Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов

— Это Пит всю работу делает. А ты по соседству кофеек попиваешь да в бане валяешься, болтаешь с другими…

Она хотела сказать: «торгашами».

— Договаривай, — сказал он.

— Что «договаривай»?

— Не знаю. — Он зашел в кухню. — Хотела же какую–то гадость выдать.

— Ты не можешь отличить хорошего человека от плохого, — сказала она. — Я где–то читала, что главная польза от высшего образования в том, чтобы научиться видеть хороших людей. Плохо, что у тебя нет высшего образования.

— Я знаю, кто хороший человек, а кто нет. Вот Пит — хороший, а ты его ни в грош не ставишь. Олсен хороший. А Чик Боннер — просто осел.

Роджер вышел из кухни.

— Ты не заслужил этот магазин, — бросила Вирджиния ему вслед. — Зря я так старалась, чтобы он у тебя был.

Помолчав, он ответил:

— Теперь уже поздно.

— Знаю.

— Чего ты хочешь? — спросил он. — Благодарности?

И пошел в другую комнату.

— Да просто чтобы ты хоть как–нибудь пристойно ответил, — сказала она. — Разумно, здраво.

— Господи! — закричал он. — Не собираюсь я пускать этого типа к себе в магазин. Магазин мой, и не нужен мне никакой партнер. Лиз права.

— Интересно, — с горечью произнесла Вирджиния. — Ее мнение для тебя, значит, важнее моего. С чего это вдруг?

— Потому что она права.

— Только поэтому? Знаешь, я, наконец, поняла, кого мне напоминает Лиз. В больших супермаркетах, куда мы ходим по субботам, стоит в проходе толстенькая веселушка с подносом крекеров и каким–нибудь новым сортом сыра — в желтой форме с поясом, знаешь, да? И когда идешь мимо с тележкой, выкрикивает веселеньким таким, жизнерадостным голоском: «Голубчик, угощайтесь, попробуйте наш новый плавленый сыр чеддер с беконом компании «Крафт», или что еще там они предлагают.

— Пойду–ка я лучше поработаю, — сказал Роджер.

— Постой. — Вирджинии не хотелось, чтобы он уходил. — Извини. Я не то сказала. — И тут же не удержалась и спросила: — Что ты в ней такого нашел? Чем она тебя покорила? Женскими прелестями своими отвратными? Интересно было бы узнать. Скажи.

— Иди к черту, — сказал он.

— И еще я не понимаю, — не удержалась она, — каким образом с этой бабой мог связаться такой человек, как Чик Боннер.

Входная дверь закрылась. Вирджиния тут же вскочила и побежала к выходу. Ну вот, высказалась, пробормотала она и открыла дверь. Роджер, сгорбившись, стоял на крыльце, засунув руки в карманы.

— Прости, — сказала она, подошла к нему и обняла. — Не уходи в магазин. Я больше ничего не буду говорить. Давай что–нибудь придумаем — погуляем, в каком–нибудь клубе посидим. Музыку послушаем.

— Нет, — отказался он. — Я устал. — Но все–таки вернулся вместе с ней в дом. — Не хочу сейчас об этом говорить.

— Может, это я из–за того, что по Греггу скучаю, — сказала она.

— А эти твои танцы что, не помогают?

Она снова почувствовала прилив гнева. Но промолчала. К злости примешивался страх. Что–то я не понимаю, подумала она. Что это? Что происходит?

Может, он что–то скрывает от меня.

И тут ей пришла в голову мысль: «А может, он уже готов влюбиться в нее?»

Но она же такая дура. Как ее еще назвать? Круглая дура.

Комедиантка. В шляпе с обвисшими полями и трезубцем — или что там носили шуты? Крошка Лиз Боннер, от нее все со смеху покатываются.

Но — она вспомнила небьющуюся пластинку фирмы «Декка», «Пузатого Тубу» [166] в исполнении Дэнни Кея, которую бережно хранил Грегг, — в конце концов, потешный музыкальный инструмент одержал победу.

На следующий вечер, в среду, придя домой, Роджер сказал:

— Я только поесть успею, и снова надо будет вернуться на работу.

— Хорошо.

Вирджиния ждала этого.

За ужином он почти ничего не ел.

— Неприятности? — спросила она, и ей хотелось, чтобы он что–нибудь сказал, поделился. — Давай я с тобой пойду. Может, помогу чем. Или просто компанию составлю.

166

…она вспомнила небьющуюся пластинку фирмы «Декка», «Пузатого Тубу»… — В 1941 г., после исполнения музыкальной пьесы Пола Трипа (Paul Trip) и Джорджа Клейсинджера (George Kleinsinger), Трип и Клейсинджер поблагодарили музыкантов, в том числе исполнявшего партию тубы, который сказал: «Знаете, тубы тоже умеют петь». В тот же вечер Пол Трип написал историю о том, как туба находит свою мелодию, а позже вместе с Джорджем Клейсинджером они переложили эту историю на музыку. После окончания Второй мировой войны музыкальная история «Тубы Табби» («Пузатого Тубы») стала всемирным хитом. В 1947 г. был снят мультфильм «Туба Табби» — рассказ о тубе в оркестре, инструменте, который хотел играть «мелодию», а не просто «умпс–ин» далеко на заднем плане. С помощью гениальной лягушки Табби учится мелодии и потом сам учит этой мелодии весь оркестр.

— Спасибо, не надо, — отказался Роджер.

— Какая–нибудь тяжелая работа?

— Да, кое–что. Несколько коробок перекидать надо. Перенести телевизоры наверх.

— Ты там осторожнее.

Надев пальто, он с ключом от машины в руке направился к выходу. Что–то показалось Вирджинии странным, когда он проходил мимо. От него необычно хорошо пахло. Остановив его, она потянулась к нему.

— Что такое? — сказал он, отступив.

Запах лосьона после бритья, поняла она. Значит, побрился.

— Может, к будущим клиентам заехать придется, — объяснил он. — Сегодня парочка в магазин заходила, оставили свои координаты. Может, завезу им телевизор.

— А, — сказала она.

Он, бывало, так поступал. Ну, конечно, это возможно.

— Значит, когда я позвоню в магазин, тебя там может не оказаться.

— Нуда.

— Можно я буду называть тебя «Малыш Пикколо»?

Он насторожился.

— Что это такое? С чего это?

— Это друг Пузатого Тубы, — сказала она. — С пластинки.

Некоторое время он раздумывал над тем, что она сказала, потом понял и очень выразительно посмотрел на нее. Трудно было догадаться, что именно выражает его лицо. Но она знала, что он чувствует.

— А иди ты! — сказал он. — Иди к черту!

Повернувшись к ней спиной, он пошел по дорожке к машине.

Не нужно было этого говорить, подумала она. Зачем я это сказала? Что со мной происходит?

Всю дорогу, до самого магазина, у Роджера тряслись руки, поток машин расплывался в глазах. Он доехал на автопилоте, припарковался на свободном месте и пошел по тротуару к погруженному в темноту закрытому магазину.

«Уйду от нее, — решил он. — Не вернусь больше к ней».

Он открыл дверь, вошел и заперся изнутри, оставив ключ в замке.

— Господи, — вздохнул он.

Голова была готова лопнуть, изнутри страшно давило. Он спустился в туалет, ополоснул лицо холодной водой.

Учуяла, значит, лосьон после бритья, черт бы его побрал. Это было даже немного забавно.

«Что же делать? — думал он. — Сейчас все прекратить, пока она не заметила что–нибудь еще? Что–нибудь, от чего уже не отвертишься».