Шпионский берег

— Конечно. А зачем?

— Ты единственная, кто когда-либо говорил мне не носить розовое. Может быть, ты пороешься в моем гардеробе? Скажешь мне, что лучше сохранить, а что отдать. В смысле, если ты не возражаешь.

Я смотрю в эти глаза без ресниц и думаю о том, каково ей, запертой в этом большом доме с равнодушным отцом и его любовницей, женщиной, чья обворожительная красота только подчеркивает отсутствие оной у Беллы. Я думаю о том, что она, вероятно, терпит в своей школе-интернате, общаясь с девочками, которые столь же богаты, но наделены прекрасными волосами и стройными бедрами.

— Я бы с удовольствием посмотрела на твой гардероб.

Когда мы вместе идем к дому, она говорит: — Ты никогда не рассказывала моему отцу о тех таблетках?

— Конечно, нет.

— Как меня бесит, что все всегда меня сдают ему. Кит и Виктор. Сильвия. Даже горничные.

— Я бы никогда так с тобой не поступила.

— Что ж, спасибо тебе.

Мгновение мы рассматриваем друг друга, два сообщника, которые установили связь, потому что понимаем ценность молчания.

— Я знаю, как хранить секреты, Белла, — говорю я.

Она одаривает меня лукавой улыбкой. — Я тоже так думаю.

Роскошная спальня Беллы выкрашена в изумрудно-зеленый цвет, лепнина в виде короны и пилястры позолочены, а над кроватью с балдахином висят богатые бархатные шторы. Это комната, подходящая для членов королевской семьи, к чему Хардвик явно стремится, но девушка, стоящая перед своим шкафом, розовая и вспотевшая, совсем не похожа на принцессу.

— Сплошное дерьмо, да? — говорит она. Она сдергивает с вешалок еще два платья и бросает их на кровать, на растущую гору выброшенной одежды. — О чем я только думала?

— Это определенно не дерьмо, Белла. — Я беру одно из платьев, которые она только что выбросила. Оно от итальянского дизайнера, шелковое, с изысканными деталями. Явно дорогое, оно предназначено для ношения в обтяжку. — Тебе просто нужно найти стиль, который тебе подойдет.

— Ты имеешь в виду, который спрячет меня.

— Тебе, безусловно, не нужно прятаться. Тебя должны увидеть.

— Моя мама считает иначе. — Она бросает в кучу платье с розово-оранжевыми психоделическими полосками. Скатертью дорога и этому. — Я думаю, что она меня стесняется.

— О, Белла. Я уверена, что это неправда.

— Ты с ней не встречалась. Мама идеальна. Она всегда была само совершенство.

Она стоит спиной ко мне, так что я не могу видеть ее лица, но я слышу дрожь в ее голосе, и теперь вижу, как поникли ее плечи, когда она стоит перед шкафом, заполненным одеждой, которая словно бы специально создана жестокой индустрией моды, чтобы унижать таких девушек, как она. Я хочу протянуть руку и прикоснуться к ней, утешить ее, но это было бы равносильно пересечению эмоциональной черты, от которой я не смогла бы отступить. Мне приходится напоминать себе, что я здесь не для того, чтобы быть ее другом. Я здесь для того, чтобы использовать ее, воспользоваться ее доверием, а затем бросить. Я не могу позволить нашей привязанности стать еще глубже.

Я выглядываю в окно, из которого открывается вид на подъездную дорожку с величественными платанами, и вижу, как к парадной двери подъезжает "Рейнджровер". Из дома выходит Кит, чтобы поприветствовать новоприбывших, молодую пару, которая привезла с собой ошеломляющее количество багажа.

Белла подходит и встает рядом со мной у окна. — Ненавижу эти выходные, — говорит она, глядя сверху вниз на гостей. — Все эти люди подлизываются к папочке. Притворяются, что я им нравлюсь.

— Почему бы тебе им не нравиться? Мне ты нравишься.

— Ты — единственная причина, по которой это терпимо. В противном случае, я бы предпочла просто провести выходные в школе.

— Ты сказала об этом своему отцу?

— Он говорит, что я должна быть здесь, чтобы встретиться с этими людьми. Узнать их имена, выяснить, чем они занимаются.

— Потому что он ожидает, что когда-нибудь ты возглавишь его бизнес.

— Как будто я когда-нибудь захочу этого. — Она смотрит на меня. — Я хотела бы заниматься тем же, чем и ты. Работать в сфере моды.

Я улыбаюсь. — Ты вольна делать все, что захочешь. Это не его жизнь, Белла. Она твоя.

— Нет, это не так. — Она выглядывает в окно. — Он говорит, что я единственная, кому он может доверить руководство. Что мне на это сказать?

— Ты могла бы сказать ”нет".

Она фыркает. — Ты не знаешь папу.

Но я знаю его. Я знаю о нем то, чего не знает она; то, что привело бы ее в ужас. Вещи, которые вызывают у меня желание сказать ей: Беги, Белла. Беги быстро, беги далеко, пока его яд не заразил и тебя тоже. Но я не могу говорить ей такое. Я не могу спасти ее. Все, что я могу сделать, это стоять в стороне и наблюдать, как энтомолог с холодным взглядом наблюдает за пауком, опутывающим свою добычу.

Я не могу заставить себя взглянуть на нее, на эту девушку, которая является всеобщей пешкой. Вместо этого я подхожу к ее шкафу, просматриваю висящую там одежду и достаю черное коктейльное платье. Оно шелковое, с глубоким вырезом на лифе и расклешенной юбкой.

— Вот это, — говорю я, поворачиваясь к ней. — Надень его сегодня вечером.

— Мама его мне купила.

— Значит, у твоей мамы острый глаз.

Она берет платье и хмурится. — Оно черное.

— Оно будет хорошо на тебе смотреться, — улыбаюсь я. — Доверься мне.

В тот вечер Белла выходит на заднюю террасу в черном коктейльном платье, цвет которого подходит для любой фигуры. Я стою поодаль от вечеринки, потягивая бокал охлажденного розового вина, когда вижу, как она выходит из французских дверей, чтобы присоединиться к собравшимся. Прежде чем кто-либо успевает остановить ее, она хватает с подноса бокал белого вина и бредет вдоль периферии толпы, так и не проникая в нее полностью, словно притягиваемая магнитом. Она внимательно осматривает шведский стол, на котором разложены роскошные блюда, и без особого энтузиазма добавляет морковные палочки и спаржу к себе на тарелку, прежде чем направиться туда, где стою я. Дойдя до разделочного стола, она резко останавливается, чтобы посмотреть на жареные ребрышки, сочные и блестящие под нагревательной лампой.

— Это как половинка теленка, — говорит она.

— Это говядина абердин-ангусской породы, мисс, — говорит официант. — Самая лучшая. Хотите кусочек?

— Боже, нет! Я вегетарианка. — Сморщив нос, она продолжает идти и присоединяется ко мне на краю террасы.

— Это платье тебе очень идет, — говорю я.

— Как кто-то может есть такое кровавое мясо?

— Давно ли ты стала вегетарианкой?

— Как будто целую вечность назад.

И все же я помню, с какой жадностью она уплетала говядину по-веллингтонски на моем свадебном ужине в прошлом году. Вот вам и надежность показаний подростка.