Шипы похоти

Мой взгляд опустился на ее живот, затем снова на ее лицо.

Папа, должно быть, проследил за моим взглядом, потому что добавил: «У нее будет ребенок, так что у вас двоих может быть брат или сестра. Еще неизвестно, мое это или нет. Мы сохраним ей жизнь, пока она не родит ребенка».

Папа даже не пытался говорить об этом тонко.

Ужас заменил страх в ее глазах, но она быстро попыталась привести в порядок свои черты лица, которые взорвались, потому что это означало, что она прошла через какое-то дерьмо.

«Она будет в гостевой комнате, ближайшей к моей», — приказал мне папа. Ему еще не удалось уделить Максиму ни единого взгляда. Один только взгляд папы заставил бы Максима заплакать. Иногда он терял самообладание и ломался, выбивая из него все дерьмо. Тогда я вмешался и принял на себя большую часть наказания, потому что Максим не мог с этим справиться. Здесь было радостное событие. «Она все еще может быть мне полезна». Затем его глаза встретились с моими. «Я не против поделиться ею. В конце концов, шлюху нельзя снова забеременеть.

Я стиснул челюсти так сильно, что у меня заболели кости. Я коротко кивнул, и я протянул ей руку для рукопожатия.

— Сюда, — процедил Папа, дернув ее вперед.

Бедная девушка. Она знала, что оказалась в куче дерьма. Я задавался вопросом, как она вообще могла связаться с кем-то вроде моего отца. Она была чертовски молода. Ей следовало бы учиться в школе, а не трахать такого старика, как мой папа.

Они с папой направились в дом и поднялись по лестнице, которую мама украшала для каждого случая, в том числе и летом. На каждом шагу у нее были бы цветы, наполнявшие воздух ароматом. Теперь это место представляло собой просто большой мавзолей, где люди Константина управляли своей империей.

Я следил за ними двоими, пока они не свернули за угол наверху лестницы.

«Она шлюха?» — прошептал Максим. Мой брат-близнец медленно умирал изнутри. Каждая хрень, свидетелем которой он стал, заставляла его умирать еще больше. Папа настаивал, что ему нужно стать сильнее. Хорошо, что его не было рядом слишком много, он был занят погоней за следующей юбкой, оставляя меня управлять империей и защищать моего брата от всего этого.

Той ночью я услышал ее крики. Той ночью я потерял самообладание и огрызнулся, а не мой брат.

Я добрался до комнаты Пикси как раз вовремя, чтобы увидеть, как Папа разорвал ее рубашку спереди, и ее полные сиськи выпали на свободу. Другой рукой он держал ремень и хлестнул им по ее беременному животу.

— Заткнись, черт возьми, — прошипел он, протягивая другую руку и сжимая ее грудь. «Ты думала, что раз ты беременна, значит, ты сошла с крючка. Ты будешь платить взносы, пока этот ублюдок не выйдет на свободу. Тогда я решу, мое оно или нет; оставлю ли я его живым или нет».

Ярость кипела у меня в глубине желудка. Ребенок был невиновен. За эту хреновую договоренность родителей не должен платить ребенок.

Мои глаза бродили по комнате, пока не остановились на пистолете моего старика. Тот самый пистолет, из которого казнили мою мать. Я потянулся к нему, схватившись за ручку. Я научился стрелять к семи годам, мое обучение началось вскоре после смерти моей мамы.

— Отойди от нее, папа.

Он обернулся и посмотрел на меня, его глаза были расфокусированы. Он был пьян как пиздец. Алкоголь и шлюхи были его механизмом выживания после смерти мамы.

— Ты тоже хочешь ее трахнуть?

Его штаны были расстегнуты, член болтался, как вялый хот-дог.

Я не думал; Я просто отреагировал, нажимая на спусковой крючок без малейшего колебания.

Хлопнуть.

Пуля попала ему в сердце, маленькая красная точка увеличивалась с каждой секундой. Он шлепнулся обратно на кровать, поверх Пикси. Его руки сомкнулись на груди, над раной, и он изо всех сил пытался дышать.

Я шагнул к нему, мое отвращение росло с каждым шагом. Именно этим он и занимался с тех пор, как убил маму. Насилуют женщин, молодых и старых, добровольных и невольных, шлюх и девственниц. Не имело значения, кем была Пикси. Она боролась с ним, но он отказался отступить.

Глаза Папы вылезали из орбит с каждой секундой приближения смерти. Он был моей плотью и кровью, но это не освобождало его от грехов. Его страх питался моей кровью, но я не чувствовал раскаяния, наблюдая, как жизнь утекает из его глаз.

Действительно иронично.

Оба моих родителя были казнены из одного и того же пистолета.

Членом семьи.

Это не сулило ничего хорошего нашему будущему. Испорченная семейная динамика. Но это не имело значения, пока моя сестра и Татьяна все это пережили.

Все вокруг семьи Константина погибли. У Ислы были лучшие шансы выжить, сохранив фамилию матери.

Исла была невиновна. Нежный. Добрый.

В отличие от остальных из нас. Мы вдохнули и запустили насилие. Снова и снова.

Я почувствовал запах роз еще до того, как услышал стук ее каблуков по мраморному полу. Разум предупредил меня, чтобы я установил некоторую дистанцию между собой и блондинкой-ангелом. Я не прислушался к этому. Это было бы все равно, что заарканить течение и ветер — проигрышную битву.

Мы были как бензин и огонь, готовые создать бушующий ад. Вместе мы могли бы сжечь этот мир дотла.

Меня это остановило?

Бля, нет. Пусть мир горит, пока она со мной. Однажды я отказался от нее. Никогда больше, хотя я знал, что это плохо кончится.

«Мир сгорит, когда она узнает правду» , — шептала моя совесть. Татьяна не была из тех, кто прощает и забывает. Она была королевой, которая отомстила и улыбнулась, наблюдая, как злодей истекает кровью.

И все же я не смог удержаться в стороне. Учитывая, что чип где-то там, и опасность, преследующая ее, мне пришлось жениться на ней, и как можно скорее. Если бы к ней была приписана моя фамилия, она бы тоже оказалась под защитой Шипов Омерты.