Схватка

– Феодор! Предупреди тысяцких ополченцев – пусть в город уходят, к воротам! И не бегут, а в «ежа» собьются, как мы после Калки по степи шли – только так и уцелеют! Мы ведь сотни верст тогда ногами отмерили – им же достаточно несколько сот шагов пройти до спасения.

– Но княже…

– Выполняй!

Крик Михаила не терпел возражений. И верный, самый близкий к князю боярин лишь тяжело вздохнул, разворачивая скакуна. Сам же Михаил Всеволодович Черниговский обратился к прочим дружинникам сотни с короткой речью:

– На миру и смерть красна, братья! Не задержим мы сейчас конных поганых, то побежав, вся рать наша сгинет под копытами степняцких коней. Так разделите же со мной смертную чашу, как делили братину с хмельным медом на пирах, други! Мертвые сраму не имут – гойда!

– Гой-да-а-а-а!!!

Не убоялись и не изменили преданные гриди Михаилу Всеволодовичу в его последнем бою. Победил свой страх, не изменил и сам он своей чести и чувству долга перед ополченцами, последовавшими за князем по его зову. И навстречу двум тысячам накатывающих на ратников Киева и Галича татарских всадников-лубчитен устремилась тонкая полоска растянувшихся в линию дружинников, склонивших копья навстречу врагу.

Сумерки скрыли приближение малого отряда княжих гридей к поганым. А когда татары разглядели врага, то в растерянности пустили срезни не в более уязвимых жеребцов – хоть те также защищены нагрудниками и наголовниками. Нет, стрелы агарян полетели в дружинных, надежно защищенных прочными треугольными щитами-тарже, перенятыми у европейских рыцарей, и дощатой броней – не причинив русичам особого вреда. Несколько мгновений стремительного галопа, несущего ближников Михаила на рысящую навстречу татарскую конницу… И граненые пики, крепко зажатые гридями, ударили в поганых на разгоне могучих жеребцов, пронзая тела их насквозь, вышибая из седел.

– Се-е-ве-е-е-еррр!!!

Закованными в сталь медведями ворвались дружинники в ряды легких степных лучников, уподобившихся перед ними не волчьей стае, а скорее уж своре дворняг. Потеряв обломанные или застрявшие в татарах копья, гриди достали булавы, секиры, мечи, начав крушить ворога разящими стремительными ударами, – и бились они так, покуда хватало сил на последний удар! Ближники Михаила задержали поганых, дав сотникам ополченцев вразумить людей, заставить их сбиться в «ежа» и пусть медленнее, но заметно вернее попятиться к крепости.

А дружинные, глубоко вклинившись в толпу татар, все еще яростно бились, уже в плотном окружение, разбившись на двойки, тройки… Наконец обреченные вои стали погибать. Зачастую уже поодиночке, пропустив точный удар сабли, дотянувшейся до лица, или срезень, также в лицо ударивший.

Князя прикрывало сразу несколько гридей. Потом их осталось двое – защищающих Михаила со спины. Но одного сумели выдернуть из седла, закинув сзади аркан на шею, второго смертельно ранили срезнем, вонзившимся точно в глаз ратника. Уж всего с пяти шагов поганый лучник не промахнулся!

Князь же киевский еще какое-то время бешено отбивался от наседающих ворогов, крутясь волчком в седле, уже не отражая, а только нанося тяжелые, рубящие удары верным булатным мечом. Но когда силы стали покидать руки уже немолодого воина, когда он замедлился, жадно хватая студеный осенний воздух ртом, тогда и пропустил он степняка, подскакавшего сзади – да обрушившего на княжий шелом тяжелый удар булавы.

Последним, что успел услышать Михаил Всеволодович, был чей-то отчаянный, пронзительный крик, показавшийся ему смутно знакомым – а после в глазах его все померкло.

