Шаровая молния
Шрифт:
Институт он, разумеется, не окончил, а вот не только в прорабы – в гендиректоры выбился. И понятно, благодаря умению хитрить, ловчить, мошенничать. Еще в тот год, когда они впервые встретились в Геленджике, Петр без стеснения хвастался: «Посредники тоннами привозят мне виноград, фрукты, за которые я, точнее, винзавод, платим по сорок копеек за килограмм, а оприходую по восемьдесят, а иногда и по рублю. Вот такой барыш. Купил квартиру, машину и на девочек хватает…» Теперь, наверное, миллионером стал. А аппетит не уменьшился. Как Людмиле удалось выжать из него пять миллионов? Только ее обаятельностью, красотой,
Но ехать к «школьному другу», видеть его не хотелось. И одиночество тут же тисками стало сжимать горло. Он попытался читать остросюжетный роман Сидни Шелдона «Если наступит завтра», который взял в местной библиотеке, но смысл прочитанного не улавливал и отложил книгу. Мысли вернулись к Лане. Что ее ждет в Ижевске? Друзей, помощников у нее там немало, но немало и врагов. Нападение киллеров на дороге явное тому подтверждение. И хотя киллеры были уничтожены, как утверждала Лана и писали газеты, у погибших, несомненно, остались друзья, единомышленники.
Он боялся за Лану. И только теперь осознал, как она ему дорога. Жизнь без нее казалась бессмысленной.
Он ходил по комнате взад-вперед, пока не пришла мысль прогуляться по набережной, зайти в портовый ресторан, где вкусно готовили блюда из только что пойманной рыбы.
Погода стояла по-июньски безоблачная, знойная. От раскаленного асфальта, излучающего неприятный запах и обжигающего сквозь подошвы туфель, хотелось вернуться в дом или укрыться под кронами растущих по обочине ветвистых платанов, белой акации, каштанов. Но он не вернулся. Минут через десять акклиматизировался и уже не обращал внимания на нещадное солнце, на вонючий асфальт. Направился было к городскому пляжу, но, увидев издали обнаженные женские тела, повернул обратно. Новые знакомства, которых на пляже при всем желании не избежать, ему не нужны.
У пирса, сверкая эмалью, стояло несколько новых катеров. От моря веяло приятной прохладой. Понаблюдав за кораблями и сновавшими на них матросами, Геннадий направился к покачивающемуся на волнах судну, которое местные коммерсанты превратили в плавучий ресторан.
За столиками, привинченными к полу, сидело всего две пары матросов. Геннадий сел за свободный стол в отдалении, полистал меню и заказал сто пятьдесят водки и жареной ставриды. Хотелось хоть немного забыться и отогнать невеселые, тревожные мысли о Лане.
Матросы сидели за соседними столиками и о чем-то сердито спорили. Все четверо были в изрядном подпитии и не стеснялись в выражениях. Официант попытался успокоить их, но, судя по реакции, был послан к… Спор разгорался, пока один из матросов не схватил вилку (закругленное лезвие ножа его, видимо, не устроило) и не рванулся к соседям. Завязалась потасовка. Разнять дерущихся поспешили повара и официантки, матросы стали избивать и их. Геннадий не выдержал, вступился за работников ресторана. Вырвал у верзилы вилку и, получив от него удар в плечо – сумел увернуться, – врезал зачинщику кулаком в лицо. Брызнувшая из носа кровь несколько остудила пыл драчуна, но лишь на минуту; смахнув ладонью сгусток, он снова ринулся на Геннадия.
Вовремя подоспела вызванная кем-то милиция. Матросов и Геннадия забрали в местное
отделение. Молодой, не по годам упитанный майор, не вникая в подробности, приказал всех драчунов отправить в СИЗО. На возражения Геннадия и вовсе отреагировал озлобленно:– А этому добавить еще пять суток.
В следственном изоляторе тоже никто не спешил разбираться с задержанными. У Геннадия отобрали мобильный телефон, и он не мог позвонить ни Лане, ни Андреасу, ни Петру, который, имея обширные связи в силовых структурах, мог бы выручить «школьного друга».
Лишь на другой день начальник СИЗО майор Крюченков, проверив документы Геннадия и выслушав его и матросов объяснения, отпустил Геннадия. Он тут же позвонил Лане. Она сообщила, что долетела хорошо, ее встретил Лаптев с Галей, и отдыхает с дороги.
– Завтра займусь делами, – пообещала она.
Он несколько успокоился.
А вот Андреас и его супруга выразили квартиранту неудовольствие:
– Пропал, и мы не знали, что думать. Ныне вон какое время, люди исчезают ни за понюшку табака.
– Извините, так нежданно-негаданно получилось. – И Геннадий вынужден был рассказать о своих злоключениях.
Не успел объясниться с ними, как позвонил Долгоруков. Тоже с упреком, с претензиями: почему Людмила укатила, не предупредив его? Накануне-де договорились о круизе в Гагры, а оттуда он доставил бы ее домой – а она умотала. Геннадий придумал, что ей позвонили с работы и срочно просили приехать; она звонила ему, но мобильник ответил: абонент временно недоступен.
Петр сказал, что вечером заедет – надо поговорить.
Геннадий опасался, что Петр вернется к сделке с коттеджем, и настроился отстаивать прежний договор, поскольку главная владелица улетела за кредитом. Но Петра, оказалось, волновала другая, «сердечная» болячка: он якобы договорился с Людмилой о женитьбе на ней и готовился подать на развод со своей мымрой, с которой фактически не живет более года, а Людмила сбежала, и он никак не может связаться с ней.
– Она мне о своих сердечных делах не рассказывала, – ответил Геннадий. – И после отъезда не звонила. Да и зачем тебе такая молодая и красивая? Не боишься, что будет наставлять тебе рога?
– Не боюсь, – самоуверенно заявил Петр. – Что касается моих мужских достоинств, то ни одна женщина не оставалась неудовлетворенной.
– Это пока мы молоды. А после сорока, по наблюдению медиков, мужская потенция резко идет вниз, особенно у тех, кто злоупотребляет.
– Что ты киваешь на мой живот? Намекаешь на тот анекдот: живот растет, а кончик сохнет? Это не про меня. У меня он всегда в боевой готовности. Я чувствую себя юношей. И без укрепляющих мужскую силу препаратов, которых ныне в избытке.
– Дело твое. Но Людмилу в жены я бы тебе не советовал: врач, красавица, избалованная мужчинами.
– Ты же женился на ее сестре. А они – как близняшки.
– Лана старше на пять лет, и прожила более трудную жизнь. Серьезная, ответственная женщина, руководившая большим производственным концерном.
– А теперь?
– Теперь предпочла семейный очаг, хочет заняться воспитанием детей.
– Сколько у вас?
– В плане четверо. Когда можно перебраться в свою обитель? – не без тревоги спросил Геннадий, предполагая, что Петр и приехал по этому поводу.