Шикша

— Нет, Зоя, — покачал головой Митька и сказал категорическим тоном, — ты же пойми, идти сейчас — это опасно, по дороге можно вполне на тех же бандитов нарваться. Из-за тебя я буду по рукам-ногам связан. А сам я или отобьюсь, или убегу.

— Но Митя, — хрипло сказала я, чувствуя, как горло сжали железные тиски и глаза наливаются слезами, — здесь оставаться ещё более опасно!

— Ничего здесь не опасно! — возмущённо возразил Митька, — запрёшься в балке, и ничего тебе никто сделать не сможет! Я же тебе уже говорил, что стены балка прошиты металлической арматурой, его даже белые медведи вскрыть не могут. А ты каких-то людей боишься…

— Митя, я тебе тоже говорила, — всхлипнула я, чёртовы слёзы таки побежали по щекам, — если они подожгут балок — то ничем мне твоя арматура не поможет!

— Не будь дурой, Зойка, — фыркнул Митька, — они не подожгут. Иначе дым будет на всю тайгу видно. Они сами меньше всего заинтересованы, чтобы сюда спасательные вертолёты тушить пожар прилетели. Так что, если сама дверь никому не откроешь, то никто тебе ничего не сделает! Ты меня поняла?

Я кивнула, низко опустив голову.

— Ну всё, всё, прекращай нюниться, — Митька прижал меня к своей груди. И я таки заплакала.

— Ну вот. Началось, — вздохнул Митька и, отстранившись, суровым тоном велел, — давай лучше чай пить! Нечего тут мокроту разводить!

Я метнулась к ведру с водой, налила воды в чайник и поставила на печку, которую Митька уже начал растапливать.

— Смотри сюда, — сказал он, — здесь немного перекос, поэтому, если гореть не будет, откроешь вот эту заслонку, только до половины и ненадолго. Поняла?

— Угу, — кивнула я.

— Я тебе вот печку растопил, дров сейчас принесу много, так ты постоянно по одному-два полешку подкидывай, — сказал Митька, — поддерживай огонь и следи, чтобы не затухало, тогда и разжигать тебе не придётся. Поняла?

— Угу, — опять кивнула я.

— Но, если вдруг затухнет, — продолжил ликбез Митька, — возьмёшь бумажку, вон там, в углу немного есть, и вот здесь я ещё сухой щепы про запас оставил. Видишь?

— Угу, — буркнула я.

— Ну что ты как маленькая?! — рассердился Митька, — то такая, блядь, храбрая, сюда вообще одна идти хотела! А теперь полдня в балке посидеть ей страшно! Да пятилетние дети дома сами уже не боятся сидеть!

— Потому что у них нету за стенкой трупа! — выпалила я и вытерла рукавом глаза.

— И что тебе этот труп? — удивился Митька.

— Я мертвецов боюсь, — тихо сказала я.

— И что тебе эти мертвецы? — удивлённо покачал головой Митька, — скажи ещё, что встанут и нападут на тебя, да?

Ну, в принципе да, именно этого я и боялась.

— В общем, не капризничай, Горелова, — строго сказал Митька, — сейчас ситуация такая, что разнюниваться некогда. Не забывай, чем быстрее я приведу людей, тем быстрее мы спасем Аннушку. Если она ещё жива, конечно.

Я вздрогнула. Аннушка! За всеми этими переживаниями я о ней совсем забыла.

— Мить, а почему ты не хочешь тихонько пойти туда и найти Аннушку? — спросила я.

— Ну, не будь такой глупой, Зоя, — тяжко вздохнул Митька, — я уже было решил, что ты не такая, но вижу, что ошибся! Сама подумай, если там много бандитов, то что я против них в одиночку сделаю? Они ещё нас всех уничтожат. И кому от этого лучше будет? И Аннушку не спасём, и сами погибнем.

На это я не нашлась, что сказать.

Чай мы пили в глубоком молчании. Митька злился, а я была слишком растеряна, чтобы что-то обсуждать.

— Так, Зоя, смотри сюда, — сказал Митька и внёс в балок два ведра воды. — Вот я тебе воды принёс, на двое суток вполне хватит. Печка горит, тепло есть. Крыша над головой — есть, защита — есть. Так что не пропадёшь. День-два вполне продержишься. А там уже мы подойдём.

Он принялся собираться:

— Я вещи оставляю здесь, пойду налегке, — сказал Митька, — возьму топорик только. Тебе он всё равно ни к чему, а мне пригодится.

Я вздохнула.

— И кусок клеёнки возьму, — продолжил Митька, — и флягу с водой.

— Еды возьми, — сухо сказала я, сдерживая слёзы, обида всё не отпускала.

— Куда я её дену? — пожал плечами Митька, — нет, я могу без еды и несколько дней быть, не буду тратить время на всё это. Поем потом уже аж в лагере, пока мужики собираться будут.

— Ну, так возьми мой рюкзак, — сказала я, — он маленький. Туда и фляга. И клеенка, и еда поместится.

— За рюкзак спасибо, — согласился Митька и рявкнул, — это я возьму. А еду, сказал же, что не буду! И не приставай!

Стало ещё обиднее.

— Ах да, я тебе ещё ведро принёс, — Митька показал на ржавое ведро, которое он поставил в углу.

— Зачем? — сразу не поняла я.

— Как зачем? — покачал головой Митька, — а ссать ты куда будешь?

Я вспыхнула.

— Ладно, давай прощаться, — сказал Митька, сухо клюнул меня в щеку и велел, — я выйду, а ты сразу же на засов запирайся и никого, кроме меня, не впускай! Поняла?

— Да! — сказала я.

— Тогда покеда! — кивнул мне Митька и вышел из балка.

Я закрыла засов.

— Заперлась? — раздался голос Митьки снаружи.

— Ага, — горестно ответила я.

Митька видимо не поверил, так как подёргал дверь, и, найдя степень её запертости удовлетворительным, ушел.

Я видела в окошко его отдаляющуюся фигуру и злые слёзы застилали мне глаза.

Ушел! Бросил меня тут одну, с трупом!

Нет, умом я, конечно, понимала, что он прав, но было ужас как страшно.

Я не трусиха. Нет! Иначе я бы сюда не пошла.

Но одно дело, когда ты идёшь, что-то делаешь, что-то преодолеваешь. И совсем другое, когда сидишь, запертая в обшитом арматурой балке и не знаешь, когда этот чёртов Митька вернётся.

И так мне жалко себя стало, что я разрыдалась. Бросилась на нары и ревела, ревела, до тех пор, пока слёзы не закончились, а лицо не распухло до такой степени, что я стала словно китаец.

Немного помогло и я стала смотреть на мир более трезвыми глазами, хоть и через щёлочки.

Итак, первое, это нужно поддерживать небольшой огонь, чтобы дыма из трубы не очень видно было. Да, по запаху, конечно, вычислить можно, но я очень надеялась, что ветер будет уносить его вверх. Полностью без огня я оставаться не могу — и чаю вскипятить надо, и еды сготовить, да и холодно по ночам без отопления в балке (он был сам по себе сырой какой-то, ещё и место было тоже сырое).