Северный свет

И тут блестящая карьера впервые омрачилась тенью. Брак оказался неудачным. Генри смутно припомнил рассказ Алисы о том, что через год жена Соммервила развелась с ним, несколько месяцев позировала для рекламных объявлений, восхваляющих средства для мытья волос и питательные кремы, чуть было не вышла замуж за австрийского барона и, наконец, стала редактором отдела мод в «Глобусе», где и подвизалась до сих пор с огромным успехом, благодаря чему Мигхилл, пользовавшийся услугами «светских красавиц», чтобы придать своей газете определенный шик, проникся к ней отеческой привязанностью.

Возбуждающее действие кофе кончилось, и Генри стал впадать в тупое оцепенение, так что, когда молодой секретарь появился вновь и с таинственным видом пригласил его в кабинет, он забыл проглотить две таблетки, которые обязательно собирался принять перед самым разговором.

Соммервил, одетый в свободный серый костюм с красным галстуком и темно-алой гвоздикой в петлице, сидел за столом и подписывал письма. Когда Пейдж вошел, он продолжал работать и целую минуту не поднимал головы от бумаг. Затем повернулся на вращающемся кресле, привстал и протянул руку. Владелец «Утренней газеты» был невысок, широкоплеч и выглядел старше своих сорока пяти лет. У него была короткая шея и апоплексический цвет лица, который еще больше подчеркивался галстуком, гвоздикой и маленькой, но очень заметной багровой родинкой под левым ухом. Налитые кровью глаза свидетельствовали о повышенном давлении; он держался, как очень занятый человек, не выносящий ни глупости, ни неопытности, ни вмешательства в свои дела. Снова опустившись на кресло, он закинул ногу на ногу, оперся на спинку и начал бесцеремонно разглядывать Пейджа.

Генри сел на предложенный ему стул рядом с антикварным письменным столом и подумал, что такой прием не обещает ничего хорошего. Соммервил, казалось, выжидал, чтобы Пейдж заговорил первым, а затем, словно почувствовав всю затруднительность его положения, сам начал беседу, переходя прямо к делу:

— Жаль, что вы не предупредили меня о своем приезде. Мы могли бы вместе позавтракать. Во всяком случае, разрешите поздравить вас — сражались вы блестяще. Одно время мне казалось, что вы нас побьете. Теперь же, насколько я понимаю, наши разногласия кончились.

— Не совсем. — Генри испытывал мучительную неловкость, ноги его дрожали, но, заговорив, он снова обрел мужество. — Прошло уже почти два года с тех пор. как вы купили «Хронику». Признаюсь, я отнесся к этому враждебно и был предубежден. Вы имели полное право конкурировать со мной, основав в Хедлстоне свою газету. Раз там нет места для нас обоих, жители города должны были выбрать, кому оставаться. Ну, и они выбрали… Я приехал, чтобы просить вас отнестись с уважением к их выбору.

Помолчав, Соммервил ответил:

— Симпатии публики непостоянны. Положение может измениться за одни сутки. «Хронику» все еще раскупают, и мы намерены ее продавать.

— Нет, — покачал головой Генри. — Будем говорить прямо. Вы попытались заставить меня отказаться от газеты и потерпели неудачу. Ради всего святого, оставьте теперь «Северный свет» в покое!

— Я не вполне вас понимаю, — сказал Соммервил резко. — После всех трудов, какие мы затратили на Хедлстон, вы просите нас убраться восвояси, поджав хвост?

— Я прошу вас не публиковать определенный материал.

— Не публиковать материал! Мой дорогой сэр, вы меня изумляете. Наш первый принцип, наш моральный долг — никогда ничего не утаивать от читателей.

— Но ведь материал этот не представляет общественного интереса. Дело касается только меня и моей семьи.

— Мне, собственно, дорогой сэр, ничего не известно. Я даже не совсем понимаю, о чем вы говорите. С другой стороны, в Хедлстоне все, что касается вас, несомненно представляет общественный интерес. Я полагаю, что мой тамошний редактор придерживается именно этой точки зрения.

Генри почувствовал, как у него пересыхают губы.

— Речь идет о давно забытой истории, извлечь ее на свет сейчас — значит только причинить страдания многим ни в чем не повинным людям.

— О господи! — сказал Соммервил с неожиданной грубостью. — Ну что вы такое мелете? Мы живем в середине двадцатого столетия. На щепетильности теперь далеко не уедешь. В нашем деле всегда кто-то кому-то набивает шишки. Не могу же я лично просматривать каждое слово, которое попадает в «Хронику». Я вполне полагаюсь на моего редактора и предоставляю ему самому решать подобные дела.

Пейдж не смог скрыть овладевшего им чувства горечи:

— А он, разумеется, собирается предать гласности эту историю, исходя из самых высоконравственных побуждений.

Соммервил раздраженно дернулся и нетерпеливо взглянул на часы, словно собираясь положить конец разговору.

— Мой дорогой сэр, — сказал он, — с какой стати вы являетесь сюда и начинаете хныкать? Все это не имеет ко мне ровно никакого отношения. Я дал моим служащим в Хедлстоне указание вести газету по их собственному усмотрению и не могу отменять их решений. Ведь совершенно очевидно, что этот материал представляет только местный интерес и вопрос о нем решается местными работниками. А меня, как вы понимаете, это не касается, и я ничего об этом не знаю.

Он просто-напросто умыл руки. Пейдж понял, что, несмотря на свою полную беспринципность, Соммервил не снисходил до того, чтобы лично копаться в грязи, а предоставлял другим делать это за себя. Пейджа захлестнул темный бешеный гнев. Он спросил с решимостью, от которой нельзя было отмахнуться:

— Зачем вам нужен «Северный свет»?

Соммервил уже принялся было приводить в порядок бумаги на столе, но тут сразу поднял голову, заподозрив, что вопрос задан неспроста. Неужели этот ничтожный провинциал догадался, какую борьбу ему приходится вести… догадался о неудержимо возрастающих расходах, о лезущей вверх кривой выплат, о деятельности мощных концернов, которые только и думают, как бы с ним покончить? Джохем и Мигхилл собираются слиться… монополия… Флит-стрит уже столько месяцев посмеивается над его неудачной попыткой поглотить «Свет», «Аргус» приносит убытки. «Городские новости» при последнем издыхании… надо расширяться или идти ко дну. Настороженно вглядываясь в Пейджа, он ответил:

— По очень простой причине — мне надо увеличить сбыт.

— Но он и так очень велик. «Утренняя газета» расходится тиражом по меньшей мере в миллион экземпляров.

— При современной конкуренции не идти вперед значит пятиться назад.

— Под «идти вперед» вы подразумеваете увеличение тиража «Газеты» или ее двойника «Хроники»? — Пейдж, забыв о всякой осторожности и твердо решив высказать все, что думал, с трудом перевел дыхание. — В последнем номере «Обозревателя» была помещена статья о состоянии нашей прессы. Вы видели ее?

— «Обозреватель» — превосходный журнал, я его редко читаю.

— Это подробный и беспристрастный обзор. И его выводы доказывают, что наши газеты, сохраняющие свои принципиальные позиции, старающиеся развивать читателей, вытесняются низкопробными листками… газетами, цель которых — не служение обществу, а получение самой высокой прибыли, газетами, неразборчивее, глупее, вреднее, пошлее которых не сыщешь в целом свете.

Соммервил, сохраняя невозмутимость, чуть улыбнулся.

— Измышления клеветников. Очень жаль — в конце концов мы стремимся только угодить массам… создать для них… как бы это выразить… атмосферу успокоения.