Сила безмолвия

— Ты видел больше, чем это, — возразил нагваль Элиас. — ты «видел» духа.

Дон Хуан сказал, что, поскольку нашествие духа всегда скрытно, естественно, что Талия и молодой актер не могли удержать своих видений. Вскоре они забыли их, как это бывает с каждым. Уникальность их переживаний состояла в том, что без всякой подготовки и не осознавая этого, они совершили совместное сновидение и видели духа. И то, что они добились этого с подобной легкостью, было совершенно необычно.

— Они действительно были наиболее удивительными существами, которых мне когда-либо приходилось встречать, — добавил дон Хуан.

Вполне понятно, что мне захотелось узнать о них больше. Но дон Хуан не стал баловать меня. Он сказал, что это все, что он хотел мне рассказать относительно своего бенефактора и четвертого абстрактного ядра.

Казалось, что он вспомнил что-то, чего не сказал мне, и шумно засмеялся. Потом он похлопал меня по спине и сказал, что пришло время отправляться в пещеру.

Когда мы добрались до каменного уступа, почти стемнело. Дон Хуан поспешно сел в то же положение, что и в первый раз. Он был справа от меня, касаясь моего плеча. Дон Хуан тут же, по-видимому, вошел в глубокое состояние релаксации, которое втянуло меня в полнейшую неподвижность и безмолвие. Я даже не мог расслышать его дыхания. Но стоило мне закрыть глаза, как он подтолкнул меня, предупредив, что я должен держать их открытыми.

К тому времени совершенно стемнело. Огромная усталость заставила мои глаза болеть и слезиться. В конце концов я отбросил свое сопротивление и впал в глубочайший и чернейший сон, который я когда-либо имел. И все же я не был во сне полностью и даже мог чувствовать густую черноту вокруг меня. Появилось почти физическое ощущение, что я с трудом пробираюсь сквозь черноту. Потом она внезапно стала красноватой, затем оранжевой, затем ослепительно белой, похожей на ужасно сильный неоновый свет. Постепенно я сфокусировал свое зрение, пока не увидел, что сижу в той же позе рядом с дон Хуаном — но уже не в пещере. Мы находились на горной вершине, глядя вниз на необычное плоскогорье вдалеке. Эта прекрасная прерия была промыта заревом, которое, подобно проблескам света, исходило из почвы. Куда бы я не смотрел, везде были знакомые черты: скалы, холмы, реки, леса, каньоны, увеличенные и трансформированные их внутренней вибрацией, их внутренним заревом. Это зарево, такое приятное для моих глаз, трепетало и во мне самом.

— Твоя точка сборки сдвинулась, — сказал, как мне показалось, дон Хуан.

Слова были беззвучны, и тем не менее я знал то, что он говорил мне. Моей собственной реакцией была попытка объяснить себе, что я, без сомнения, слышал его, и если он и говорит, как в вакууме, то это из-за того, что на мой слух временно повлияло происходящее.

— Твой слух в порядке. Мы в другой области сознания, — вновь, как мне показалось, произнес дон Хуан. Я не мог говорить. Я чувствовал летаргию глубокого сна, мешавшую мне произносить слова, однако я был аллертен, как только мог.

— Что происходит? — подумалось мне.

— Пещера заставила твою точку сборки сдвинуться, — подумал дон Хуан, и я слышал его мысли так, словно они были моими собственными словами, прозвучавшими во мне.

Я ощутил приказ, который не был выражен в мыслях. Что-то вынуждало меня вновь взглянуть на прерию. Как только я посмотрел на удивительный ландшафт, нити света начали исходить из всего, что было в прерии. Сначала это походило на взрыв несметного числа коротких волокон, затем волокна стали длинными нитеобразными прядями светимости, связанными вместе в лучи дрожащего света, которые простирались в бесконечность. На самом деле нет способа передать смысл того, что я увидел, это невозможно описать за исключением нитей света. Нити не были смешаны, не были они и сплетены. Возникая и продолжая распространяться в любом направлении, каждая из них была отделена от других, и все же все они были немыслимо связаны друг с другом.

— Ты «видишь» эманации орла и силу, которая держит их врозь и связывает их вместе, — пришла мысль дон Хуана.

В тот миг, когда я понял его мысль, нити света, казалось, поглотили всю мою энергию. Утомление подавляло меня. Оно стерло мое видение и погрузило меня в темноту.

Когда я вновь осознал себя, вокруг меня было что-то такое знакомое — хотя я и не мог определить это что-то — что мне подумалось о моем возвращении в нормальное состояние сознания. Дон Хуан спал рядом, его плечо касалось меня.

Затем я понял, что темнота вокруг нас была необычайно сильной — я не мог видеть даже своих рук. Появилась спекулятивная мысль, что, должно быть, туман накрыл уступ и заполнил пещеру, или, может быть, это тонкое низкое облако спустилось дождливой ночью с высоких вершин подобно безмолвной лавине. И все же, несмотря на полнейшую темноту, я каким-то образом увидел, что дон Хуан открыл глаза тут же, как только я осознал себя, хотя он и не смотрел на меня. Внезапно я понял, что вижу его не как следствие воздействия света на мою ретину. Это было скорее телесное чувство.

Я так увлекся созерцанием дон Хуана без помощи моих глаз, что даже не обращал внимания на то, что он говорил мне. В конце концов он остановился и повернул ко мне свое лицо, как бы глядя мне в глаза.

Он кашлянул пару раз, прочищая горло, и заговорил очень тихим голосом. Он сказал, что его бенефактор приходил и использовал эту пещеру очень часто, он приходил сюда и с ним, и с другими своими учениками, но чаще всего в одиночестве. В этой пещере его бенефактор «видел» ту же прерию, что «видели» и мы, ее зрелище дало ему идею описания духа как потока вещей.

Дон Хуан повторил, что его бенефактор не был хорошим мыслителем. В противном случае он понял бы, что «увиденный» и описанный им поток вещей был «намерением», силой, которая пропитывает все. Дон Хуан добавил, что, если его бенефактор когда-либо и осознавал природу своего «видения», то он никак не показывал этого. Поэтому он сам имеет идею, что его бенефактор никогда не знал ее. Наоборот, его бенефактор был уверен, что «видит» поток вещей — что является абсолютной истиной, но не в том смысле, который он вкладывал в это.

Дон Хуан так выразительно настаивал на этом, что мне захотелось спросить его — в чем разница? — но я промолчал. Мое горло, казалось, было замороженным. Несколько часов мы сидели в полном молчании и неподвижности. И тем не менее я не чувствовал никакого дискомфорта. Мои мышцы не уставали, ноги не затекали, и спина не болела.

Когда он вновь заговорил, я даже не заметил переходной стадии и охотно отдался слушанию его голоса. Это были мелодичные, ритмичные звуки, которые возникали из полной темноты, окружавшей нас.

Он сказал, что в этот самый миг я нахожусь ни в своем обычном состоянии сознания, ни в повышенном состоянии. Я был подвешен во временном затишье, в темноте невосприятия. Моя точка сборки вышла из хватки повседневного мира, но ее передвижение оказалось недостаточным для достижения и подсветки совершенно нового пучка энергетических полей. Строго говоря, я был пойман между двумя перцептуальными возможностями. Это промежуточное состояние, это временное затишье восприятия достигалось за счет влияния пещеры, которая была проводником «намерения магов», создавших ее.