Шпион по призванию

Вечером 2 января 1786 года Роджер вернулся в Бешрель превосходно отдохнувшим и жаждущим снова взяться за интересную работу. Несколькими вечерами позже он со списком Брошара в руке обследовал полки библиотеки маркиза и обнаружил немало рекомендованных книг. Покуда ранние сумерки вынуждали его проводить часы досуга в доме, он углубился в изучение этих трудов, которые сыграли важную роль в усилении недовольства буржуазии и внесли не меньший вклад в революцию.

Роджер наслаждался «Персидскими письмами» Монтескье, пронизывающим их духом протеста против капризного тщеславия Людовика XIV и его блестящего, но поверхностного двора, однако не смог одолеть самую знаменитую работу того же автора, «Дух законов». Кене – просвещенный лекарь мадам де Помпадур, именуемый последователями «европейским Конфуцием», – показался ему весьма здравомыслящим автором, как и друг Кене, маркиз де Мирабо. Жан-Жака Руссо он вскоре отверг, придя к выводу, что «женевский мудрец» с его чепухой о всеобщем возврате к природе был всего лишь сентиментальным чудаком. Мабли, одержимый идеями обобществления всей собственности, произвел на него впечатление опасного анархиста. Но Вольтер доставил Роджеру ничем не омраченную радость. Великий циник четко и остроумно излагал то, что чувствовали все люди, обладавшие широким кругозором.

Дни стали длиннее, и Роджер снова начал охотиться с гончими и соколами вместе с Шену, причем они каким-то образом почти всегда оказывались поблизости от речушки, на берегу которой произошло его столкновение с Атенаис.

Зрелища водного потока оказалось достаточно, чтобы воскресить в Роджере воспоминания о девушке, причем думая о ней, он всегда оправдывал ее поведение и осуждал свое. Роджер доказывал себе, что она вела себя в соответствии со своим воспитанием, в то время как ему не следовало прибегать к столь низкому способу мести. Тот факт, что Атенаис воздержалась от обвинения его в весьма серьезном, по французским законам, преступлении, он приписывал ее великодушию и христианскому милосердию, а то, что она воздала добром за зло, исцелив его раны, делало девушку в его глазах прекрасной мученицей, обратившейся в ангела-хранителя. Роджер уверял себя, что это было знаком прощения, и более чем когда-либо сожалел, что Атенаис уехала в Париж прежде, чем ему представился шанс на коленях умолять ее о снисхождении. С каждой неделей усиливалось его желание снова увидеть девушку; он был готов вынести любое унижение, лишь бы вернуть ее благосклонность. Но Париж был далеко от Бешреля, и надежда добраться туда казалась столь же несбыточной, как путешествие на Луну.

В конце февраля Роджеру приснился сон о Джорджине. В первый год пребывания во Франции он часто думал о ней, иногда с внезапным приливом физического желания, пробуждаемого воспоминаниями об их объятиях в башне, а иногда со стыдом, оттого что по собственной глупости не оправдал ее надежд. С течением времени Роджер вспоминал о ней все реже, но всегда с нежностью и благодарной памятью о проведенных вместе часах, когда они еще были детьми. В первые месяцы Роджер медлил с письмом Джорджине, надеясь, что позднее ему удастся сообщить ей о своих более значительных успехах, но его положение улучшалось крайне медленно и без сколько-нибудь заметных триумфов, поэтому он так и не дождался подходящего момента, чтобы откровенно поведать Джорджине о бестолковом начале своего пути, последующем унылом существовании и по-прежнему неопределенных перспективах.

Тем не менее во сне Роджер необычайно ясно видел Джорджину, яркие краски ее зрелой, чувственной красоты и почти ощущал теплоту ее дыхания на своей щеке. Темные глаза Джорджины возбужденно блестели, когда она взяла его за руку и быстро повела за собой. Он понятия не имел, куда его ведут, но видел, что держит в другой руке толстый свиток пергамента. Потом Роджер очутился в полутемной комнате, стоя перед маркизом и слыша голос Джорджины, доносившийся откуда-то сзади. «Отдай это ему, Роджер! – говорила она. – Это путь к твоему успеху».

Затем картинка потускнела, и Роджер проснулся, но еще минуту у него оставалось сильное впечатление, будто Джорджина стоит рядом с ним в темноте.

Окончательно пробудившись, Роджер мог вспомнить каждый миг своего сна и внезапно осознал, что свиток пергамента содержал доказательства прав на поместье Сент-Илер.

Маркиз сказал, что, когда работа будет завершена, Роджер должен известить его об этом, где бы он ни находился. Роджер не сомневался, что маркиз имел в виду письменное сообщение, хотя и не говорил об этом прямо. Ему пришло в голову, что его не будут порицать, если он интерпретирует слова маркиза как распоряжение о личном докладе. А это означало поездку в Париж, где он увидит Атенаис.

