Шикша

Ну, хоть что-то спасла, и то ладно. В дороге всё пригодится, это я уже точно знаю по опыту.

Мы вышли из лагеря. Идти предстояло долго: пока я «прохлаждалась» в городе и в Кедровом, прошли затяжные дожди, ручей вышел из берегов и часть территории, в том числе и та, по которой прошлый раз возвращалась я, оказалась сильно затопленной. Поэтому, после недолгих раздумий, мы решили идти кружным путём. Так хоть дольше, зато безопаснее.

Первые километры мы шли, весело переговариваясь. Митька рассказывал какие-то анекдоты, шутил, я в нужных местах смеялась, стараясь подстроиться под его шаг.

Погода, как я уже говорила, особо не радовала — с запада дул противный пронизывающий ветер, норовя забраться под одежду и выморозить до костей. Я порадовалась, что одела на себя вязанную жилетку, так было значительно теплее.

С увалов мы начали спускаться вниз, и Митька подал мне руку. Я сначала не поняла, замешкалась, но он усмехнулся:

— Здесь крутой склон.

Я взялась за его руку. Ладонь была горячей, шершавой от мозолей.

Внезапно нога моя поехала на влажноватой траве и, если бы не Митька, я бы точно с размаху ухнула бы вниз. А так он придержал.

— С-спасибо, — с перепугу хрипло поблагодарила я, пытаясь отдышаться.

— У тебя неудобные резиновые сапоги, — резонно заметил он. — Вот у меня — в самый раз, хорошие… сцепление с травой нормальное. А у тебя — насмешка одна. Да и великоваты они тебе, раз нога туда-сюда болтается.

— Тебе легко говорить, — вздохнула я, — а у меня проблема — нету таких сапог моего размера. Хорошо, что хоть эти удалось найти.

Митька ничего не сказал, дальше мы шли в молчании.

Травянистая растительность, которая состояла из мятлика, тимофеевки и овсяницы луговой (остальные виды я не знала) постепенно менялась на осоки. А запах сухой гвоздики сменился на крепкий аромат багульника. Я сперва не обратила внимания, но потом под ногой чвакнуло, затем — ещё раз, и ещё: мы вступили в болото. Оно было не сильно топким, нога погружалась в сизо-зеленоватую жижу примерно по щиколотку, но, в отличие от болота с белокрыльником, это было чвакающе-засасывающее болото, где каждый шаг давался с трудом, приходилось буквально выдирать ногу из жижи. Так мы брели довольно долго, где-то часа полтора, ещё и проклятого ветерка, на который я сердилась наверху, не было и табуны мошкары буквально облепили меня и коллективно грызли, даже сетка энцефалитки не спасала никак. Я дышала, как загнанная лошадь, пот стекал уже не ручьями, а реками, струился по спине, нижняя рубашка промокла и противно липла к телу, было капец жарко. Я задыхалась. Уже тысячу раз я пожалела, что натянула тёплую жилетку на себя: что наверху было благом, сейчас превратилось в ад,

А гадскому Митьке всё нипочём. Мало того, что идёт в одной тонкой рубашке, закатав рукава по локти и никакая мошка его не трогает, так ещё и разулся, резиновые сапоги притачал к рюкзаку, штаны подкатал до колен и идёт себе спокойно — на чавкающую грязь ему явно фиолетово.

В одном месте Митька остановился, сверяясь с компасом, и закрутил головой, определяя дорогу. Я остановилась, хрипло дыша, легкие гудели, как кузнечные меха. В ушах бухало. Взглянув на край болота, я обессиленно застонала — мы прошагали только половину пути.

Божечки, я же еще столько не выдержу! Хотелось сесть прямо в болото и никуда больше не идти. А гадский Митька, увидев моё состояние, заметил:

— Имей в виду, Зойка, я ещё выбираю в болоте самые сухие участки, и иду из-за тебя медленно. Был бы я сам, я бы уже со следующего увала спускался.

Я мучительно застонала. Митька смилостивился:

— Ладно, ещё минуту отдыхаем. И сам, гад, засвистел под нос какой-то бравурный мотивчик.

Чтобы протянуть время (мне минуты было мало), я спросила:

— А почему ты не устаешь?

— Я мужчина, если ты ещё не заметила, — обличительно хмыкнул Митька.

