Сила, которая защищает
Шрифт:
Кавенант попытался возразить, но Пьеттен перебил его:
– Ты думаешь. Великан здесь, потому что им движет любовь? Тогда твоя доверчивость просто безумна! Мореход здесь потому, что он предал свой народ. Все Великаны, мужчины, женщины и дети, погибли и стали добычей тварей, а он жив, потому что струсил и сбежал. Он не сражался, защищая их! Он предатель и обманщик, а здесь потому, что нашел кое-кого еще, кого можно предать. Больше ему предавать некого – все его друзья мертвы.
«Мореход! – безмолвно простонал Кавенант. Великаны мертвы? Мореход!»
– И ты. Владыка Кольца, ты – худший из всех. Я презираю тебя, как..,
– Нет, я не знал. – Внезапно Кавенант почувствовал, что в словах Пьеттена есть доля истины – во все стороны от него, казалось, распространялись волны зла, неважно, понимал он это или нет. – Я не знал, что ранихины остаются здесь из-за меня.
«Баннор! – внутренне простонал он. – Мореход! Я не знал, я не желал. Великаны! Погибли так же, как и Елена. И теперь очередной жертвой стали ранихины. Мореход… Неужели я виновен в том, что случилось с тобой?»
Он был совершенно беззащитен перед нацеленным на него копьем, но все происходящее в этот момент исчезло под грузом обрушившихся на него сомнений.
– Между нами нет разницы, – вырвалось у него, хотя он не осознавал, что произнес эти слова вслух. – Между мной и Фоулом нет разницы.
Потом до него дошло, что чьи-то руки тянут его. Ухватившись за отвороты куртки, Лена с неожиданной силой встряхнула его.
– Это правда? – закричала она. – Ранихины гибнут, потому что ты взял с них обещание каждый год приходить ко мне?
Он не в силах был отвести взгляда от ее полыхающих гневом глаз.
– Нет, дело не в тебе. – Слова хрипло клокотали у него в горле. – Ты – только часть… Даже если бы они ушли в горы, то могли бы добраться и оттуда. Я… Я… Я взял с них обещание спасти меня.., если я когда-нибудь их позову. Но я сделал это не ради себя!
Пьеттен захохотал.
Крик ярости и отчаяния сорвался с губ Лены, лицо исказила гримаса отвращения. С силой оттолкнув Кавенанта, она бросилась бежать.
– Стой! – завопил Пьеттен ей вслед. – Я не дам тебе уйти!
Его рука напряглась, чтобы бросить копье, и в этот момент Кавенант кинулся на него. Схватив копье обеими руками, он всей тяжестью навалился на Пьеттена. Некоторое время они неистово боролись, но Пьеттен был сильнее. В конце концов, яростно ухватив копье, он вырвал его у Кавенанта.
Кавенант тут же вцепился в его руки. Толстым концом копья Пьеттен отталкивал его, и неожиданно Кавенант упал, подвернув ногу. Кости хрустнули, острая боль пронзила все тело, он закричал. Перевернувшись на спину, он увидел Пьеттена с занесенным над ним копьем, которое тот держал обеими руками, точно костыль.
И вдруг совершенно неожиданно на Пьеттена набросилась Лена, толкнув его с такой яростью, что он упал и выронил копье. Оно вонзилось в землю рядом с Кавенантом, тот схватил его и попытался встать, опираясь на него. Но боль в лодыжке была нестерпима – точно ногу пригвоздило к земле.
– Лена! – дико вскрикнул он. –
Нет!Пьеттен одним взмахом руки отбросил ее хрупкое тело, но она тут же вскочила, выхватив из-под плаща нож. Ярость исказила ее обычно кроткое лицо, она замахнулась, чтобы ударить Пьеттена, но тот с легкостью уклонился от удара. Потом он злобно оскалил зубы.
– Нет! – снова закричал Кавенант.
Когда Лена опять бросилась на Пьеттена, тот схватил ее за руку, державшую нож, и отвернул лезвие от себя. Медленно выкручивая ей руку, он давил на нее сверху, прижимая к земле. На удары, которые она наносила ему свободной рукой, он просто не обращал внимания. В конце концов, не имея больше сил сопротивляться, она рухнула на колени и обернулась к Кавенанту.
– Ранихины! – тяжело дыша, закричала она. – Позови ранихинов!
– Лена!
Кавенант снова попытался подняться, опираясь на копье, но упал и пополз к ней. Пьеттен продолжал всей тяжестью давить на Лену, выгибая ей спину, и в конце концов она оказалась на земле. Тогда он выхватил из-за пояса короткий нож и одним мощным ударом в живот пригвоздил ее к земле.
Ужас затопил Кавенанта. Ему показалось, что это его только что Пьеттен сразил смертельным ударом. На мгновение он потерял сознание, а когда вновь открыл глаза, увидел, что Пьеттен стоит перед ним, слизывая с пальцев кровь. Кавенант приподнял копье, но, быстро наклонившись, Пьеттен вырвал его.
– Сейчас, Владыка Кольца! – исступленно закричал он. – Сейчас я убью тебя! Стань на колени… Я хочу, чтобы ты ползал передо мной. Пусть исполнится моя мечта. Тогда я поступлю с тобой по справедливости – брошу копье с десяти шагов. Ты сможешь увернуться.., если очень постараешься и если раненая нога тебе позволит. Давай! Доставь мне это удовольствие.
С ухмылкой, больше похожей на оскал, он зашагал в сторону, отсчитывая шаги, и, повернувшись, поднял копье.
– Хочешь жить? – с издевкой спросил он. – Тогда давай становись на колени. У тебя остался всего один шанс, чтобы спастись, но для этого придется пасть ниц предо мной.
В оцепенении, почти не сознавая, что делает, Кавенант поднес ко рту два пальца правой руки и слабо свистнул.
Внезапно на гребне холма позади Пьеттена возник ранихин и тут же галопом помчался вниз, в лощину. Он был до того худ, что, казалось, только каштановая шкура не позволяла костям рассыпаться. И все же он бежал, направляясь прямо к Кавенанту.
Пьеттен ничего не замечал. Он был в восторге, наслаждаясь беспомощностью Кавенанта и возбужденный вкусом крови. Не глядя по сторонам, он отвел назад руку, напряг мышцы и метнул копье – молнию возмездия, целясь прямо в сердце Кавенанта.
Ранихин резко свернул, бросился между людьми и рухнул, точно мешок с костями. Когда он упал и замер, стало видно, что копье торчит из его залитого кровью крупа.
При виде этого зрелища Пьеттен оцепенел. То, что он видел, было немыслимо, невозможно! Челюсть у него отвисла, широко распахнутые глаза остекленели, плечи обмякли. Губы что-то беззвучно шептали, кадык подергивался, точно он никак не мог проглотить комок. Казалось, он не замечал, что Кавенант ползком медленно приближается к нему. Его руки так и остались безвольно висящими вдоль туловища даже тогда, когда Кавенант, с трудом выпрямившись на одной ноге, обеими руками вонзил ему в грудь острый нож, тот самый, который Триок отдал ему в подкаменье.