Шипы смерти

Был бы, но не сделал . «Кто меня назвал?» Я услышал свой вопрос. Матери, которые любят своих детей, дают им имена. Энрико назвал Амадео при рождении, потому что Донателла отказалась признать его.

Сердцебиение тишины. Судя по мрачному выражению его лица, он собирался мне соврать, но потом передумал. "Я сделал. Я держал тебя, когда ты родился. Я увидел твою первую улыбку. Ваши первые шаги. Ваш первый зуб. Ты такой же мой ребенок, как и моя младшая сестра. Возможно, я не дал тебе жизнь, но я воспитал тебя».

— Ты ошибаешься, Иллиас, — прохрипел я. Взгляд Илиаса нашел мой. «Ты дал мне жизнь».

Моя мать не сожгла бы ради меня мир. Вместе со мной она бы сожгла весь мир. Оказалось, что ответ ранил сильнее, чем я мог себе представить. Ее жизнь оборвалась, но где-то в глубине души я знал, что она полюбила бы меня, если бы ей дали шанс. Как сказал Иллиас.

Потом мне в голову пришли слова Татьяны. Она нашла причину двигаться дальше, и я тоже.

Моя семья. Мои подружки. Мой муж. Это были мои причины.

ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТЬ

ИСЛА

Четыре недели спустя

я

проснулся, прижавшись к теплой груди, сильные руки крепко обняли меня.

Сильно моргая от солнечного света, я слушала сердцебиение мужа и находила в этом утешение. Он заставил меня чувствовать себя в безопасности, желанной и любимой. Несмотря на то, что я держала его на расстоянии, я еще не была готова к интимным отношениям с ним.

Он просто обнимал меня по ночам и шептал успокаивающие слова по-итальянски.

Вдыхая его аромат в свои легкие, я тихо пошевелилась. Осторожно, чтобы не разбудить его, я отодвинулась от него и встала с кровати. На мгновение я задержался у спинки кровати, наблюдая, как он спит. Грудь его была обнажена, а оливковая кожа прекрасна и незапятнана. Даже когда он спал, он был сильным человеком. Его брови нахмурились, как будто он волновался даже во сне.

Тихими шагами я направился в ванную. Ему нужно было как можно больше отдыха. Он не спал столько ночей, заботясь обо мне.

Я вошел в роскошную ванную комнату, под ногами прохладная итальянская плитка. В комнате было светло от окна от пола до потолка, обрамляющего море. Эта красота меня не тронула. Это только насмехалось.

В большом душе все еще лежала брошенная Энрико одежда, которую Энрико оставил раньше (или это было вчера), когда он помогал мне мыться. Он был таким терпеливым, таким понимающим.

Может быть, он больше не хотел меня. Я бы больше не хотел меня .

Впервые после спасения я поймал свое отражение в зеркале. Я неделями избегал зеркал, не желая видеть следы, оставленные Донателлой, Софией и Джулио.

Мое лицо было прежним, как и глаза. Но темные круги под ними и бледность моей кожи говорили о призрачных снах. На мгновение я стоял неподвижно, пока мои легкие сжимались в груди. Мне пришлось встретиться лицом к лицу со своими демонами, но достаточно ли я храбр?

Медленно, словно в оцепенении, я сняла с мужа рубашку, оставив себя в нижнем белье. Я бросила его на стойку и уставилась на свои шрамы, розовые и уродливые. Под струящимся солнечным светом они выглядели еще хуже.

Мое сердце дрогнуло, глядя на следы на руках и животе. Дрожь пробежала по моей спине, и слезы зажглись в моих глазах. Это было напрасно, но я ничего не мог с этим поделать.

Тихий шум привлек мое внимание, и я обнаружил Энрико, прислоненного к дверному проему, на нем не было ничего, кроме пижамных штанов. Так красиво. Настолько сильным. Так далеко.

Он оттолкнул дверь и медленно, словно приближаясь к пугливому животному, сократил расстояние между нами.

"На что ты смотришь?"

"Ничего."

Энрико подошел ко мне сзади, и я инстинктивно потянулась за полотенцем, куском одежды — чем угодно, чтобы прикрыть это уродство.

В тот момент, когда мои пальцы достигли ткани, Энрико вырвал ее из моей руки.

"Нет." Его взгляд встретился с моим в зеркале. «Ты не прячешься от меня».

Я отчаянно моргнула, и слезы вот-вот прольются. Я сдерживал их, нуждаясь в силе сейчас больше, чем когда-либо. Я отвела взгляд от отражения его идеального тела рядом с моим телом, покрытым шрамами. Мое сердце колотилось о ребра, каждое из которых было более болезненным, чем предыдущее.

Илиас сказал, что я храбрый и сильный, как он, но сейчас мне этого не хотелось. Я оплакивал свое тело, такое, каким оно было раньше, но уже не таким. Я оплакивал свою душу, потому что она была тяжёлой. Так чертовски тяжело, что было трудно дышать.

— На что ты смотришь, amore mio ? — повторил он.

Я сглотнул. "Я страшная."

Он подошел ближе к моей спине, его грудь прижалась ко мне. Его теплота согрела мое холодное сердце. Он был причиной, по которой я держался. Однако все было по-прежнему. Я вернулся поврежденным, спрятавшись во тьме своего разума.

«Исла, посмотри на меня», — потребовал мой муж. Я повернул голову, чтобы сделать это, но он остановил меня. «Нет, в зеркало». Я последовал его команде и увидел его идеальное тело рядом со своим несовершенным. "Что ты видишь?"

Я проглотил комок в горле, который грозил задушить меня. "Я тебя вижу. Ты такая красивая. Настолько совершенен. И я-"

Мой голос дрогнул, я не мог произнести ни слова.

Он покачал головой. — Нет, дольчеза . Он поцеловал мою макушку. " Ты красивый. Мой выживший. Одна рука лежала на моем животе, его ладонь успокаивала мое бешеное сердцебиение. «Моя сильная жена, которая боролась за то, чтобы вернуться ко мне». На последнем слове его голос дрогнул, а рука дрожала, когда он обхватил меня за талию. «Ты прекрасна, Миа Молли . Моя жена. Мой любовник. Моя причина. Без тебя я никто. С тобой я все».

Единственная слеза задержалась на моих ресницах, пытаясь освободиться, пока я изо всех сил пыталась дышать.

«Но посмотри, какой я уродливый».

«Вы в синяках. Покрытый шрамами. Это делает тебя только красивее». Я поймал его взгляд в зеркале. «Ты самая сильная женщина, которую я знаю, и я бы не хотел, чтобы ты по-другому».

У меня вырвался сдавленный всхлип. «Я не чувствую себя сильным».

"Ты мне доверяешь?" Я кивнул. «Тогда поверь мне, когда я скажу, что ты сильный. Самая сильная женщина Маркетти, которая когда-либо жила. Он медленно повернул меня так, чтобы я стоял перед ним, затем опустился на колени. Мои глаза остановились на мужчине, стоящем передо мной на коленях. — Ты помнишь нашу первую ночь?