Северный пес

Окраины Карата казались не самым подходящим местом для человека с княжеским титулом, но Грэм и не собирался вести жизнь, подобающую аристократу. Он не хотел ни роскоши, ни богатства, ни многочисленного общества, а хотел только, чтобы его не трогали. Во всяком случае, некоторое время.

В первый день прогулки по окраинам города результатов не принесли. Грэм, и не рассчитывающий на быстрый успех, а потому ни мало не огорчившийся, подумал, что неплохо будет назавтра заслать в разведку Мэнни и Сима — пусть наведут справки, все равно дома не сидят.

Вернувшись уже в сумерках, он обнаружил, что Брайан до сих пор не пришел из мастерской. Не было в доме так же и Лала с Симом и Мэнни, мальчишки втроем носились где-то с самого утра. Поколебавшись, Грэм все-таки прошел на кухню, чтобы спросить, не нужна ли помощь. Втайне он опасался, что найдет там и мать, и дочь, но на кухне была только лишь одна Анастейжия. На невысказанный вопрос Грэма она ответила, что Джем еще днем ушла к подруге, и скоро должна вернуться; после чего предложила посидеть с ней.

— Я весь день одна, — каким-то извиняющимся тоном произнесла она. — Скучать, конечно, не приходится, но и поговорить с кем-нибудь хочется…

Грэм безропотно опустился на предложенный стул у очага, заметил только, что собеседник из него все равно негодный.

— Я помню, — рассмеялась Анастейжия, водружая на стол корзину с яблоками, которую Грэм не успел перехватить. — Но все-таки, это не то же самое, что говорить с собой, верно?..

— Некоторые люди утверждают, — усмехнулся Грэм, — что разговаривать со мной — все равно, что со стеной. Так что разницы немного.

— Разница есть, — Анастейжия, вооружившись ножом, быстро чистила и резала яблоки, складывала их в миску, пересыпая сахаром. — Брайан сказал, что ты хочешь поселиться в пригороде Карата?

— На окраине. Да.

— А почему бы тебе не остаться у нас? Места хватит и для тебя, и для твоего мальчика. И все мы будем только рады.

Грэм промолчал. Эта милая женщина не понимает, что он всегда будет чувствовать себя лишним в ее доме. Да ей, легкой и веселой, как птице, и не нужно понимать.

— Лал скоро уплывет обратно в свое любимое море, — продолжала Анастейжия щебетать. — Брайан не показывает виду, но он очень переживает и скучает. А ты же для него, сам знаешь, всегда был как брат.

— Нет, Нэсти, я не могу. Я…

Не дослушав, она всплеснула руками, испуганно округлив глаза.

— Ох, я глупая! Ведь ты, наверное, захочешь жениться? Или, может быть, уже женат?..

Грэм невольно улыбнулся, и отнюдь не весело.

— Нет, я не женат. И… в общем, в ближайшее время жениться не собираюсь.

— И очень зря, — серьезно сказала Анастейжия. — В Карате много хороших девушек, и если ты…

Грэм жестом остановил ее.

— Посмотри на меня, Нэсти. Какой из меня жених?.. Одна хорошая девушка уже отвергла меня — и поделом, — а вторая… — он не договорил и отвернулся. Вспоминать о Джулии и о том, как она поступила с ним, скрыв рождение сына, все еще было выше его сил. — Мне нельзя жениться. Что я могу дать жене?.. Меня так потрепало за прошедшие годы, что я превратился в развалины. Я даже не знаю, ради чего мне жить… просто продолжаю по инерции, раз уж ни на что иное мне не хватает смелости.

Отложив в сторону нож и яблоки, Анастейжия вытерла руки о полотенце и тихо подошла к нему. Взъерошила волосы, как часто проделывала почти двадцать лет назад (тогда, будучи нелюдимым подростком, он негодующе выворачивался из-под ее рук, теперь же — не стал), потом притянула его голову к себе. Грэм, не сопротивляясь, обхватил ее за талию и закрыл глаза. О боги! Когда в последний раз он вот так покоился в объятиях у женщины, не жаждущей ласки в его постели?.. он не помнил. Обнимала ли его так мать? Если и да, то это было так давно…

— Ты все еще глуп, как мальчишка, — проговорила Анастейжия тихо. — Даже стал еще глупее, чем был. Говоришь, что не знаешь, ради чего тебе жить? А как же твой мальчик? Да, я помню, он не сын тебе, но разве это важно? Я видела, как он смотрит на тебя. Может быть, ты и не считаешь его сыном, но он-то любит тебя, как отца. А женщины… Никто еще не умер из-за того, что его отвергла какая-то женщина, Грэм.

— Да, — сказал Грэм. — И я тоже не умер. Потому что умер еще раньше. Нэсти, жизнь моя катится под откос, и я не знаю, как остановиться… Впрочем, прости. Нет ничего противнее, чем когда тебе плачутся в жилетку.

Он отпустил Анастейжию и медленно поднял голову, проклиная себя за минутную слабость. Что там говорил Роджер когда-то давно про патетические речи?.. Пожалуй, это у него получается лучше всего, особенно — в последнее время.

Надо с этим что-то делать, а то уже самому противно.

Едва успев так подумать, он поднял взгляд и встретился глазами со стоящей в дверях Джем. Безымянный, неужели она все слышала?.. Не хватало только нытья в присутствии этого ребенка. Грэм поспешно и неловко поднялся, не отрывая от нее глаз и не зная, что сказать.

— Мам, что ты собираешься делать с яблоками? — поинтересовалась Джем, одарив его мимолетной улыбкой и тут же повернувшись к матери.

* * *

В доме у друга Грэму провел около недели — быстрее не получилось найти подходящий домик для жилья. Он маялся от нетерпения и непонятной тоски, что-то тянуло душу, он сам не мог разобраться и понять, что именно и почему; и поэтому, дабы не надоедать постной физиономией семье Брайана, старался как можно меньше показываться в доме. Бродил по городу просто так, без цели, мог полдня просидеть на ступеньках какого-нибудь здания, безо всяких мыслей разглядывая проходящих мимо людей. Такой тоскливой апатии с ним никогда еще не случалось, и он не знал, как с ней бороться. Да, честно говоря, и охоты особой что-то менять не было.

Возвращаясь вечером под дружеский кров, Грэм отнюдь не обретал успокоение; вместо этого приходило странное возбуждение, скорее тоскливое, чем радостное — словно предчувствие чего-то дурного. Его встречали улыбками, и он в ответ тоже выдавливал из себя улыбку. И ловил на себе внимательные взгляды Брайана, которого провести было сложно… и Джем. Когда смешливая девчонка останавливала свой зеленый взгляд на Грэме, глаза ее замирали, становились серьезными и грустными. Всего на миг, но это дитя словно становилось старше, и Грэм чувствовал на себе вину за превращение. Ведь именно о нем задумывалась Джем в те моменты, когда взгляд ее темнел, подергиваясь грустью. Он старался как можно реже попадаться на ее пути. Он не хотел, чтобы ее радость тускнела, соприкасаясь с ним.