Шоколадная война

– Я думаю, что парень с фамилией Рено прав. Я о шоколаде, — сказал Хови. Он также смотрел на эту девочку - на то, как она двигалась вдоль тротуара к магазину «Крейнс-Дрегстор». Но это не рвало цепочку его мыслей. Наблюдать за девочками и пожирать их глазами, или просто уничтожать их взглядом – было тем, что он делал автоматически. — Я больше не буду участвовать в распродаже.

Девочка оторвалась от газеты в металлической раме около магазина. Внезапно до него дошло, что сказал Хови.

– Не будешь? — сказал он, не отрывая глаза от этой девочки. Она снова повернулась спиной, и он продолжил наслаждаться формой ее бедер и колен, обтянутых джинсами. Он взвешивал высказанное Хови, ощущая значение момента истины. Хови Андерсен был не просто еще одним из учащихся «Тринити». Он не был обычным парнем, являясь президентом юниорского клуба. Высокая честь для учащегося и футбольного защитника. На футбольном поле он мог схватить своих объятьях и опрокинуть на землю такого монстра, как Картер, что на протяжении последнего года он уже делал не раз. Его рука могла подняться во время урока, и он имел ответ на самый трудный вопрос. Но та же рука могла также подняться и уложить того, кто крутился вокруг него. Он был интеллектуальным грубияном, вежливым хамом. Кто-то из учителей прозвал его: «Сейчас поговорим». Как и любой из новичков, Рено, отказавшийся продавать шоколад, был ничем, а вот Хови Андерсен все-таки что-то значил.

– Это принципиально, — включился Хови.

Ричи сунул руку в карман и начал бесстыдно в нем шарить, что-то он не мог там найти, наверное, что-то возбужденное красотой форм этой девочки.

– Что принципиально, Хови?

– То, о чем я говорю. Мы ходим в «Тринити» и платим за обучение, не так ли? Правильно. Черт, я даже не католик, как и многие, но все знают, что «Тринити» - лучшая школа для подготовки к колледжу из тех, что можно найти в этом городе. Это награды за высокую успеваемость и за победы в футболе, в боксе. И что происходит? Из нас сделали продавцов. Я выслушиваю все это религиозное дерьмо и даже хожу на молитвы. И вся эта распродажа шоколада превыше всего?.. — он плюнул, и брызги слюны, почти как слезы, поползли капельками по стоящему рядом почтовому ящику. — И вот однажды приходит новичок - «ребенок», и говорит: «Нет». Он говорит: «Я не буду продавать шоколад». Просто. Замечательно. Что-то раньше я никогда не думал, что можно так просто остановить распродажу.

Ричи наблюдал за девочкой – она уплывала.

– Я с тобой, Хови. И так с этого момента: «…не буду продавать шоколад», — девочка почти исчезла из их поля зрения, скрылась от глаз в толпе, наводнившей тротуар. — Хочешь сделать это официально, я полагаю, собрать классное собранье?

– Нет, Ричи, мы не в детском саду. Каждый пусть решает сам за себя. Хочешь продавать – пожалуйста, не хочешь – твое личное дело.

В голосе Хови сиял авторитет, словно тот вещал на весь мир. Ричи слушал с трепетом. Он был рад, что Хови водил руками по воздуху, и, может быть, некоторому влиянию его лидерства, умножившего уважение Ричи к нему. Его глаза вернулись на улицу, в поиске других девочек для наслаждения.

Потная взвесь висела в воздухе – прокисший дух гимнастического зала. И даже, хотя тут никого и не было, то последствия протяженной гимнастической разминки задержались надолго. Вонь мужского пота из подмышек и от ног, гнилой запах старых кроссовок и прелых носков. Что было одной из причин неприязни Арчи к спорту – он ненавидел все, что выделялось человеческим телом, будь то моча, кал или пот. Он ненавидел гимнастов, потому что процесс их вспотевания был слишком быстрым. Он не мог видеть их слизкие и липкие тела, промокшие насквозь от их собственных физиологических выделений. Футболисты ко всему одевались в униформу, а боксеры – только лишь в трусы и перчатки. Взять такого, как Картер: сгусток мышц, и каждая дырочка, каждая пора сочится потом. Если оставить его в трусах и боксерских перчатках, то это бы выглядело отвратительно. Арчи избегал спортсменов. Он был легендой этой школы, о чем многие и не мечтали, но при всем при том он изо всех сил избегал Эдда, преподающего физкультуру. А теперь он был здесь в ожидании Оби. Оби оставил записку на двери его шкафчика: «Встретимся в гимнастическом зале после последнего урока». Оби любил драматизм и также знал, что Арчи терпеть не мог это место, и еще назначил здесь ему встречу. «Ой, Оби, как же ты меня ненавидишь», — подумал Арчи. Хорошо было иметь дело с людьми, которые тебя ненавидят, это держит тебя на кончике ножа. И когда втыкаешь в кого-нибудь из них иголку (что он постоянно проделывал с Оби), то чувствуешь себя с ними на равных и не переживаешь за собственную совесть.