Роджер уже перевел большую часть документов, но ему еще предстояло проанализировать их и подробно изложить все данные.

Со следующего утра Роджер полностью отказался от отдыха и развлечений, не тратя ни единого часа на охоту, фехтование, чтение энциклопедистов и мечты об Атенаис. Закрывшись в комнате на верхнем этаже, он трудился с неослабевавшей энергией час за часом, день за днем, с раннего утра до поздней ночи, покуда его зрение не затуманивалось от усталости. Роджер знал, что не сможет отправиться в Париж ни секундой раньше того момента, когда весь клубок будет распутан и его нити станут очевидными для всех. Каждая секунда, проведенная за работой, приближала его встречу с возлюбленной.

Почти семь недель Роджер упорно трудился, с неохотой делая перерывы на еду и сон, но наконец работа была закончена. Каждый документ был пронумерован и возвращен в большой сундук. В толстой папке находились указатель документов и краткое их изложение, причем с удивительной для его возраста предусмотрительностью Роджер составил два текста вместо одного. Первый текст в двадцать пять тысяч слов содержал подробную историю претензии на обладание поместьем, пестрящую генеалогическими древами, ссылками на оригинальные материалы и цитатами из них. Он предназначался для юристов, которые будут заниматься этим делом. Предвидя, что у маркиза, возможно, не окажется ни времени, ни желания продираться сквозь пространную и запутанную аргументацию, Роджер подготовил для него специальный текст с кратким и ясным изложением важнейших пунктов менее чем в две тысячи слов.

И вот 16 апреля, захватив оба текста и маленький саквояж, Роджер выехал в Париж. До первой остановки в Рене он ехал на одной из лучших лошадей маркиза, но задержался там, только чтобы перекусить, и отправился дальше в почтовой карете. Путешествуя налегке, он быстро продвигался вперед, тем более что нанять лошадей на больших дорогах не составляло труда. При обычных обстоятельствах Роджер останавливался бы на несколько часов в каждом городе, чтобы осмотреть достопримечательности, но, помня, что каждая миля приближает его к Атенаис, он задерживался только для еды, сна и смены лошадей. Так он миновал Витре, Майен, Алансон, Шартр и Рамбуйе и 21 апреля во второй половине дня въехал на зловонные и переполненные людьми улицы Парижа.

Альдегонд объяснил ему, как найти особняк Рошамбо, находившийся на улице Сент-Оноре, неподалеку от Лувра. Это было массивное, старомодное здание с башенками, балконами и верхними этажами, нависавшими над внутренним

двором.

Передав лошадь конюху, Роджер поспешил в дом, не думая ни о документах, стоивших ему стольких усилий, ни о маркизе, которому должен был их представить. Тем не менее он не осмеливался прямо спросить об Атенаис и решил, что быстрейшим способом получить о ней известия было засвидетельствовать свое почтение мадам Мари-Анже.

В холле стояли два лакея, один из которых осведомился о причине визита.

– Мадам Вело… – задыхаясь, ответил Роджер. – Мне срочно нужно ее видеть… Пожалуйста, сообщите ей, что месье Брюк внизу и просит разрешения повидать ее.

– Сожалею, месье, но мадам Вело уехала вчера с мадемуазель де Рошамбо провести лето в Бешреле, – с поклоном сообщил лакей.

Глава 16 ПОТАЙНАЯ КОМНАТА

Роджер был жестоко разочарован. Должно быть, не видя ничего, кроме дороги перед собой, он проглядел вчера карету Атенаис где-то между Шартром и Рамбуйе. Очевидно, маркиз изменил планы относительно дочери, решив, что она проведет лето в Бешреле. Знай Роджер об этом, он мог бы избавить себя от изнурительных трудов в течение последних двух месяцев. Даже если бы он растянул работу еще на полгода, никто не обвинил бы его в лености, а за целое лето ему бы наверняка представился случай выразить свое раскаяние девушке, которую он так страстно любил. Но теперь было поздно думать об этом. Задание, касающееся поместья Сент-Илер, выполнено, и он должен доложить о результатах маркизу.

– Месье хотел бы видеть кого-нибудь еще? – осведомился лакей.

– Э-э… да, – пробормотал Роджер, с трудом оторвавшись от своих мыслей. – Будьте любезны доложить обо мне месье аббату д'Эри.

Спустя пять минут он уже объяснял сутулому черноглазому священнику причину своего приезда в Париж.

Д'Эри сказал, что маркиз утром уехал в Версаль, где у него есть апартаменты во дворце, но что через несколько дней он обязательно вернется в Париж, так как ведет здесь все дела и устраивает приемы. Взяв оба доклада для передачи маркизу, аббат послал за месье Роланом, мажордомом парижского особняка, и приказал ему устроить Роджера со всеми необходимыми удобствами на время его пребывания в столице.