Шальная мельница
Шрифт:
— А лет-то тебе… сколько?
Взгляд на нее из-под ресниц.
Пожала плечами Девочка.
— Той зимой, вроде как, четырнадцать исполнилось. Мама говорила, что я на Рождество родилась.
Киваю головой:
— Ясно, — немного помедлив. — А когда ушла, сколько было?
— Три весны тебя не было.
(похолодело внутри; ежусь, скручиваюсь, сжимаюсь невольно, прячась от боли)
Но еще мгновения тишины — и храбро продолжаю бой.
— Родители? Что с ними…?
Поджала губы девчушка. Поморщилась от воспоминаний…
— Отец давно умер, мы еще очень маленькие были, даже не запомнили,
Немного помолчав, осмеливается на взор из-подо лба:
— Что… совсем-совсем ничего не помнишь?
Глаза в глаза. Шумный вздох.
Качаю отрицательно головой.
— Ничего. Словно я из другого прошлого. Не такого, о котором ты говоришь, ни ты, ни другие мои нынешние знакомые. Не такого… Для меня всё вокруг, — взгляд около, — кажется каким-то диким, чужим. Все эти… повозки, мельницы, хлева, камины, свечи — словно…
Запнулась, осеклась я, понимая куда веду. И хотелось бы ей всё рассказать. Очень бы хотелось, однако… боюсь сглупить. Не готова еще… ни она, ни я. Слишком опасно и опрометчиво.
— Да неважно, — рявкнула я, да так, что излишне громко вышло. Кисло, наигранно усмехнулась. — Главное, что я, все-таки, нашла тебя… и теперь мы будем вместе.
Засветилась от радости Девочка. Пристально, взмолившись, уставилась мне в очи, словно выискивая там подтверждения. Щеки вмиг залились румянцем.
— И ты не бросишь меня, больше никогда?
Мотаю головой, ответ как святую истину твердя:
— Ни за что на свете.
Бежать, ехать — просто… некуда. А потому, скрепя сердцем, принять зло и негодование тетки, и молчаливо, нагло приютиться в ее доме. С каждым днем всё меньше презрения с ее стороны, всё больше примирения и свыкания…
Что касательно слухов, то они сюда особо и не дошли: пропала, да и пропала, на том и вся история.
Снова податься в лекари, снова окунуться в этот чан самоотречения и порицания — не решилась. Уж извольте. Хватит с меня платы злом за добро. Добро, творенное на грани человеческих сил и возможностей. Хватит.
И по хозяйству работы хватало: то на кухне, то в хлеве, то в огороде. А там и в поле с теткой приходилось выходить, замещая Нани.
Вовсю правила осень…. а значит — дел невпроворот. Близится холодная зима, и что она принесет — только одному Богу известно…
Заготовить дров впрок, засушить ягоды, фрукты, грибы, немного трав (на случай элементарных болезней — спасибо Беате за науку). Заготовить сено, утеплить дом. Жизнь крутилась, вертелась, словно бешенное чертовое колесо, погоняя нас, бестолковых грызунов, решетя души и истязая плоть тяжелым, надрывным трудом и язвительной проголодью.
… но это были мелочи, шелуха, ведь по-настоящему жуткое… творилось на сердце. Вопросы, ответы на которые даже не стоит ждать, но и без которых существовать невыносимо: жив ли еще, жив? Или… уже всё… тщетно?
— Не знаю, что ты там натворила и не хочу знать. Так что иди разбирайся сама! —
гаркнула внезапно мне в спину Тетка, отчего я невольно вздрогнула и чуть не разлила из корыта кашу. Вылить остатки из ведра и поравняться на ногах. Взгляд на женщину.— Вы о чем?
— О том, что гости у нас. И совсем непрошенные…
…
Ушам своим не смогла поверить, когда незнакомый мужчина (небедно одетый, хотя и без всяких знаков отличия Ордена) стал рассказывать с чем приехал. И это-то… после такой затяжной тишины, молчания, безучастия… Почти год прошел. Никто нигде не искал, не касался моего отсутствия (там), ни моего присутствия (здесь), а тут — на тебе… Однако, вместо гонения, презрения и настороженности, какая-то печаль, мольба, провинность звучала в голосе Посланца. Внутри всё враз затрепетало, едва услышала такие милые сердцу слова: "округ Бальги", "Цинтен"… Однако, увы, отнюдь не Генрих сию весточку направил. Отнюдь не он.
Очередное деловое предложение. Очередная попытка купить мою душу маслеными обещаниями и уговорами, пылкими сказками.
Бауэр Фон-Нейман… неизлечимо болен. И даже "всемогущий" Хельмут и "коварная" Беата не в силах помочь. Изменить, исправить его участь. Единственная надежда — на необычайный дар… такой же необычайной "Целительницы", "Лекаря", "Знахарки"… Анны, которая в присутствии уже многих людей являла "чудо животворящее": возвращая беспросветно больных, представленных к смерти людей, к полноценной жизни".
— Это какая-то забава? Шутка? Или… инквизиция нынче стала действовать тонко и тайно?
Поморщился, нахмурился мужчина от моих слов.
— Побойтесь Бога, какая инквизиция? Я, как представитель Ордена, предлагаю вам заключить договор, причем на Ваших же условиях: Вы излечиваете риттербрюдера Бауэра — а мы хорошо Вам за это платим. Не обидим. Или что…, - взгляд около (отчего и я ему вторю), — Вы живете в полном достатке и подобные глупости больше не занимают Вас?
Взгляд на Нани — казалось, та готова была сейчас взорваться от счастья; на Тетку — окаменевшая, дико таращила глаза и, чудилось, будто уже не дышит.
Глубокий вдох, и вновь глаза в глаза со своим супротивником.
Нервно прожевать эмоции.
— А если я не справлюсь? Не в моих будет силах? Или… опоздаю? Путь-то… неблизкий.
Закивал живо, лихорадочно головой.
— Оплатим дорогу и все Ваши усердия. В случае успеха — отличные премиальные. Так что, не обидим при любом исходе.
— А защита? Кто мне гарантирует защиту от нападок… некоторых людей? Лживых обвинений?
— Орден, — уверенный, твердый кивок головой. — Полностью положитесь на нас. А не достаточно моего слова, члена конвента Бальги, как и… остальных риттербрюдеров, фон Неймана и фон Менделя, то обязательство Командора, Рихтенберга.
Тотчас кольнуло в груди. Запнулась. Боль вмиг пронзительной стрелой ворвалась в сердце, отчего откровенно поморщилась я.
— Фон-Менделя? — несмело, сухо шепчу.
— Да, — лицо незнакомца просияло, — брата-рыцаря фон Менделя. Поговаривают, вы когда-то хорошо ладили между собой. Да и… конечно, великое исцеление его — полностью Ваша заслуга. Увы, отблагодарить Орден в полной мере не смог.
Качаю головой.
— Нет, не стоит. Дело было не в оплате.
Загадочно ухмыльнулся тот, но смолчал (не прокомментировал).