Шипы желания

Меня удивила не лужа крови по всему полу и не мужчины, свисающие с потолка, а скорее двое взрослых мужчин, играющих в игру — причем в американскую игру.

«Ma che cazzo ?»

Оба они подняли головы.

— Это заняло у тебя достаточно времени, — пробормотал Джованни. — Я думал, ты совершил кругосветное путешествие.

Я боролась с закатыванием глаз — мне потребовалось два часа от двери до двери, но я не собиралась с ним спорить. "Что ты делаешь?"

«Играем в кукурузную дыру», — невозмутимо произнес Призрак. «Нам было скучно».

«Я знаю, что это такое, но не могли бы вы найти итальянскую игру, в которую можно поиграть?»

Они оба фыркнули.

«Мы родились в Штатах», — пробормотал Джованни. «То, что мы находимся на итальянской земле, не означает, что мы не можем наслаждаться футболом, бейсболом и корнхолом. Подайте на нас в суд.

«Я бы не слишком гордился этим дерьмом», — сухо парировал я.

— Не начинай всякой ерунды, — пробормотал Призрак. «Мы знаем, что вы обиделись, потому что футбол — это спорт для девочек, а футбол — для мужчин».

Я усмехнулся.

«Мы, итальянцы, верим в единственный настоящий футбол. Знаете, то, что вы, ребята, мясните и называете футболом. Это не футбол».

Призрак фыркнул. «Для меня это похоже на футбол».

Трое оставшихся в живых мужчин следили за нашим разговором широко раскрытыми глазами.

— Итак, господа, что вы думаете? — спросил я, сосредоточившись на них, засунув руку в карман костюма от Бриони. «Футбол или футбол?» Их глаза вылезли из орбит, а рты открывались и закрывались, как разинутая рыба. Я бросил взгляд через плечо. «Они говорят по-английски, не так ли?»

Призрак пожал плечами. «Они кричат, я могу вам многое сказать».

Я покачал головой, возвращая свое внимание к нашим пленникам. Татуировка — символ во рту черепа — была выгравирована на их коже, изображая старый союз картеля Тихуаны, албанцев и Триад, который существует и по сей день.

У Джованни тоже была такая же татуировка, а также татуировка Омерты.

«Они все сумасшедшие», — пробормотал по-китайски один из людей Триады. Мои языковые навыки сегодня определенно принесли свои плоды.

«Вы понятия не имеете», — ответил я по-китайски, улыбаясь, как сам дьявол.

Мое сердце колотилось, мое тело ожило после нескольких недель истощения. Я позволил тьме взять верх, приветствуя это ощущение. Мне нужно было убивать, чувствовать, как жизнь утекает из-под моего клинка, слышать их крики, когда они умоляли меня остановиться.

И вот начались пытки. Как и их крики.

Через час на каменном полу у моих ног лежали, скорчившись, двое мужчин, под ними лужи красного цвета. Они не разговаривали, но третий мог бы. Я хотел знать, почему они оказались на моей территории, что задумал Аттикус Попов. Все.

Я улыбнулся, садясь перед последним солдатом Триады. Хоть он и не мог пошевелиться, он дернулся, пытаясь уйти от меня, в то время как Джованни и Призрак продолжали играть в свою нелепую игру.

Я приставил нож к испорченным брюкам костюма, серебряное лезвие теперь стало малиновым, и мужчина с ужасом в глазах следил за этим движением.

«Теперь вы собираетесь усложнять задачу, как ваши коллеги, — я указал на комки на полу, — или вы ответите на мои вопросы в обмен на быструю смерть?»

Он тяжело сглотнул, и капелька пота скатилась по его виску.

Триады верили в благородную и быструю смерть, хотя их собственные методы пыток были весьма жестокими. По этой причине никто никогда не хотел с ними работать, по крайней мере, никто в здравом уме. Очевидно, что Аттикус Попов не был ни здравомыслящим, ни умным, если бы ему удалось встать на плохую сторону Триад.

— Итак, — продолжил я, когда он замолчал, — ты дашь мне несколько ответов, да ?

— Я дал клятву.

«Мне не нужны секреты вашей организации», — протянул я, скрывая свою ярость. «Я хочу, чтобы они покинули территорию Омерты. А теперь я хочу знать, почему вы здесь и какие у вас дела с Аттикусом Поповым.

Он открыл рот, но слов не вышло. Казалось бы, ему нужен был дополнительный стимул.

Я бросился вперед, чтобы приставить нож к его горлу. — Если вам нечего сказать, я могу начать.

— Нет, нет, пожалуйста.

«Я буду снимать кожу с твоих костей, пока ты не скажешь мне то, что я хочу знать. Потом я разрежу тебе живот и вытащу кишки, как свинью».

Узник молчал, ужас сотрясал его тело. В какой-то момент он потерял сознание, и Призрак принес нюхательную соль, разбудив его.

Я драматично вздохнул, бросив взгляд на Джованни и Призрака. «Мне очень не хотелось трогать его яйца, но, кажется, придется. Принеси пилу, Джованни, ладно? Тупой.

В ту секунду, когда он увидел металлическое лезвие, мужчина начал говорить.

— Двадцать три года назад Аттикус обманул Триады, — хныкал он.

«Старые новости», — невозмутимо ответил я. «Весь преступный мир знает эту историю. Он заключил деловое соглашение с Триадами, албанцами и картелем Тихуаны, занимаясь контрабандой мяса, а затем развернулся и трахнул их. С тех пор он погасил эти долги. Откуда снова внезапный интерес со стороны Триад?»

Он испустил сардонический вздох. «Для нас дело было не в деньгах. Это было око за око».

"Объяснять."

«Он взял что-то бесценное от Триад. Одиннадцать лет назад счет был сведен. По крайней мере, мы так думали. Мои брови нахмурились. Омерта думала то же самое. «Нас обманули. Теперь женщина заплатит, и на этот раз ошибок не будет.

"Девушка?"

Его губы сжались, и я прижал лезвие к его горлу, разрезая плоть.

Он начал плакать. — Внутренняя женщина, которая помогла ему двадцать три года назад. Любовница Аттикуса — женщина, имеющая связи с греческой мафией.

"ВОЗ?" Это была бы не жена Ликоса. Она была набожной христианкой, которая настаивала на том, чтобы организация ее мужа прекратила торговлю мясом. Когда он промолчал, я приставил лезвие к его яйцам и повторил: «Кто?»

Слова были медленными и едва слышными, когда он ответил: «Его невестка».

Я обменялся взглядом с Джованни и Призраком, на лицах которых в равной степени отражались удивление и шок.

«Я не знал, что у Ликоса есть невестка», — заявил Джованни по-итальянски. «О ней никогда не упоминалось».