Шевалье д'Арманталь

–  Я это знаю, ваше высочество, - холодно сказал Селламаре, - но его католическое величество этого не знает.

–  Значит, он предоставляет нас самим себе?

–  Пожалуй, что так.

–  Но что же тогда делает королева и к чему сводятся все ее прекрасные обещания и та власть, которую она будто бы имеет над своим мужем?

–  Она обещает, мадам, - ответил принц, - дать вам доказательства этой власти, как только что-то будет нами сделано.

–  Да, - сказал кардинал де Полиньяк, - а потом она не сдержит слова.

–  Нет, ваше преосвященство, я за нее ручаюсь.

–  Во всем этом мне ясно одно, - сказал Лаваль.

– Нужно скомпрометировать короля. Тогда он решится!

–  Вот-вот!
– сказал Селламаре.
– Мы подходим к сути дела.

–  Но как его скомпрометировать на расстоянии пятисот льё, не имея ни письма от него, ни хотя бы устного послания?
– спросила герцогиня дю Мен.

–  Разве у него нет своего представителя в Париже и разве этот представитель сейчас не у вас, сударыня?

–  Послушайте, принц, - сказала герцогиня, - у вас, верно, более широкие полномочия, чем вы хотите показать.

–  Нет. Я уполномочен лишь сказать вам, что Толедская цитадель и Сарагосская крепость в вашем распоряжении. Найдите средство ввести туда регента, и их католические величества так надежно запрут за ним дверь, что он уже не выйдет оттуда, за это я вам отвечаю!

–  Это невозможно, - сказал кардинал де Полиньяк.

–  Почему невозможно?!
– воскликнул д'Арманталь.
– Напротив, нет ничего проще, и в особенности при той жизни, которую ведет регент. Что для этого нужно? Восемь или десять храбрых людей, закрытая карета и перекладные до Байонны.

–  Я уже предлагал взять это на себя, - сказал Лаваль.

–  И я тоже, - сказал Помпадур.

–  Вам нельзя, - сказала герцогиня.
– Регент вас знает. И если вы потерпите неудачу, ему будет известно, кто был замешан в это дело, а тогда вы погибли!

–  Очень жаль, - холодно сказал Селламаре, - потому что по прибытии в Толедо или Сарагосу того, кто доставит туда регента, ждет титул испанского гранда.

–  А по возвращении в Париж - голубая лента, - добавила герцогиня дю Мен.

–  О, не продолжайте, умоляю вас, Сударыня!
– сказал д'Арманталь.
– Потому что, если ваше высочество будет говорить подобные вещи, преданность примет вид честолюбия, которое отнимет у нее всякую цену. Я хотел предложить себя для этого предприятия, ведь регент меня не знает, а теперь я уже колеблюсь. И все же осмелюсь сказать, что считаю себя достойным доверия вашего высочества и способным его оправдать.

–  Как, шевалье?
– воскликнула герцогиня.
– Вы готовы рисковать…

–  Моя жизнь - вот все, чем я могу рисковать. Мне казалось, что я уже предложил ее вашему высочеству и что ваше высочество ее приняло. Не ошибся ли я?

–  Нет, нет, шевалье, - с живостью сказала герцогиня, - вы храбрый и верный дворянин! Бывают предчувствия, я всегда в это верила. И с той минуты, когда Валеф произнес ваше имя, отозвавшись о вас, как вы того заслуживаете, я решила, что с вами придет к нам удача… Господа, вы слышите, что говорит шевалье. Чем вы можете ему помочь?

–  Всем, чем угодно, - сказали Лаваль и Помпадур.

–  Сундуки их католических величеств в его распоряжении, - сказал принц Селламаре, - и он может, не стесняясь, черпать из них.

–  Благодарю вас, господа, - сказал д'Арманталь, поворачиваясь к графу де Лаваль и к маркизу де Помпадур, - но при вашей известности вы своим участием лишь затруднили бы мою задачу. Позаботьтесь только о том, чтобы достать мне паспорт для въезда в Испанию, из которого явствовало бы, что мне поручено доставить туда важного узника. Это, должно быть, нетрудно.

–  Это я беру на себя, - сказал аббат Бриго.
– Я получу у господина д'Аржансона готовый бланк, который надо будет только заполнить.

–  Посмотрите-ка на нашего дорогого Бриго, - сказал Помпадур.
– Он говорит редко, но хорошо.

–  Вот кому следовало бы быть кардиналом, - сказала герцогиня.
– Скорее, чем некоторым известным мне сановникам. Но поверьте, господа, когда мы будем располагать голубыми лентами и красными мантиями, мы не поскупимся на них для наших друзей. А теперь, шевалье, вы слышали, что сказал принц: если вы нуждаетесь в деньгах…

–  К сожалению, я не так богат, чтобы отказаться от предложения его превосходительства, - сказал д'Арманталь.
– И, когда я исчерпаю ту тысячу пистолей, которая у меня, пожалуй, наберется, мне в самом деле придется прибегнуть к вам.

–  К нему, ко мне, ко всем нам, шевалье, потому что каждый при подобных обстоятельствах должен обложить себя налогом в соответствии со своими средствами. У меня мало наличных денег, но много брильянтов и жемчуга, так что, прошу вас, не отказывайте себе ни в чем. Не все столь бескорыстны, как вы, и есть люди, чью преданность можно купить лишь ценой золота.

–  Но, сударь, - сказал кардинал, - хорошо ли вы подумали, в какое дело ввязываетесь? А если вас схватят?

–  Не беспокойтесь, ваше преосвященство, - презрительно ответил д'Арманталь, - у меня достаточно причин быть в обиде на регента, так что, если меня схватят, будет решено, что это личное дело между мной и им и что я мстил только за себя самого.

–  Но все же в этом предприятии вам нужно бы иметь помощника, - сказал граф де Лаваль, - человека, на которого вы могли бы положиться. Есть у вас кто-нибудь на примете?

–  Пожалуй, да, - ответил д'Арманталь.
– Надо только, чтобы мне сообщали каждое утро, что регент будет делать вечером. У принца де Селламаре, как посла, должно быть, есть своя тайная полиция.

–  Да, - смущенно сказал принц, - есть некие лица, которые меня осведомляют…

–  Именно это я и имел в виду, - сказал д'Арманталь.

–  Где вы живете?
– спросил кардинал.

–  У себя дома, ваше преосвященство, - ответил д'Арманталь.
– На улице Ришелье, номер семьдесят четыре.

–  А давно вы там живете?

–  Три года.

–  Тогда вас там слишком хорошо знают, сударь, и вам надо сменить квартиру. У вас в доме известно, кого вы принимаете, и когда появятся новые лица, это вызовет подозрения.

–  На этот раз вы правы, ваше преосвященство, - сказал д'Арманталь.
– Я найду себе новую квартиру в каком-нибудь глухом и отдаленном квартале.