Схватка

И если, получив мое предложение, он последует за своим сердцем – а каким может быть сердце человека, сознательно выбравшего мученический венец?! – то под стенами Чернигова у меня будет уже не один союзник.

А двое – с ратью в десять тысяч русичей.

Лишь бы Мстислав Глебович продержался подольше…

Глава 7

Михаил Всеволодович Черниговский с непроницаемым лицом наблюдал за тем, как китайские осадные инженеры возводят пороки у городских стен. Покрикивая на непонятливых бродников, не разумеющих чужого языка и общающихся с мастерами через толмачей, поганые все же довольно быстро организовали возведение осадного тына вдоль городских стен Чернигова. А ныне, уже не боясь вылазки, деловито строили пороки.

– Ну, стройте, стройте…

Безусловно, такая сноровка и прыть от татар сильно изумила Михаила Всеволодовича. Он уже встречался с ними на Калке – но что он мог тогда увидеть? Толпу поджавших хвосты и завывающих от ужаса бегущих половцев, смявших ряды черниговского полка и потоптавших при том многих воев – и врезавшихся в них следом татар? Таких же, по сути, степняков – разве что ликом иных, сильно смуглых, с иным разрезом глаз. Ну да, рубились они яростнее и ожесточеннее, луки их били сильнее и дальше, чем половецкие… Но на этом все. Атака конных дружинников задержала поганых, истребляющих поддавшихся панике пешцев. И будь конных гридей побольше – глядишь, и вовсе опрокинули бы татар в воды Калки.

Но тогда еще и собственные разбегающиеся вои-ополченцы не дали взять разгон да как следует протаранить треклятых степняков.

После было страшное отступление от преследующего ворога под палящим степным солнцем в пешем строю. Уцелевшие бояре, гриди старшей и младшей дружины – все в конце концов встали в общий строй, отдав коней на пропитание воям. Не был исключением и князь, прошедший весь путь от Днепра, где изможденные преследованием русичи обнаружили лишь потопленные ладьи, до владений Переяславского княжества. Еды было очень мало, но была вода – шли ведь вдоль реки. Без нее бы никто не вернулся на Русь…

И все же за время того страшного отступления князь, сплотивший вокруг себя горстку воев, так и не увидел в поганых ничего необычного. Простые степняки на мелких коньках-заморышах, вооруженные луками да саблями, в большинстве своем без доспехов. Больно широкие наконечники срезней, сильнее бьющие луки, да «хороводы», что татары крутили, преследуя русичей, – вот и все их отличия от половцев, если не говорить о внешнем облике. В поражении же на Калке сам Михаил Всеволодович винил, прежде всего, побежавших трусов куман, да Мстислава Удатного с Даниилом Волынским, по глупости купившихся на избитый прием степняков с ложным отступлением… Шли добывать славу – а обрели бесчестие, бежав с выпученными глазами да порубив ладьи, обрекая союзников на гибель.

Глупость, трусость и тщеславие Удатного – но отнюдь не боевые качества татар принесли им победу на Калке.

Вот как думал о том Михаил Черниговский.

И мнение его только утвердилось после Бараньей битвы, в ходе которой булгары разбили возвращавшихся с Руси поганых.

…Прошло четырнадцать лет, позабылся позор Калки, зажили старые телесные и душевные раны, уступая новым, полученным в ходе извечных усобиц на Руси. Вернулись татары, сокрушили Булгар – ну и что? Булгар не раз побеждали и русичи, походы муромских и ростово-суздальских князей на восточного соседа были отнюдь не редкостью. А что с Рязанью татары ничего сделать не смогли, только укрепило Михаила Всеволодовича в его догадках.

Он и помощи Юрию Ингваревичу на деле не оказал, потому как прознал уже, что Юрий Всеволодович собирает для рязанского князя войско. Так чего же тогда его дружинникам гибнуть там, где соседи и сами с погаными справятся? Особенно после того, как прошел по его земле Ярослав Всеволодович, следующий на Киев с владимирскими и новгородскими ратниками, разоряя все на своем пути, да откупы беря с городов.

А что про несметную рать боярин Евпатий Львович, рязанский посланник, вещал – так у страха глаза велики, вон и на Калке казалось, что татарам несть числа. И добытый сторожей порубежников половец, невежественный и глупый, только убедил Черниговского князя в переоценке сил татар.

Но только увидев пришедших с полудня татар, князь Михаил Всеволодович осознал, насколько же велика разница между новыми погаными и давно уже привычными половцами, с коими начали даже родниться, коих стали крестить…

Для начала, явившееся с полудня войско оказалось просто огромным. По наивности души ныне правящий в Киеве князь предполагал, что понеся значительные потери в Булгаре (завоевывая его и получив ответный удар русичей), в Рязани, в сечах с половцами, ясами и касогами, татары приведут в лучшем случае столько же воев, сколько и сам Михаил сумел собрать. С учетом полков Галича и Волыни.

Но как же он ошибался!

Татар не менее, чем трое против одного к его войску. Да такую рать на Руси мог выставить в поле только Великий Владимир – и то, собрав едва ли не подчистую не только всех ратников, но и боеспособных ополченцев.

Однако же и вои Юрия Всеволодовича не могли не понести потерь прошедшей зимой и прошедшим летом. А значит, войско базилевса однозначно уступает татарскому.

И ведь это стало только первым взволновавшим душу открытием. Но очень скоро, во время совместного движения к Чернигову, уже искушенный во множестве битв князь вдруг понял, что в орде поганых порядка больше, чем в его дружинах. Что татары четко разделены на десятки, сотни и тысячи, что приказы монгольских командиров – закон не только для единоплеменников, но и для воев покоренных народов. Причем любое непослушание карается весьма строго – вплоть до показательной казни.

Другим неприятным открытием оказалось и то, что агаряне лучше управляемы их воеводами и в дороге, и, очевидно, на поле боя. В какой-то миг Михаил Всеволодович осознал, что для передачи разных команд в движении, татары пользуются не только гонцами, но также и различными звуковыми сигналами. Как, например, определенное число ударов била по барабану или определенное число звуков рога. И что важно, все поганые понимают эти команды, знают, что они означают, знают, как нужно при них действовать. В русской рати такого не было и в помине – сигнал рога мог быть только условным и передавать один определенный приказ. Как, например, сигнал к атаке – или к отступлению.

А ведь какие-то сигналы подавались погаными также и черными да белыми полотнищами на древках.

И еще одно откровение. Как оказалось, среди татар, подавляющее большинство которых воюет в легкой стрелковой коннице (причем более чем наполовину – половецкой), все же хватает и всадников в бронях. Пусть десять к одному – но все же… На Калке Михаилу Всеволодовичу не довелось столкнуться с тяжелой монгольской конницей. Но увидев всадников-хошучи в сплошных долгополых панцирях, опускающихся ниже колен и защищающих руки до локтей, да собранных из длинных железных полос или же небольших пластин по типу дощатой брони, он весьма впечатлился.

Как впечатлился и от сплошной конской брони…

А ведь отдельным корпусом в составе орды следуют и ясские катафрактарии, и грузинские азнаури, очень близкие по вооружению и броне к дружинникам русичей. Тех примерно столько же, сколько и хошучи – а если брать общую численность всей тяжелой конницы у поганых, то ее окажется вдвое больше, чем в дружинах Киева, Галича и Волыни, вместе взятых. И как-то сразу стало понятно, что использовать царя Батыя в своих целях, посылая его нукеров на своих противников и оставаясь притом в стороне, уже не получится. Как бы наоборот не получилось…