Шипы желания

«А что, если изменится твое сознание?» — задыхаясь, ответил я.

"Невозможный."

Затем он глубоко поцеловал меня, его язык проник в мой рот. Я сжала его пиджак, сильнее прижимая его к себе. Он низко застонал, его свободная рука обвила мою талию, притягивая мое тело к себе. Он поглотил меня, стирая меня своими губами так, что у меня сжались пальцы на ногах. Наш поцелуй был таким, каким писал каждый писатель-романтик в истории человечества, — всепоглощающим и страстным.

Наконец он отстранился и прижал наши лбы друг к другу.

— Не заставляй меня ждать, — сказал он тихо, его слова смешивались с нашим тяжелым дыханием. «Сегодня вечером я хочу, чтобы ты была в моей постели как моя жена».

«Хорошо», — услышал я свой ответ и был вознагражден улыбкой, которая могла легко расплавить железную броню, не говоря уже о моих трусиках.

Итальянские мужчины определенно знали, как очаровать женщин и заставить их подчиняться.

ТРИДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ

МАНУЭЛЬ

Т

Подвал замка был заплесневелым и использовался редко. Еще в пятнадцатом веке он функционировал как темница для содержания пленников и врагов семьи, владевшей замком.

Я не имел удовольствия им воспользоваться… до сегодняшнего дня.

«Вы должны позволить мне разобраться с этим», — заявил Энрико, когда мы спускались по каменным ступеням. «Это день твоей свадьбы».

Я одарил его улыбкой. «Ни хрена. Эти люди охотятся за Афиной. Они мои."

Хотя я регулярно возражал против того, чтобы привести этих людей куда-либо рядом с моим домом, особенно когда здесь Афина, я знал, что время имеет решающее значение. Нам нужно было докопаться до причины, по которой Триады преследовали Афину.

— Как ты их нашел?

Он пожал плечами. «Я приказал следить за Данилом».

Мои шаги остановились на нижней ступеньке и я повернулась к нему лицом. Я вздохнул и задал вопрос, который не давал мне покоя с тех пор, как мы столкнулись с ним вчера вечером возле квартиры Афины — после того, как люди из этой самой организации попытались причинить ей вред. Мой интуиция предупредила, что таких совпадений не существует, и я боялся, что мои подозрения вот-вот подтвердятся. — Он работает с ними?

— Не знаю, — признался он, и я почувствовал, как мои плечи расслабились. «Мои люди не прослушивали комнату, поэтому мы понятия не имеем, что они обсуждали. Но этот парень был в комнате с Данилом, когда разговаривал с главой Триад Цянь Луном.

Мы продолжили идти, пока я обдумывал эту информацию. — Вы получили что-нибудь от Ликоса?

— Просто матери Афины нельзя доверять.

Там я с ним согласился. «Похоже, это повторяющийся комментарий», — заметил я.

Мы вошли в первую камеру, освещенную единственной голой лампочкой, висящей в центре комнаты. В углу стоял небольшой столик с каким-то оборудованием для принуждения, а мужчина сидел, привязанный к стулу, и смотрел на нас, его глаза горели ненавистью.

«Вы за это заплатите», — выплюнул он на смеси китайского языка с сильным акцентом и очень плохим английским языком. «Вы не можете коснуться Триад без последствий».

Между преступными группировками существовало негласное правило — не посягать на бизнес друг друга. Технически Триады тоже не сделали этого — пока — но в тот момент, когда мое кольцо окажется на пальце Афины, любая последующая атака станет моим делом.

«Ну, с того места, где я стою, ты на моей территории, так что я могу делать с тобой все, что захочу», — протянул я, говоря по-китайски. Немногие из членов Триад могли говорить по-английски, и еще меньше — по-итальянски. Энрико не говорил на этом языке, но это касалось моей женщины, а не его. — А теперь ты втянул в это мою жену.

Страх вошел в его глаза. — Твоя ж-жена? — заикался он. «Ты не замужем».

Я злобно улыбнулся. «О, но это я». Я снял пиджак и начал закатывать рукава. «Афина Коста Маркетти — моя донна . Моя жена."

Возможно, она еще не является моей женой по закону, но в тот момент, когда мое семя вошло в ее утробу, она стала моей.

Осознание пришло в его глаза вместе с осознанием того, что он умрет здесь сегодня.

— Ты знаешь, кто мы? — спросил Энрико, и я перевел. Мужчина закрыл глаза, его губы беззвучно шевелились, как будто он молился.

«Когда ты трахаешься с Маркетти, с тебя сдирают кожу заживо», — небрежно заявил я.

Он перестал молиться и громко сглотнул.

Я продолжил. «Есть одна вещь, которую мы никогда не прощаем, и это преследование наших женщин и семей».

Он покачал головой. — Мы не знали…

Я поднял руку, заставляя его замолчать. «Прежде чем я покину эту комнату, вы расскажете мне, что обсуждали Данил Попов и ваш начальник».

— Я не знаю, клянусь.

Я не поверил ему ни на секунду. — Давай проверим твои знания, а?

Словно по сигналу, дверь камеры открылась, и Умбрио с важным видом вошел вместе с другим мужчиной, таща за собой тележку, единственным звуком которой был скрип колес, если не считать тревожного дыхания и неразборчивого бормотания нашего гостя. Медный бык сидел на металлическом подносе тележки — хитроумном приспособлении, использовавшемся древними греками и римлянами. Латунное устройство в форме быка было полым и достаточно большим, чтобы поместить внутрь человека и зажарить его заживо. Похожие на флейту трубы доносили его крики через ноздри быка, создавая анималистическую музыку, а дым от сожженной плоти поднимался клубами благовоний.

Это будет медленная и мучительная смерть.

Кивнув Умбрио, он сдернул нашего пленника со стула и посадил его в горшок, все еще связанного.

Как только начался пожар, его крики мгновенно заполнили подземелье.

— О чем они говорили? — спокойно спросил я.

"Я не знаю!"

"Бред сивой кобылы. Сотрудничайте, и я дам вам быструю смерть. Он дрожал, его глаза были широко раскрыты от видения того, что должно было произойти. Я кинул взгляд на Умбрио. — Добавьте немного тепла в этот огонь, ладно?

Он сделал, как его просили, и вскоре в затхлой комнате воняло горелым мясом. Голова мужчины была низко опущена, изо рта капала слюна.

— Расскажи мне, — процедил я.

"Я не знаю."

Разозлившись, что он не сломался, я схватил нож и отрезал ему ухо. Кровь потекла по его лицу, и он снова закричал.

«Я не остановлюсь, пока не получу ответы, которые ищу», — предупредил я.

Он покачал головой. «Пожалуйста, они говорили в основном по-английски. Не мог понять большую часть этого».