, землю…

— Но не свою сестру.

Молчание. Музыка в зале стихла, сменившись едва слышимым шуршанием одежды и шелестом шагов, приглушенными голосами и смешками. Дэмьен стоял, наклонив породистую голову, не шевелясь, словно статуя. Грэм покосился на дверь, ведущую в залу. Ему хотелось уйти туда, уйти от этого разговора, разыскать Ванду, и поговорить с ней еще раз, по-другому. Или вообще уехать отсюда, из этого сверкающего стеклом и хрусталем дворца, похожего на шкатулку, из Медеи, вернуться в свой черный, осыпающийся замок… Забиться туда, как раненный зверь забирается в нору поглубже, чтобы зализать раны или умереть. Который раз Грэм подумал, что произошла ошибка, что он должен был умереть еще три года назад, в Северной, что факт его выживания — страшный просчет, и боги просто не знают, что теперь делать с ним. Линия жизни его оборвалась тогда, и судьбы, предопределенности для него больше не было, не могло быть.

— Вы откровенны, князь, — сказал, наконец, Дэмьен, не поднимая головы. — Предпочитаете рубить с плеча?

— Предпочитаю говорить сразу о деле.

— Но Ванда помолвлена.

— О чем и речь. Ее руку вы отдать мне не можете.

— Князь… Я думаю… я уверен — здесь вы ради нее. Ради Ванды. Но, прошу вас, будьте моим гостем, буквально на час. Позвольте предложить вам вина и… свою компанию. Поговорим в более удобном месте.

Ну о чем мне с ним говорить? — с глухой тоской подумал Грэм. Ванда, Ванда ходит где-то здесь, в нескольких футах от меня, танцует, разговаривает, улыбается жениху, не мне… А я буду пить вино с ее братом. Зачем?!

Впрочем, не все ли равно. Всего час или два…

— Почту за честь, мой принц, — глухо сказал он, еще раз поклонившись.

— Прошу за мной, князь.

Стеклянный дворец не зря назывался так. Дело было не только в двух изящных башенках из толстого граненого стекла, только каким-то чудом не обрушивающихся с той высоты, на которой их воздвиг гениальный мастер много лет назад. Внутренние покои тоже сверкали и искрились в свете солнечных и звездных лучей, проникающих в них через огромные окна. Некоторые комнаты и вовсе казались высеченными внутри огромного куска хрусталя. Грэм, проходя по блистающим залам, полным разряженных гостей, недоумевал, как можно жить в таких помещениях и не ослепнуть от блеска. Впрочем, это его глаза были крайне чувствительны к свету после четырех лет тьмы; остальные люди могли воспринимать великолепие резиденции медейских королей не так болезненно.

К счастью, в медейском дворце были не только безумно ослепительные покои, но и вполне обыденные, если не сказать скромные. Судя по тому, что переходы между ними скрывались за портьерами и ширмами и глазу не были заметны, это были частные апартаменты, куда допускались не все.

— Сюда, князь!

Маленькие, сумрачные комнаты, некоторые сплошь завешаны гобеленами, в некоторых так много книг, что не видно стен. Грэм со слабым любопытством осматривался по сторонам, в королевских дворцах ему бывать не приходилось. Оказывается, это настоящие соты!

— Сюда.

Они остановились в маленькой, даже крошечной комнатке без окон; тем не менее, полной темноты здесь не было. Грэму такое освещение вполне подошло бы, не пришлось бы утомлять глаза, но для Дэмьена было темно. Грэм почувствовал на плече его руку.

— Обождите, князь, я зажгу светильник. Осторожно, стойте пока на месте.

Грэм только пожал плечами, криво улыбнувшись. Все равно принц улыбки не увидит. Грэм мог бы поспорить, что ориентируется в темноте лучше, чем Дэмьен при свете, но говорить ничего не стал. Ни к чему выдавать свои маленькие секреты. Он только смотрел, как Дэмьен идет к низкому столику, на котором стоит лампа, идет так, как ходит человек в знакомой до мельчайших деталей, но неосвещенной комнате.

Засветилась маленькая лампа, по стенам, завешенным темными от времени гобеленами, заплясали тени. В комнате, более похожей на кладовку, из обстановки имелись только два кресла рядом со столиком, и секретер, на котором лежали несколько пухлых томов.

— Садитесь, князь.

Сам Дэмьен садиться не спешил. Подойдя к секретеру, он позвонил в маленький колокольчик, стоявший на его крышке. Звон оказался таким тихим и мелодичным, что за стеной его едва ли было слышно. Тем не менее, через полминуты из-за одного из гобеленов вынырнул парнишка лет тринадцати, темноглазый, с прямыми русыми волосами, одетый не богато, но и не как слуга. Принц тихо сказал ему несколько слов, и он, кивнув, исчез. Дэмьен сел в кресло напротив Грэма.