Шпионский берег

Свист возобновляется, но на этот раз он затихает. Когда “Храбрая Шотландия” удаляется, я прерывисто выдыхаю. Свет в конюшне гаснет. Шаги хрустят по гравию.

В темноте я жду достаточно долго, пока Хардвик отойдет подальше от конюшни, достаточно долго, чтобы он смог вернуться в дом. Даже тогда я не уверена, что выходить безопасно, но я не могу оставаться здесь всю ночь. Скоро кухонный персонал проснется и будет готовить завтрак; мне нужно вернуться в свою комнату до того, как кто-нибудь узнает, что меня не было дома.

Мое сердце бешено колотится в груди, когда я выскальзываю из стойла и выхожу из конюшни. Снаружи я вижу пустые места во дворе, где были припаркованы две машины, одна из которых, без сомнения, принадлежала покойнику. Утром его исчезновение будет легко объяснить домашней прислуге. Ему позвонили, и ему пришлось уехать посреди ночи. Одним гостем на ужин стало меньше.

Я крадусь обратно под прикрытием деревьев. Ночь выдалась прохладной, но я вспотела и вся дрожу. Где-то утилизируют машину с мертвым телом, в то время как наверху Филипп Хардвик безмятежно спит в своей постели. Через несколько часов небо озарит рассвет, и Мэннинг-Хаус проснется. Будет подан завтрак, и гости смогут выйти на улицу, чтобы прогуляться по садам или пострелять в глиняных голубей. Я присоединюсь к ним, потому что это то, чего все от меня ждут. Это будет прекрасный день.

Совершенно замечательный день.

__________________________________

Глава 21

— Он был одним из наших — говорит Диана.

Мы больше не можем рисковать тем, что нас увидят вместе на публике, поэтому мы находимся в безопасном месте, предназначенном для встреч, подобных этой, проводимых вне поля зрения и недоступных для наблюдения противника. Просто чтобы добраться сюда, мне пришлось применить множество маневров уклонения: вернуться на метро, затем зигзагами пройти пешком по лабиринту улиц, мимо магазинов, торгующих кухонной посудой, электроникой и сигаретами, чтобы убедиться, что за мной не следят. В Британском музее больше не будет разговоров.

Я стою у окна, глядя на оживленную улицу внизу. В полдень это выглядит как обычный будний день, когда люди выходят на улицу, ходят по магазинам или ищут местечко, где можно пообедать. Но из нашего звуконепроницаемого пузыря комнаты я вижу беззащитных людей, не подозревающих о темных и опасных потоках, струящихся вокруг них.

— Кто это был? — спрашиваю я.

— Его звали Стивен Мосс. Он был специалистом по соблюдению банковского законодательства в UGB. В течение года он отмечал подозрительные операции со счетами Хардвика, но его начальство ничего не делало с этой информацией. Он был разочарован их бездействием, и когда мы обратились к нему, он согласился работать с нами.

— За определенную плату?

— Нет. Он делал это не ради денег.

Значит, он был принципиальным активом. Они самые лучшие, самые надежные. И когда мы их теряем, они также становятся самыми трагичными.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на фотографию Стивена Мосса, которая теперь отображается на экране ноутбука Дианы. Мужчина, которого я видела на выходных в Мэннинг-Хаусе, был худее, но это определенно тот же самый человек. Была ли это болезнь, что так иссушила его, или это был стресс от того, что он летал слишком близко к огню, зная, что в любой момент это пламя может поглотить его?

— Его ”Сааб" был найден брошенным сегодня утром на стоянке аэропорта в Лидсе, — говорит она.

— А сам мистер Мосс?

— Его тело так и не было обнаружено. Мне не нужно говорить тебе, что это большая потеря. Он предоставлял нам очень ценную финансовую информацию о Хардвике и помогал отслеживать с каких счетов поступали деньги и куда они направлялись. Теперь мы ослепли.

Я чувствую, как волоски на моих руках встают дыбом. Покалывание страха. Меня все еще преследуют отголоски “Шотландии храброй”, насвистываемые в моих ночных кошмарах. — Если бы они пытали его, он мог бы рассказать им обо мне.

— Он не мог этого сделать, потому что не знал о тебе. Вот почему мы держали вас обоих в неведении.

— Они знали о нем.

— Но они не знают о тебе.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что ты все еще жива.

— Кто разоблачил его?

Диана качает головой. — Это мог быть кто-то из UGB. Кто-то, кто знал, что Мосс копался в счетах Хардвика.

— Может, у них есть “крот" в Национальном агентстве по борьбе с преступностью? Или одном из их других агентств?

— Это стало бы проблемой, — признает она. — В Лондоне крутится так много денег, и есть вероятность, что кого-то из правоохранительных органов подкупили. Иначе нам с тобой не пришлось бы ввязываться в эту заваруху.

Я сажусь за стол. Улица внизу забита машинами, но мы ничего не слышим, потому что изолированные окна и звуконепроницаемые стены отгораживают нас от этого. Мы молча смотрим друг на друга через стол, уставленный чайником и чашками. Месяцы жизни в Лондоне заставили меня поддаться этому ритуалу послеобеденного чаепития, хотя чего я сейчас действительно жажду, так это кофе, крепкого и черного.

— Я хочу отказаться от этой миссии, — говорю я.

— Что? — Она вздергивает подбородок. — Почему?

— Потому что вы уже потеряли одного агента и даже не знаете, как он был разоблачен.

— Мэгги, я понимаю, через что ты проходишь. Я знаю, ты боишься, но…

— Да, я боюсь — за Дэнни. Он ничего об этом не знает. Если они придут за мной, они придут и за ним тоже. Я вызвалась на это добровольно, но он на это не подписывался, и я не допущу, чтобы ему причинили боль. К тому же, это было чертовски тяжело — жить во лжи. Спать с мужчиной, который понятия не имеет, кто я на самом деле.

— Такова природа нашей работы. Сама знаешь.

— И с меня хватит. Я дала тебе то, что ты хотела.

— Еще нет. Не все.

— У тебя есть медицинская карта Хардвика. Ты знаешь о каждом растяжении связок, о каждой родинке на его теле. Это то, о чем ты меня просила.

— Но теперь мы потеряли Стивена Мосса. У нас нет ни глаз, ни ушей, чтобы следить за финансовыми отчетами Хардвика.

— Я не его банкир. Я в это не посвящена.

— У тебя взаимопонимание с его дочерью.

— Ей пятнадцать. Она ни черта не знает.

— Ты ей нравишься. Она поможет тебе влиться в семью.

— Опять же, ей всего пятнадцать."

— Что облегчает завоевание ее доверия.

Я думаю о Белле в ее нелепых розовых нарядах, неуклюжей и жаждущей внимания. Я думаю о бедных девочках-подростках, которыми так легко манипулировать, использовать их. И каким неправильным мне это кажется. Так много во всем этом кажется неправильным.

— Больше я тебе не нужна, — говорю я. — Если ты хочешь прижать Хардвика к ногтю, ты можешь сделать это прямо сейчас. Сообщи в полицию об убийстве Мосса, и они проведут расследование. В конюшнях должны быть какие-нибудь улики для судебной экспертизы.