— Мужчины — тоже люди, — философски отметила я, — и тоже устают. Вот мы шли прошлый раз тоже по болоту, так все эти мужчины, особенно из новеньких, шли гораздо хуже, чем даже я. А ты — нет.

— Моя профессия накладывает отпечаток, — расплылся в мальчишеской улыбке Митька.

— Но у них такие же профессии, — удивилась я, — что я рабочих и техников для геологических работ не видела? Такие, как все. Ну, может, пьют только больше, а так-то ничем не отличаются.

— Но я не техник, и не рабочий, — ухмыльнулся Митька, — что я Аннушке помогаю — так это исключительно на добровольной основе. У вас в экспедиции я числюсь разнорабочим, делаю все, что велят. А так-то я каскадёр.

— Каскадёр? — от неожиданности я чуть не села в лужу. — Ты-ы-ы?

— Да, каскадёр на Мосфильме. — Митька явно наслаждался достигнутым эффектом.

— А здесь ты что делаешь?

— Понимаешь, Зоя, я без ярких ощущений долго не могу. Если во мне кровь не бурлит, я тухнуть начинаю. И от этого становлюсь злым. Ко мне тогда лучше не подходить, я ненароком и зашибить могу. И людей начинаю тогда ненавидеть. Чтобы этого не было, когда я вижу, что оно приближается и скоро накроет, я ищу себе приключения на задницу. Как правило, я прошусь в такие вот экспедиции или турпоходы и еду в самые сложные территории — в тайгу, в пустыню, на острова в северных морях… Недавно мы на плато Путорана забрались. Можешь себе представить, затерянный мир, абсолютно дикие места, где не ступала нога человека…

Митька что-то ещё говорил, а у меня почему-то в голове всплыло слово «адреналиновый торчок». Странно, что оно обозначает?

— Мить, — не выдержала я, — а мы ещё долго идти будем? Не могу больше!

— Ну так почему ты молчала? — удивился Митька, — Я же откуда знаю, что тебе тяжело? Если бы знал, можно же было пойти по верху увалов. Там дорога лёгкая. Если не считать, что пару раз вверх подниматься надо.

— А почему тогда мы идём по болоту? — удивилась я, хватая ртом воздух.

— Ну, я же тебе говорил, я — каскадёр, преодолевая такое болото, я тренируюсь на выносливость. У меня скоро показательный бой будет, нужно подготовиться. Я ведь ещё боец ММА.

Я второй раз ахренела и высказала гадскому Митьке всё, что думаю по этому поводу.

Следующая часть пути была поприятнее. Митька, получив от меня взбучку, проникся моментом и выбирал максимально удобные участки. Так что идти периодически было даже комфортно.

Наконец, мы подошли к большому озеру. Солнце припекало. Пахло болотными цветами. Воду мы выпили по пути, так что сейчас пить хотелось нереально. Даже Митька раз на раз, да и облизывал пересохшие растрескавшиеся губы.

— Пить хочу, — пожаловалась я обессиленно.

— Потерпи немного, сейчас попьем, — попытался подбодрить меня Митька.

Мы прошли ещё немного, затем он усадил меня на сухую кочку, рядом поставил рюкзаки, взял флягу и сказал:

— Сиди тут, я сейчас! — и почти бегом понесся к озеру.

Я лишь завистливо смотрела ему вслед. Мои ноги гудели, а в руках была такая слабость, что они аж дрожали. А ему хоть бы хны! Ещё и бегает после такого перехода! Чёртов Митька с его болотом. Вот чем можно думать?!

Я прикинула сколько времени ему нужно, чтобы сходить к озеру, набрать воды и вернуться обратно. Получалось минут десять-пятнадцать точно. Если не больше — отсюда было не видно, насколько болотистый берег озера, может, ему ещё обходить придётся. Поэтому, пока время есть, я с трудом стянула сапоги, которые были мокрыми внутри, аж хлюпало, и вытянула ноги, суша на солнышке. Ветерок был почти нечувствительным, но мошка и комары где-то исчезли. Так что можно было почти хорошо сидеть. Я сняла куртку, стянула жилетку, расстегнула две пуговки у ворота рубашки и грелась теперь на солнышке, закрыв глаза.