Шестая жена
Шрифт:
— Сюда, госпожа.
Один из мужчин подтолкнул ее вперед, и перед ее изумленными глазами предстала короткая винтовая лестница, по которой ее свели вниз.
Они оказались в мрачных подземельях Тауэра. Здесь сильнее чувствовалась вонь, исходившая от грязной речной воды.
«О Боже, — взмолилась Анна, — позволь мне умереть здесь. Позволь мне умереть за веру. Я с радостью отдам за нее жизнь. Не допусти, чтобы я опозорила свою веру. Дай мне силы вытерпеть все, что меня ждет».
В нос Анны ударило зловоние застоявшейся крови, от которого ее чуть не стошнило. Она уже не сомневалась, что ее ведут на пытку. Отчаяние охватило
Анна оперлась о каменную колонну, с которой свешивались массивные приспособления, о назначении которых она могла только догадываться, хотя и понимала, что они были сделаны, чтобы пытать людей.
К ней подошли двое мужчин — она редко встречала людей с такими зверскими лицами. Их выдавали глаза — сверкающие холодные глаза, в которых таилось возбуждение. Эти глаза подсказали ей, о чем они думали: «Ха! Наконец-то к нам привели женщину!»
Это были канцлер Райотесли и главный прокурор Рич, которых она видела на допросе.
Она понимала, что столь важного допроса, который должен состояться сегодня в этой камере пыток, еще не было, ибо здесь присутствовали не только канцлер и главный прокурор, но и сэр Энтони Кневет, комендант Тауэра.
Она умоляюще взглянула на него, ибо в его глазах не было того выражения звериной жестокости, как у тех двоих, и ей показалось, что он смотрел на нее с сочувствием, как будто хотел сказать: «Я в этом не виноват. Я только выполняю приказ».
Канцлер заговорил первым. Он уселся за стол, на котором стояли письменные принадлежности.
— Вы, наверное, гадаете, мадам, зачем вас привели сюда? — спросил он.
— Я знаю, зачем сюда приводят людей. Отвечать на вопросы.
— Вы умны. Я вижу, что нет смысла терять время на объяснения.
Главный прокурор повернулся к ней:
— Вы будете отвечать на мои вопросы, мадам.
— Не утруждайте себя, — ответила она. — Я уже ответила на ваши вопросы и не собираюсь менять своих ответов. Я верю, что тело Христово...
Рич помахал рукой:
— Нет-нет. Здесь все ясно — вы еретичка. Мы это знаем. Вам вынесли приговор, и то дело закрыто.
— Вас привели сюда по другому поводу, — сказал Райотесли. — Вы не одиноки в своей ереси. Вы должны знать имена многих людей, придерживающихся той же ложной веры, за которую вы пойдете на смерть.
— Откуда я могу знать, что творится в умах и сердцах других людей?
— Мадам, вы очень умны. Вы прочитали много книг... слишком много. Но не тратьте свой ум на нас. Нам не нужны уклончивые ответы. Мы хотим знать имена.
— Имена?
— Имена тех, кто посещал ваши собрания, кто читал вместе с вами запрещенные книги.
— Ничьих имен я не назову.
— Почему же, мадам?
— Если бы я знала наверняка, что тот или иной человек верит в то же, во что и я... я бы все равно не сообщила вам его имени.
— Оставьте свой язвительный тон — так будет лучше для вас. Вы — не в ратуше, и наше терпение на исходе.
— Я это поняла. В ратуше вы следили за своими словами — слишком много было слушателей. Здесь вы можете говорить что хотите.
— Мадам, вы женщина благородного происхождения. Мне кажется, вы не до конца осознали, зачем вас привели сюда.
—
Я знаю, сэр, зачем вы привели меня сюда, — ответила Анна. — Здесь пытают людей, но я не знала, что теперь пыткам подвергают и женщин.— Вы дерзки, мадам. Берегитесь.
Райотесли подал знак двум мужчинам, которые подошли поближе. Это были заплечных дел мастера; лица их были совершенно бесстрастны — на них не отражалось никаких чувств, как бывает у тех, кто всю жизнь занимается таким ужасным делом.
Они схватили Анну за руки, и Райотесли приблизил к ней свое лицо.
— Я и сейчас убежден, что вы не до конца понимаете, что будет с вами, если вы станете упорствовать. Вы наверняка слышали о дыбе, но не имеете понятия о том, как она действует.
— Могу себе это представить, — ответила она, надеясь, что он не заметит, что ее губы шепчут молитву, произнося только одно слово — «мужество».
— Подведите ее к дыбе, — велел главный прокурор, — может быть, при виде ее она одумается.
Анну протащили через всю комнату, и глазам ее предстало сооружение, на которое ни один человек не мог взглянуть без содрогания. Это были дна столба с перекладиной, на концах которой располагались два ворота с отверстиями, в которые вставлялись весла, поворачивающие эти вороты. К ним были привязаны веревки, которыми стягивали запястья и лодыжки истязаемого. Вороты поворачивали, и веревки растягивали тело несчастного в разные стороны. С помощью весел двое сильных мужчин крутили вороты, выворачивая суставы его ног и рук. Даже ужасная «дочь мусорщика» была не так страшна, как дыба.
— Вы... вы хотите вздернуть меня на дыбу... в надежде, что я выдам невинных людей? — спросила Анна.
— Мы вздернем вас, чтобы вы назвали виновных.
Она обвела взглядом стоявших перед ней мужчин, и ее глаза остановились на встревоженном лице коменданта Тауэра, но он опустил глаза и сказал:
— Милорды, мне это не по нраву. Пытать на дыбе... женщину.
— Таково было веление его величества, — сказал Райотесли.
Кневет отвернулся от него.
— Если вы уверены, джентльмены, что король повелел сделать именно это, то мы должны подчиниться его распоряжению. — Он повернулся к Анне: — Я обращаюсь к вашему здравому смыслу, мадам. Сообщите имена, которые нам нужны, будете избавлены от пытки.
— Я не могу назвать ничьих имен ради того, чтобы избавить себя от боли. Разве так делают?
— Вы — мужественная женщина, — заявил комендант, — но послушайтесь меня. Назовите имена... и покончим с этим ужасным делом.
— К сожалению, не могу, — упорствовала Анна.
— Тогда, — произнес Райотесли, — у нас нет другого выбора. Снимите платье, мадам.
Она осталась в одной сорочке; палачи подняли ее на дыбу и привязали веревки к исхудавшим запястьям и лодыжкам.
— Вы продолжаете упорствовать? — спросил Райотесли.
— Делайте что задумали. Канцлер и главный прокурор подали знак палачам, вставшим по обе стороны дыбы.
Вороты стали медленно поворачиваться, и бедное обвисшее тело Анны стало растягиваться... и тут ее пронзила такая адская боль, что она закричала было о пощаде, но в эту минуту сознание ее отключилось и она погрузилась в блаженное небытие.
Но палачи не позволили ей пребывать в нем. Анне брызнули в лицо уксус, она открыла глаза, но не увидела никого; она ощущала только свое обвисшее тело и вывернутые из суставов конечности.