Не мог видеть в этот миг Михаил Всеволодович, как на татарские пороки вдруг обрушились перелетевшие через стены Чернигова горшки с березовым дегтем и льняным маслом, отправленные в полет камнеметами северян! Смоченные в масле фитили их не потухли в полете – и сразу в нескольких местах вспыхнул пожар, отвлекая татар от стрельбы по волынцам. Спустя же еще несколько мгновений со стен крепости также ударили стрелометы русичей, при свете вспыхнувших китайских катапульт выбирающих себе цели.

Бой под Черниговом еще только начинался…

Глава 9

…– Волы-ы-ынь!

Князь Даниил Романович устремился во главе небольшой дружины ближников вперед, к горящим порокам, безостановочно повторяя боевой клич ратников своей земли. Его тут же подхватывают гриди, заставляя уже подавшихся назад ополченцев оборачиваться – и, заметив малый клин дружинных с княжеским стягом (вытканным на красном полотнище ликом Спасителя), остановить свой бег. Многие, воодушевившись, уже устремились назад, вслед за старшей дружиной волынского князя, вразнобой подхватывая:

– Во-лы-ынь!

Или же просто, безостановочно крича:

– А-а-а-а-а!

…Град стрел, жестко хлестнувший по воям Даниила Романовича, полетевшие следом стальные дротики или сулицы, заряженные в стрелометы, булыжники вихревых катапульт – все это в одночасье лишило воев мужества несколько минут назад. Рассчитывая на внезапную и успешную атаку, на короткую рубку с охраной пороков, ополченцы надеялись на легкую победу. И тут вдруг оказалось, что враг все о них знает, что готов к встрече. Большинство ратников тут же подумали про засаду – да и сам князь дрогнул, не верящим взглядом смотря на гибнущих мужей.

Но когда черниговцы, ожидавшие штурма и до поры прятавшие пороки (рассчитывая перебить как можно больше поганых) поддержали волынцев, князю Даниилу вернулось мужество. В сполохах пламени он разглядел, что татар не столь много, как показалось ему в сумерках. И видя возможность победить в схватке с ними да пожечь все осадные машины, он не колебался более ни мгновения, бросив коня вперед! Чутьем бывалого воина и полководца уловив миг, когда чаша весов боя качнулась в пользу русичей.

Вихрем пролетели гриди к порокам, обогнув слева волынский городской полк. Дружинников встретил настоящий град срезней, ранивший нескольких коней (часть которых пали вместе с наездниками), трех воев они выбили из седел… Две стрелы ударили и в щит-торже Даниила Романовича, еще один срезень звонко щелкнул по остроконечному шелому, срикошетив от него в сторону. А после крупный вороной жеребец влетел вместе с князем в плотные ряды татар. И вонзив в грудь одного из них копье, князь, не мешкая, вырвал из ножен меч, в душе безмерно радуясь тому, что обратил клинок против истинного врага. Ударили кровавые брызги из рассеченного плеча рухнувшего под копыта коня поганого – а Даниил уже бросил скакуна вперед, с головой погружаясь в хаос схватки.

Все, что он мог сделать как полководец – он уже сделал, вернув людей в сечу личным примером.

И ведь ополченцы действительно последовали за князем, удачно воспользовавшись заминкой вражеских лучников, обстрелянных со стен. Выставив перед собой круглые или ростовые червленые щиты, они побежали вперед, к агарянам, отчаянно надеясь проскочить простреливаемый срезнями участок и схлестнуться со степняками…

Многим смельчакам так и не удалось исполнить свое желание – осознавшие опасность поганые били из тугих составных луков, стрелометов и катапульт столь часто и плотно, сколь вообще могли, ранив и сразив наповал многих воев. Но гораздо больше мужей все же достигли рядов противника. И вот тут, в хаосе сечи вдруг оказалось, что русская боевая секира и деревянный щит ничем не уступают верткой степняцкой сабле. И плетеному ивовому щиту у тех поганых, у кого он вообще имеется.