Шемяка

Договорить не успел, появился городской войт и маршалок Петрыка, наместник Свидригайло в Смоленске со своими людьми.

— Княже! — затараторил он, часто кланяясь на западный манер. — Не сомневайся, дознание проведем как положено. Наша вина, разбаловались людишки...

Русские бояре встретили Петрыку мрачными взглядами, чувствовалось, что между ними нет согласия.

— Дознание? — я ухватил его за пояс и притянул к себе. — Дознание, говоришь?

Ближники лязгнули мечами, свита маршалка и войта отпрянула, но потом тоже положила руки на сабли.

— Княже... — примиряюще забубнил войт. — Мы все решим, слово даю. Мы здесь на то и поставлены...

— А не вы ли с Петрусем литвином шашни водили? — Вяземский обличающе ткнул пальцем в Петрыку и войта. — Его человечек стрелу в князя пустил! Не лги, пес!!!

Бояре обличающе загомонили.

— Да что вы мелете?! — взвился Петрыка. — Я со всеми шашни вожу, ибо положено мне...

Я с трудом сдержался, чтобы не свернуть шею маршалку, хотя от него прямо несло предательством. Все дело в том, что хренов Свидригайло, так и не отдал мне Полоцк и Смоленск. Пообещал, сука, а потом начал резко сдавать назад. Риторика сменилась от «отдам» до «отдам после того, как Сигизмунда победим». Видимо почувствовал неладное, говорил же отец, что тот по-звериному чует опасность. А приехал я в Смоленск, как его посланник, проследить за тем, чтобы город выделил свой контингент на предстоящий поход. Впрочем, статус личного посланника дает мне право вершить правосудие от имени Свидригайлы. Если все замаскировать под выявление предательского заговора, можно очень качественно очистить город от литовской партии. Но, черт побери, я пока очень слабо представляю политическую расстановку. Татищев однозначно из русской стороны, а остальные?

Подумал и отпустил маршалка, решив сначала провентилировать обстановку.

— Вечером доложишь по дознанию...

— Как прикажешь, княже, как прикажешь... — зачастил Петрыка, зло стрельнув на меня глазами. — Все в лучшем виде устроим...

— Иди...

На постой стал специально на городском дворе Вяземского.

— Ты же наш, княже... — за обедом тот сокрушенно вздохнул. — Ить князя Юрия Святославовича, внук. Не пора ли вернуть все взад...

— А тебе зачем это? — нарочито грубо поинтересовался я. Хотя сам прекрасно понимал, что князь рвет банк, в надежде возвыситься. Так-то он кто? Удельный князек, ни власти, ни особого богатства — рулит Вязьмой, во всем вынужден подчинятся. А если сесть на Смоленск, хотя бы князем-наместником от меня — все резко меняется.

— Дык, нету жизни уже от кафоликов, притесняют православных... — начал тот. — Люди ждут, когда их ослобонят.

Я его оборвал.

— Ты понимаешь, что будет если мы сейчас возьмем город под себя? Свидригайло против Сигизмунда стоит, а ежели не выстоит?

Вяземский стрельнул на меня глазами.

— А я слышал, что вы с великим князем Василием раздор по-братски уладили и крест целовали? Нешто бросит нас? А ежели с Полоцком объединимся? Там свои люди есть.

— Не бросит, — сухо бросил я. — Но пока рано. А теперь рассказывай, кто в городе за нас, а кто против...

— Дык, Алексиевичи, Амбросовы, Бесищевы и Юрьевы и Бабоедовы, верно глаголю. Да я сам всю свою Вязьму под копье поставлю!

Вяземский дал полный расклад, выходило, что верных людей хватало, в том числе и в городской верхушке.

В голове постепенно сложился план, как одним махом выбить из Смоленска сторонников литвинской партии. Не для того, чтобы сейчас подмять город под себя, а на будущее.

