Шальная мельница
Шрифт:
Отчаянно завизжала я, на грани рыданий, чувствуя его прикосновения как ожоги. Брыкаюсь изо всех сил. Еще миг - и удается вырвать руку из плена. Тотчас вцепилась ногтями в лицо, желая если не выдавить глаза, то содрать заживо кожу. Завизжал, завопил мерзавец, еще немного - и впилась зубами ему в ухо. Выдраться, выбраться из-под него, поднимаясь на колени, а затем и вовсе выравниваясь на ногах. Не отстает и он: словно медведь, пытается вытянуться во весь рост, но успеваю вовремя - наскочить на ублюдка и резвым ударом в пах вывести из равновесия животное.
Бросаюсь наутек. Куда глаза глядят, да так, что только сердце колотится в
***
С шальным взглядом, растрепанная, разорванная, вбежала я на кухню. Обмерла Адель, всматриваясь на меня.
– Что случилось?
– Беату, срочно...
– Что случилось, Анна?
– не слушается. Шаги ближе, пытается дотронуться до меня, но грубо отбиваю ее руку в сторону. Дерзко, мерно чеканю слова.
– Беату срочно!
***
Закрылись мы в коморке. Я, Беата и... Хельмут.
Сижу на полу, нервно потираю руками лицо, качаясь взад-вперед. Шепчу:
– Конец, это - конец всему. Теперь уже точно... нет пути обратно.
– И что... сильно поцарапала?
Обмерла я, растерянный взгляд на Доктора.
– А что?
Нервно сглотнул слюну.
– Если не афишировать, можно попробовать надавить, сыграть на страхе разоблачения перед Орденом.
– Хельмут, будто она первая такая? Адель спроси. Он сама только что сказала, что на ее памяти - уже трое.
Обмерла я. Ошарашенный взгляд на Беату. Не реагирует девушка. Ведет свою речь дальше:
– Не знаю, почему они терпят его. Хотя... чего... не знаю? И дураку ясно: только при нем Цинтен такие доходы стал приносить в казну Ордена, что можно глаза закрыть на всё. Когда есть веская подпитка, всё можно оправдать и проигнорировать. Не говоря уже о "глупых шалостях" с такими кнехтами[14] - Кнехт– с нем. слуга, крепостные в средневековой Германии, как мы.
Тягучая тишина пролегла между нами, отчего еще больше стало не по себе.
Шумный, глубокий вздох Хельмута - и вдруг, хлопнув обреченно ладонями по коленям, резко встал. Взгляд около, на меня, а затем Беате в очи.
– Забирай ее, да так, чтобы Адель видела. Уведи за город и возвращайся обратно. А ты Анна, пойди в дом на окраине, там отшельник живет, старик. Он уже давно от мира сего, потому его и боятся. А, тем более, что захворал неслабо. Болячка незаразная, но людям не втолкуешь. Ступай туда, а я через пару часов приду, якобы навестить его. Дождись - и я помогу.
– И куда ей?
– отчаянно рявкнула Знахарка.
– Куда-куда? Куда надо. Хватит болтать, собирайтесь. И помните, сейчас за вами все следят. Лишнее слово или действие - и уже больше не спасти.
***
Это ожидание было сродно пыткам. Любой шорох во дворе, или от того же старика, в чьем доме я сейчас пряталась (не говоря уже об сводящем с ума затяжном кашле, за которым ничего не было слышно, что твориться извне) - всё доводило меня не просто до бешенства, а до откровенной истерики, паники и ужаса.
Забиться в самый тесный угол, поджать под себя ноги - и ждать. Ждать своего приговора. Совсем как тогда, когда... после всего случившегося с Ярцевым, после его жуткой "пирушки", я забилась в угол и ждала Аню. Ждала... до победного. Пока не позвонили из милиции...
***
Несмелый
стук, скрип - и наконец-то дрогнуло дверное полотно, в дом вошел Хельмут. Немного секунд, чтобы совладать с собой, успокоиться, принять, осознать увиденное - и тут же кинулась к нему.– Вот, держи, - протянул мне какую-то темную мантию.
– Одевайся, заколи волосы, как это умеешь, спрячь под капюшон. Выдашь себя за странствующего монаха. Отправляйся прямиком на Бальгу. Но никому не говори кто ты, откуда и кого ищешь. Старайся молчать.
– Бальгу? Вы не шутите?
– А что ты еще хочешь, Анна? После всего... не сыскать тебе больше нигде покоя. Одна только надежда теперь у всех нас - на Генриха. Проси, чтоб приютил, чтоб вступился. Только не вздумай ему сразу выдать всё, как есть, всё, что здесь произошло. Он хоть и широких взглядов, и хорошо к нам, к тебе отнесся, но, все же, он, - прежде всего, риттербрюдер, и солидарность потребует от него выбрать сторону собрата. Будь предельно осторожна, и при малейшей угрозе - беги, не глядя. Вот, держи, - протянул мне небольшую вязанку.
– Там Беата передала тебе некоторые снадобья. Никогда не стесняйся своего дара целителя и тех знаний, что сидят в твоей голове, но будь аккуратна с теми, кто за всем этим наблюдает. С дороги не сворачивай, а лучше повозку какую останови да попроси подвезти. Уйдешь с рассветом, тогда меньше всего шансов встретится лицом к лицу с разбойниками.
(похолодело всё внутри)
– Будет возможность, как уляжется всё, проведаем тебя. А сама, - закачал головой, болезненно скривившись, - не стоит рисковать. Бог с тобой, Анна. Бой с тобой, - вдруг шаг ближе и крепко обнял, прижал к сердцу. Поцелуй в макушку и замер, не дыша.
– Береги себя, - несмело продолжил.
– Молю, береги... и не безумствуй. Всё это время ты была мне как дочь, и я благодарен судьбе за это. Благодарен за всё... Но позволь, чтобы это счастье было как можно дольше.
Глава 9. Сделка
***
Едва небо залилось багровыми красками, как я, облаченная в темно-коричневую монашескую рясу, подпоясанную прочным шнурком, в сандалиях на босу ногу и торбой за плечами, пошагала прочь... из "отчего дома". В очередной раз - вынужденный побег. Словно земля... отвергает меня, изгоняя как жуткую болячку.
Обреченный, печальный взгляд издалека на Цинтен - и пошагала прочь в указанном (еще ночью Хельмутом) направлении.
И снова Бальга. И снова этот мой странный, и одновременно, жуткий приют.
Что меня там ждет? И кто?
Генрих? А хватит ли его понимания, доброты и заботы, чтобы перебороть гнев далекого Фон-Неймана и такого близкого Хорста? А ведь меня последний не меньше как Беату ненавидит и боится. Не меньше, если уже не больше...
Ведьма. Для него я - тоже ведьма. Однако Хельмут считает, что это - единственный мой вариант на толковое спасение, под крылом могучей защиты служителя добродетели, а не под игривой пеленой злодейки-судьбы. Куда бы не сбежала, и как бы не попыталась затеряться в неизвестности, "молва, как вода, лазейку всегда найдет. Найдет да просочится, как бы не силились глупые люди сему помешать".