Шоколадная война
Шрифт:
И так, он согласился встретиться с Джанзой на ринге, и Арчи почти склонил его к вероломству. Проделать это с Джанзой было намного проще. Он позволил им заранее быть около платформы, затянуть талии, пока, содрогаясь от вечерней прохлады, он сам ходил за боксерскими перчатками. И затем Арчи, с триумфом и злобой в глазах, объяснил правила. Те еще правила!
Джерри был готов отказаться, когда Джанза открыл рот: «Окей. Я сделаю из него отбивную».
И Джерри увидел, что, к его ужасу, Арчи рассчитывал на реакцию Джанзы и на парней, заполняющих трибуны. Он знал, что Джерри уже не может отстраниться, и зашел слишком далеко. Арчи даровал ему одну свою кисло-сладкую улыбку: «Что скажешь, Рено? Ты принимаешь правила?»
Что он мог сказать? После телефонных звонков и избиения?
Джерри собрался в решительности. Наконец, это был его шанс, ответный удар. Вся злая несправедливость Арчи крылась в сути лотерейных билетов.
– Ладно, — сказал Джерри.
Теперь стоя здесь, холодным вечером, насквозь пробирающим его тело, с одной затекшей ногой и с тошнотой, скрываемой в желудке, Джерри подумал, в подходящий ли момент он сказал: «Ладно».
Лотерейные билеты продавались, словно порнографические картинки.
Брайан Кочрейн был удивлен. Но его больше удивили интересы Арчи Костелло. Сперва шоколадная распродажа, а затем эта чокнутая лотерея. Никогда еще ничего подобного не бывало ни в «Тринити», ни где-либо еще. И он мог допустить, что сам иногда грешил самодовольством, несмотря на то, что он был готов защищаться, когда в этот день Арчи подошел к нему, чтобы объяснить суть проводимой лотереи. «С шоколадом ты превзошел себя», — сказал ему Арчи. Комплемент расплавил оппозицию Брайана, который боялся жестокости Арчи и «Виджилса». Выживание личности – то, во что Брайан верил и чему преклонялся.
Он снова сильно усомнился в объяснениях Арчи того, как борьба и лотерея будут работать.
– Как ты сумел добраться до Джанзы и до Рено, чтобы сделать это? — вот, что Брайан хотел узнать.
– Легко, — убедил его Арчи. — Рено будет мстить, а Джанза – он лишь руководствуется животными инстинктами. И они оба уже не уйдут на глазах у всей школы, — и голос Арчи снова похолодел, а Брайан содрогнулся внутри себя. — Ты занимаешься только своим делом, Кочрейн, продаешь билеты, а детали оставь мне.
Через несколько минут Брайан собрал всех, кто уже продал билеты. И Арчи был прав, потому что трибуны заполнялись, Рено и Джанза были на платформе, билеты проданы, и всё это уже было не на следующий день.
Эмилу Джанзе надоело обращение с ним, как одним из негодяев. Арчи относился к нему именно так, и он это чувствовал. «Эй, животное», — мог сказать Арчи. Эмил животным не был. Он чувствовал себя так же, как и все остальные. Как сказал один парень где-то у Шекспира (они когда-то проходили это по Английскому): «Зарежь меня, не изойду ль я кровью?» Все правильно, ему хотелось кого-нибудь немного разыграть или к кому-нибудь залезть под кожу. Разве это не было свойственно человеческой натуре? Он все время защищался: «Доберись до них раньше, чем они до тебя. Следи, о чем они думают – и бойся». А что Арчи с его гнилой фотографией, которую он (Джанза) не видел. Арчи убеждал его в том, что фотографии не было вообще. «Ну откуда могла бы быть фотография, Эмил. Вспомни, как в тот день в туалете было темно. И вспышки не было, как и не было никакой пленки в фотоаппарате. И если бы была, я все равно не успел бы навестись на резкость». Недоказуемость истины добивала Эмила, и от этого сумасшествия он был как в аду. Но в тот момент Арчи заметил, что Эмил ставил на уши таких парней, как, например, Рено. «Черт, Эмил, твои враги - такие, как Рено, а не такие, как я. Они квадратны, Эмил, они те, кто представляют для нас опасность, пыхтят от натуги, и живут по правилам». И тогда Арчи предоставил ему возможность выпустить пар: «Что было, то было. Все говорят о том, как Рено был избит, о том, как ты нуждался в помощи других и не смог бы этого сделать сам…»
Эмил смотрел через арену на Рено. Он стремился в бой, чтобы показать себя перед всей школой. «Черт со всем этим психологическим дерьмом, с которым Арчи всех нас перемешал – сказать Рено, что он гомик?» - и он будет работать кулаками, а не
ртом.Ему не терпелось начать, смять Рено у всех на глазах, и неважно, что было написано в лотерейных билетах.
