Шпион по призванию

Жители Парижа приняли вердикт с бурным энтузиазмом и приветствовали освобожденного из Бастилии кардинала, словно он был генералом, возвращавшимся с победой. Их вдохновляла не особая любовь к кардиналу де Роану, а то, что признание его невиновным, по их мнению, подразумевало виновность несчастной Марии Антуанетты, которая успела стать самой ненавистной женщиной во всей Франции.

В действительности не могло быть никаких сомнений в невиновности королевы, так как якобы написанное ею письмо с повелением кардиналу купить драгоценности от ее имени было подписано «Мария Антуанетта Французская», и даже туповатый король указал, что, будучи по рождению австрийской эрцгерцогиней, она всегда подписывалась «Мария Антуанетта Австрийская». Тем не менее вовсю распространялись клеветнические слухи о том, что королева была любовницей кардинала, что он преподнес ей ожерелье в качестве платы за ее добродетель, а когда сделка стала известной, благородно позволил отдать себя под суд и держал язык за зубами, спасая ее честь.

Правда же, как было известно близким друзьям королевы, заключалась в том, что в детстве Мария Антуанетта питала сильную антипатию к де Роану, когда тот был французским послом в Вене. Не зная, что в будущем юная принцесса станет королевой Франции, кардинал сделал о ней несколько остроумных, но унизительных замечаний, которые она поклялась никогда ему не прощать. Мария Антуанетта сдержала клятву, но кардинал попытался купить ее милость, приобретя и отправив ей ожерелье. При передаче оно было украдено его посредницей, мадам де ла Мотт, поэтому королева так и не узнала о его намерениях.

Д'Эри, зная подлинную историю от маркиза, рассказал ее Роджеру, и они пришли к выводу, как и все знавшие правду, что самым очевидным моментом всего дела была невероятная глупость короля, допустившего публичный процесс, хотя только полоумный не мог предвидеть, что, так как королева не может быть судима и оправдана, ее неминуемо пригвоздят к позорному столбу.

20 июня король вместе с военным и военно-морским министрами, маршалами де Сегюром и де Кастри, отправился производить личную инспекцию новых портовых работ в Шербуре. У Роджера была веская причина запомнить эту дату, так как тем вечером произошли непредвиденные события, внесшие беспорядок в его рутинное существование.

Когда месье де Рошамбо был дома и работал допоздна, его секретари отправлялись ужинать по очереди, чтобы один из оставался в распоряжении маркиза. В тот вечер Роджер поужинал рано, и д'Эри спустился вниз около девяти, но перед уходом он забыл предупредить помощника, что десять минут назад провел к маркизу посетителя. Имея несколько писем для подписи, Роджер, как обычно, собирался отнести их через потайной ход. Шагнув в комнатушку за шкафом и услышав голоса в кабинете, он понял, что месье де Рошамбо не один.

Роджер подумал, что не смог бы войти в потайную комнату, если бы маркиз не забыл нажать на кнопку, запиравшую ее с двух сторон, и знал, что должен удалиться, но, собираясь это сделать, услышал слова посетителя:

– Я не согласен, что победа над Англией так существенна для достижения Францией ведущего места в международных делах.

Голос звучал так ясно, что Роджер тотчас же узнал в говорившем аббата де Перигора, а тема беседы заставила чувство любопытства одержать верх над щепетильностью, поэтому он остался на месте.

– Мой дорогой аббат, – ответил маркиз, – куда бы мы ни стремились, Англия всегда чинит нам препятствия. Есть ли у нас альтернатива наращиванию сил для новой войны, в которой мы должны сокрушить британское могущество и заполучить их богатые владения? Только наблюдать, как Франция превращается в банкрота.

– Есть и другие средства, могущие избавить нас от нынешних неприятностей, – заметил аббат. – Ввязаться в еще одну войну с Англией – означает вступить в слишком рискованную игру. Их население вдвое меньше нашего, но они страшные противники. Они обладают отчаянным упорством и смелостью, великолепным воплощением которых служит их национальный символ – бульдог. Я бы не испытывал судьбу, а искал, как делает месье де Верженн, взаимопонимания с ними.

– Но куда это может нас привести? – осведомился маркиз. – Их торговые связи куда шире наших, их промышленность имеет значительно более крепкую основу, производимые ими товары гораздо лучше по качеству. Как мы можем соперничать с ними? Договор, который должны были подписать более года назад, означал бы подлинную свободу торговли между двумя нациями. Восемнадцать месяцев я сражался за его отсрочку и преуспел в этом, будучи уверенным, что подобная мера нанесет смертельный удар французской коммерции.

– Этого не произошло бы, – спокойно возразил аббат, – если бы мы добавили к договору секретную статью, по которой Британия должна снабжать нас всеми необходимыми нам товарами, предоставив нам свободу распространять и их, и наши товары по всей Европе.

– Вы говорите загадками, аббат, – рассмеялся месье де Рошамбо. – Мы были бы спасены, став европейским торговым центром, но что мы могли бы предложить Британии в обмен на предоставление нам монополии в ее континентальной торговле?

– У нее не оказалось бы выбора, если бы большая часть континента находилась под нашим контролем.

– Что? Вы предлагаете нам воевать с полудюжиной стран вместо одной?

– Да, так как Англия сильна и едина, в то время как остальные слабы и раздираемы противоречиями. Британия – морская держава, поэтому я предоставил бы ей возможность заморского развития и сделал бы ее нашим другом, став крупнейшим ее покупателем, Франция – держава континентальная, и она должна искать новых богатств при помощи расширения границ.

– Даже с Англией в качестве союзника это означало бы длительную серию дорогостоящих кампаний, – промолвил маркиз.

– Не обязательно. Сейчас каждая страна в Европе страдает от политической нестабильности, которую мы можем обратить себе на пользу, если будем правильно вести игру. Католики австрийских Нидерландов возмущены реформами, навязанными им императором Иосифом, и страна готова отделиться от него. Генеральные штаты Голландии открыто восстали против штатгальтера и пытаются заменить его режим республикой. Король Пруссии, как мы знаем, на смертном одре. Фридрих Великий 97 более не будет вести победоносные кампании, и в стране уже существует партия, относящаяся к его будущему преемнику с нескрываемым отвращением. Князьков, управляющих германскими землями, всегда можно натравить друг на друга. Итальянские государства и Неаполитанское королевство прогнили до основания. Венгрия пребывает в состоянии брожения из-за великой страсти императора к порядку и его попыток навязать ей немецкую администрацию и немецкий язык. Только Россия достаточно сильна, и, подобно Англии, ей следует позволить расширяться – в данном случае за счет Азии и турецких владений, что она, кажется, и начинает делать.

97

Фридрих II Гогенцоллерн (1712-1786) – прусский король с 1740 г.; выдающийся полководец.

– И каков же ваш вывод из всего этого? – осведомился маркиз.

– Таков, что Франция должна воспользоваться недовольством в этих странах. Нам следует раздувать пламя мятежа в каждой из них вплоть до гражданской войны, а потом, под предлогом защиты населения, вводить туда войска и обеспечивать установление нового режима, благоприятствующего нашим целям. Номинально государства сохранят свою независимость, но в действительности станут протекторатами, чьи правители будут зависеть от доброй воли Франции. Таким образом за дюжину лет мы приобретем контроль над большей частью Европы. Конечно, придется поддерживать недовольное меньшинство финансами и тайно снабжать его оружием. Фактически они должны стать тайными легионами Франции.