Забрать под себя что Полоцк, что Смоленск сейчас не составляет никакого труда — население и большая часть боярства, которым литвины надоели хуже редьки, приняло меня как родного. Но в стратегическом плане ослаблять Свидригайло перед решающей схваткой с Сигизмундом уж вовсе глупо. Опять же, Василю в Москве сейчас совсем не с руки сюда соваться — своих важных хлопот хватает. Вот разберемся с Жигимонтом и поляками — тогда посмотрим. А сейчас надо заразу с корнем выкорчевывать.

Для того, чтобы отдать нужные распоряжения ушло немного времени. Вечером приперся маршалок с присными для доклада:

— Оного Никитку подрядил Высогода, купчина польский, стоял в Борисоглебской слободе, но не успели, ушел уже... — уверенно бубнил маршалок. — Но не сомневайся, догоним, послали уже людей...

— Обязательно догоним! — вторил войт.

— Догоните? Ну что же... — я кивнул и глянул на Вакулу.

В тот же момент ближники налетели на сопровождение Петрыки. Хруст, лязг, сдавленные вопли, перешедшие в предсмертные хрипы — все было кончено за считанные секунды. Маршалка и войта поставили на колени, задрав им подбородки кинжалами.

— За что, княже, я же верой и правдой... — заныл Петрыка, но Вакула лениво ткнул его носком сапога под дых и тот тут захлебнулся рвотой.

— К кату, на дознание, — спокойно распорядился я. — И пошлите людей за остальными...

Через час в темницу притащили кучу народу, а самого Петрыку вздернули на дыбу.

Пытошная слегка огорчила: ну никакой фантазии в людей и инструментарии убогий: дыбы, плети да примитивные клещи. Правда, при этот я прекрасно понимал, что и этого минимума вполне хватает, чтобы достучаться до истины.

— Княже... — огромный палач, весь поросший рыжей шерстью как орангутанг, хлюпнул носом и смахнул слезу с плоской морды. — Ить мой дед еще служил твоему деду. И мои сынки при деле... — он показал на подмастерьев, возившихся с блоками дыбы. — Токмо скажи, а мы уже расстараемся...

— Как зовут тебя?

— Бодя, милостивец...

— Служи, Бодя и воздастся...

Присел на услужливо поданный табурет и неожиданно почувствовал себя полностью в своей тарелке.

«Опер он и пятнадцатом веке опер... — улыбнулся про себя. — Вот разберусь со всем, устрою Тайный приказ по всем правилам приказа об оперативно-розыскной деятельности. Извини, маршалок, ничего личного. Ну что, начнем, помолясь?».

Предстоящая пытка никакого отторжения не вызывала. Понятно дело, негоже над невинными людьми измываться, так-то над невинными. Еще в бытность работы в органах меня умиляло лепетание в стиле: надо все по закону и так далее. А ты, когда совершал преступление о законе думал? Так с какого хера с тобой должны обходиться по закону? Я налажаю — сам живо на дыбе повисну. В общем, нас никто не жалеет, и мы никого не будем жалеть.

Петрыка вздрагивал всем своим тучным телом, перепугано косясь на жутковатый инструментарий в жаровне с углями.

— Когда вошел в отношения с Сигизмундом?

— Да я не жисть!!! Княже, помилуй, верой и правдой...

Подмастерья провернули ворот, хрустнули кости. Маршалок задергался и гнусаво, на одной ноте завыл.

— Кто приказал меня убить?

— Княже-е-ее...

— Чего возитесь? Еще крутите.

— Скажу-у-у, помилуй...

Возиться долго не пришлось, литвин практически мгновенно раскололся до самой задницы. Заставлять наговаривать на себя тоже не понадобилось: он действительно верил в то, что победит Сигизмунд и готовился передать ему город. И даже переписывался с его окружением. Правда к покушению оказался не причастен.

Очень быстро вскрылся действительно настоящий заговор против Свидригайлы, в котором вместе с войтом и маршалком участвовало довольно много людей. И очень многие из верхушки города. Инициатор покушения тоже сыскался — на самом деле купчина с польскими корнями, но того уже успели удавить маршалковы люди, чтобы случайно не навел на них подозрения.

Разбирался долго, пока составили подробные протоколы допросов, пока прошлись по связям и изъяли вероятных причастных к заговору — дело подошло к ночи.