Но в эту минуту в нем копилась досада на Оби. Где его черт носил? Сидя на одном из сидений трибун пустого гимнастического зала, Арчи внезапно обнаружил тут тишину и покой – то, чего в последнее время так ему не хватало. «Виджилс»: все эти задания, постоянное давление, как сверху, так и снизу. В большинстве случаев это были срочные задания, и каждый ждал от Арчи свежих решений. А у Арчи в голове было пусто, никаких идей. Вдобавок, его низкие отметки. В этот период у него определенно не шел Английский, просто потому, что по этому предмету нужно было много читать, а у него на это не было времени – лишних четырех или пяти часов каждый вечер, чтобы добраться до этих паршивых учебников. Иначе говоря, между «Виджилсом» и успеваемостью у него просто не было времени на самого себя и даже на девушек. Он не мог в полной мере уделить внимание своей подруге из женской католической школы «Мисс Джеромс», живущей в квартале отсюда. Единственный день в неделю он мог питаться ее сладостным взглядом, и это было в машине по дороге домой. Говорил только кто-то один из них. Они могли долго ехать в объезд и где-нибудь остановиться, чтобы немного перекусить или просто посидеть за столом. Но все остальные дни вместо этого, каждый день он был здесь, поглощенный заданиями «Виджилса» и уроками, заданными на дом, жонглируя всеми этими делами и, наконец, выслушивая глупые замечания от Оби. «Встретиться со мной в гимнастическом зале…»

Наконец, вошел Оби. Он не просто вошел, а хорошо подготовился прежде, чем войти. Он заглянул в дверь, оценил запахи и хладнокровно по шпионски подкрался на цыпочках – Христа ради.

– Хай, Оби. Я – здесь, — сухо дал о себе знать Арчи.

– Хай, Арчи, — сказал Оби, когда его кожаные пятки зацокали по полу гимнастического зала. В этой школе было правило: входить в гимнастический зал только в кроссовках, но в большинстве случаев каждый игнорировал это правило, за тем исключением, когда кто-то из Братьев мог сюда зайти.

– Что ты хотел, Оби? — спросил Арчи, сразу без подготовки перейдя к делу, сохраняя голос ровным и сухим как Сахара. Факт, что он был удивлен встречей и местом ее проведения. Арчи не хотел углубляться в подробности, и он прямо сказал:

– У меня мало времени – куча дел.

– Это также важно, — сказал Оби. Его худое острое лицо никогда не покидал бесконечный и взволнованный взгляд. Ему неплохо удавалась роль провокатора или подставной утки. Он мог уговорить кого угодно и в чем угодно. Притом он мог войти в чье-либо положение, и на него всегда можно было положиться. Хотя если он поклялся отомстить, то его месть не заставляла никого долго ждать.

– Помнишь того парня с фамилией Рено - «Шоколадное задание»?

– Что с ним?

– Он продолжает отказываться от продажи шоколада.

– Что?

– Что слышал. Его заданием было не продавать шоколад десять учебных дней. Ладно, но эти десять дней прошли, а он продолжает говорить «нет».

– Ну и что?

То, что всегда бесило Оби: у Арчи всегда было каменное лицо, чтобы не происходило. Ему можно было сказать, что в этом помещении заложена бомба, и он, конечно же, скажет: «Ну и что?». Это уже сидело у Оби в печенках, в большей степени потому, что ему все это казалось детством, и Оби ждал удобный случай это выявить.

– Ладно, это разного рода слухи. Прежде всего, многие думают, что дело в «Виджилсе», что Рено продолжает отказываться от продажи шоколада, потому что он продолжает выполнять задание. Тогда, как многим известно, что задание завершено, и все думают, что Рено подстрекает всех к протесту против распродаж. Говорят, что Брат Лайн каждый день выходит из себя…

– Прекрасно, — сказал Арчи, реагируя на последние новости от Оби.

– Каждое утро Лайн зачитывает список, и каждое утро этот парень – новичок, сидит и не собирается продавать этот проклятый шоколад.

– Прекрасно.

– Ты это сказал.

– Продолжай, — сказал Арчи, игнорируя сарказм Оби.

– Ладно, Я понимаю, что вся эта вшивая распродажа идет ко всем чертям. Никому не хочется во главу угла ставить распродажу шоколада, и в некоторых классах это превращается в своего рода фарс.

Оби сидел на трибуне рядом с Арчи. На какое-то время он замолчал.

Оби был зол:

– Энергия тараканов, броуновское движение, как можно дальше от распродажи – все, как сумасшедшие, эти воспитанники Лайна, его «особые парни – те, кто остался верен школьному духу», — он вздохнул. — Иначе как, никому это ненужно.