Но в закоулках его сознания затаились сомнения: была ли, вообще, у Арчи фотография той сцены в туалете?
36.
Лотерейные билеты.
Это ужасно!
Арчи не мог рассмотреть того, что в них было написано, и он остановил одного из парней, завербованных Брайаном Кочрейном для продажи билетов.
– Надо взглянуть, — сказал Арчи, дав знак ему рукой.
Парень быстро уступил, и его покорность пришлась Арчи по душе: «Я – Арчи, и я люблю командовать».
Шум возбужденной публики на трибунах. Арчи внимательно изучил клочок бумаги, на нем были накарябаны слова:
Джанза.
Удар по торсу справа.
Джимми Демерс.
Все было просто, сногсшибательно – замечательная лотерея. Без сомнений то, чем Арчи Костелло был всегда знаменит. Все знали, что Арчи мог сделать – превзойти себя. В один штрих Арчи вовлек Рено в шоу, сделал его частью шоколадной распродажи, и также оставил его на милость школы, учащихся. Борцы на ринге не могли проявлять свою волю, они лишь исполняли волю сидящих на трибунах. Каждый, заплативший за билет (и кто бы мог отказаться?), имел шанс поучаствовать в этой борьбе, наблюдая за двоими дерущимися, и в то же время быть от них на безопасном расстоянии, не рискуя получить удар в челюсть или под дыхало. Рискованной частью была сама вероятность прибытия сюда Рено этим вечером. Поднявшись на платформу, Арчи это знал, он уже не смог бы отказаться от борьбы, даже если и слышал о билетах. И это сработало. Прекрасно.
Подошел Картер: «Билеты действительно проданы, Арчи», — сказал он, оценив концепцию борьбы. Он любил бокс. Выбрав два билета, он долго думал, что предложить для начала предстоящей борьбы. Он, наконец, решил, что в самый раз будет верхний удар по челюсти справа. В последний момент, он почти одобрил удар Рено, чтобы дать парню удачный шанс. Но Оби стоял рядом – Оби, который совал свой нос во все дела. Теперь Картер прочел имя Джанзы. Джанза – зверь, который всегда готов прыгнуть по команде Арчи.
– Смотрите, какой хороший вечер, — самодовольно сказал Арчи, выставляясь напоказ – то, что Картер так ненавидел. — Ты видишь, Картер, говорил я тебе, что ты паниковал без особой причины.
– Я не знаю, как у тебя все это получается, Арчи, — развел руками Картер.
– Просто, Картер, просто, — Арчи в этот момент просто упивался восхищениями Картера, который унижал его на том собрании «Виджилса». В какой-то момент он даже сможет вести себя с Картером на равных, но в данный момент Картер был необходим всего лишь как символ грубости и устрашения. — Видишь ли, Картер, в каждом человеке есть две составляющие – жадность и жестокость. Так вот, у нас здесь полный набор. Жадность – парень играет, имея для победы один шанс против ста, плюс пятьдесят коробок шоколада. Жестокость – наблюдать двоих избивающих друг друга, и, может быть, наносящих друг другу серьезные увечья, и при этом находиться всего лишь на трибунах. И почему это работает, Картер, потому что все мы ублюдки.
Картера чуть не стошнило от услышанного. Арчи оттолкнул его всем, чем только можно, но больше всего тем, как он перемешивал всех с грязью, осквернял и развращал, словно в мире и не было ничего хорошего и доброго. И еще Картер допустил, что он сам, видя исход борьбы наперед, не купил ни одного билета. Делало ли это его таким, как все – жадным и жестоким, как говорил Арчи? Вопрос удивил его. Черт, Он всегда был о себе хорошего мнения, и даже пользовался позицией президента «Виджилса», чтобы контролировать Арчи и не допускать того, чтобы тот заходил за грань допустимого в заданиях. Но делало ли это его в достаточной мере порядочным? Этот вопрос беспокоил Картера. И он ненавидел Арчи. Он все время чувствовал вину. Христос, Мир не мог быть таким плохим, каким представлял его всем Арчи, но, он слышал возгласы парней на трибунах, нетерпение в ожидании борьбы – скорей, увидеть ее результат… и Картер чуть ли не согласился с Арчи.