Шишкин лес

— Эй! Тут есть кто живой? — спрашивает Степа, войдя в ангар.

Никто не отзывается.

Когда глаза привыкают к полумраку становится виден стоящий в ангаре еще один, наполовину разобранный самолет.

Степа проходит за фанерную перегородку. Здесь контора. Стены ее увешаны плакатами и вымпелами. Армейская рация. Древний электрический чайник и такой же древний телефон. Древний лозунг на стене гласит: «Высоко сижу — далеко гляжу».

— Ау! — зовет Степа.

— Здесь никого нет, — говорит Сорокин. Они выходят из конторы.

– Он может быть вон там, — показывает Степа.

Угол ангара за разобранным самолетом отгорожен еще одной фанерной перегородкой. У двери табличка: «Учебно-тренировочный центр».

Когда Степа открывает эту дверь, с улицы раздается тарахтение мотора, и Сорокин, оглянувшись, видит сквозь ворота ангара, как самолет на полосе разбегается и взлетает.

— Кто-то улетел, — говорит Сорокин. — Наверное, это и был этот Катков. Значит, нам тут делать нечего. Можно уходить.

— Я все-таки взгляну, — говорит упрямый Степа.

Тренировочный центр представляет собой тесную фанерную выгородку с кабиной самолета, креслом пилота и приборной доской.

— Есть тут кто? — опять кричит Степа. Тихое шипение. Степа входит и прислушивается. За стендом узкое пространство, загроможденное ящиками с приборами и сплетением проводов. Шипение издает лежащий на проводах включенный паяльник. Над тлеющей изоляцией поднимается синий дымок. Очевидно, оставили его тут только что, несколько минут назад.

Из-за ящиков видна нога лежащего на полу человека.

— Валерий, извините, что без п-п-приглаше-ния, — говорит Степа. — У вас тут что-то горит.

И заглядывает за ящики.

Средних лет, оборванный, грязный седой мужчина лежит ничком на полу в луже крови и мочи. Кровь вытекает из двух огнестрельных ран, в затылке и в спине.

— Лева, п-п-подойди сюда, — зовет Степа. Сорокин входит и сразу выскакивает вон, борясь с приступом рвоты.

— Лева, это не он, это не Катков, — говорит

— Идемте отсюда, быстро, — говорит Сорокин.

— Сейчас. — Степа держится за сердце, но не уходит. — Лева, ты посмотри, как его зовут.

— Что посмотреть?!

— В карманах у него. Д-д-документы, — говорит Степа.

— Вы с ума сошли!

— Но ты теперь п-п-понимаешь, этот человек что-то знал. Надо посмотреть, кто это.

— Я не буду его трогать!

— Ладно, я сам... Ты смотри, тут же сейчас все загорится...

Носком ботинка Степа передвигает паяльник на бетонный пол подальше от проводов, осторожно обойдя лужу, тяжело приседает около убитого и лезет к нему в карман куртки.

— Боже мой, что вы делаете! — ужасается Сорокин.

— Ты же этого не делаешь. — Степа морщится. — Ты знаешь, это бомж. Запах страшный. Может, он случайно сюда забрел. Но все равно надо посмотреть.

Стараясь не дышать, Степа ищет по карманам куртки.

— Вы с ума сошли! — стонет Сорокин.

— Возьми себя в руки. Ты же в органах работаешь. Степа ощупывает карманы брюк лежащего на полу человека.

— Я там не работаю! Я их консультирую по живописи, — лепечет Сорокин. — Степа, что вы делаете? Идемте отсюда скорей! Нельзя, чтоб нас тут кто-то застал! Идемте же!

— Ничего нет в карманах, надо посмотреть в конторе, — говорит Степа. — Помоги мне встать.

Сорокин помогает ему подняться на ноги, уговаривая!

— Степа, этот самолет только что взлетел. Они же, кто убил, они же нас видели!

— Тихо. Тихо, Лева, не шуми, — успокаивает его Степа. — Ты лучше иди сейчас к Маше. А то она, не дай Бог, сюда заглянет, испугается. Ты ей скажи, что тут никого нет. А я п-п-погляжу в конторе.

— Степа, нам уходить надо! Сюда же милиция сейчас приедет!

— П-п-пока доедут... Иди к Маше.

Сорокин выскакивает из ангара, а Степа возвращается в контору. Останавливается, чтобы успокоиться и отдышаться, потом оглядывается, выдвигает ящики стола. Они пусты. Телефонный провод вырван из розетки. Провода рации перерезаны.

Степа усаживается за руль.

— Ну что, Каткова там нет? — спрашивает Маша.

— Никого там нет. Ты знаешь его адрес?

— Нет, и Антон не знает. Он всегда звонит сам.

— Надо узнать его адрес у ворот, у этого Жорика, — говорит Степа.

— Да вы что?! — пугается Сорокин. — Не надо там останавливаться. И ничего ни у кого здесь не надо спрашивать. Надо ноги уносить.

— Я сам у него сп-п-п-прошу. Степа останавливает машину у будки. Открывает дверь и входит.

Телевизор включен на полную громкость. Агенты ЦРУ гонятся за Шерлингом по улицам Вашингтона. Визг тормозов. Выстрелы. Вашингтон снят в Таллинне, машины из разных эпох, но все равно зрелище захватывающее. Степа некоторое время смотрит на экран, потом только замечает, что в драном мягком кресле перед телевизором сидит вовсе не молодой помощник Каткова Жорик.

В кресле, спиной к Степе, неподвижно, склонив голову набок, сидит женщина. Такая же грязная и оборванная, как человек в ангаре. Теперь Степа видит под женщиной на полу большую лужу крови. Женщина мертва.

Степа выглядывает в окно. Маша сидит на заднем сиденье, Сорокин — на переднем, друг на друга они не смотрят.

Переступив через кровь, Степа подходит к висящему на стене старинному черному телефону. Грязные обои вокруг телефона исписаны телефонными номерами. Степа находит телефон Каткова.

Мне кажется, что любой человек в какие-то моменты способен к героическим поступкам. Только основа для героизма у каждого своя. Некоторые отчаянно храбры от природы, от бесконечной в себе уверенности. Другие могут черт-те что натворить в экстазе, третьи — во имя одержимости идеей. Мой папа делается героем только от страха. Когда он боялся за Дашу, когда он боится за детей или внуков, он способен на все.

Степа возвращается к машине и садится за руль.

— Ну? — спрашивает Маша.

— Телевизор включен, но там никого нет, — говорит Степа.