Sindroma unicuma. Finalizi

– А деньги спускать не надоело? Будем торчать, сколько потребуется, пока шум не утихнет. Между прочим, у меня инфаркт.

– Инфаркт у него! Синяки под глазами подведи, чтобы поверили...

– Слепая в висоратской здравнице! Завтра же переедем в пансионат!

– Прижми зад и делай, как велю. Будешь улыбаться и здороваться с ней, пока язык не отсохнет. Поняла?

Наверное, я схожу с ума и слышу, как разговаривают призраки. Дожилась! И зачем долбить ложками по тарелкам? Чай не гвозди забивают.

Признаться о голосах или нет?

– покосилась я на охранника за моей спиной. Черноглазый стоял красиво - ноги шире плеч, руки за спину - нервируя высокопоставленных курортников внимательным прищуром. Хорош чертяка! А о голосах не скажу. В лучшем случае покрутит пальцем у виска, в худшем - отметит в отчете, и меня упекут в психушку. Да-да, с нулевыми потенциалами и бестелесными созданиями, нашептывающими в оба уха, - дорога только в психиатрическую лечебницу. И вообще, померещилось мне из-за жары. Бывают зрительные миражи, а бывают - слуховые. Наверное.

Фу-у, духотища. Хватит без толку протирать шорты, всё равно аппетита нет. Кто сказал, что здесь рай? В Моццо такое же пекло, как на юге.

Обмахиваясь салфеткой, я побрела в номер, и телохранитель проводил меня до двери. Забодал уже сушняк. Надо было захватить графин с собой.

В ванной подставила ладони ковшиком под кран. Пила и не могла напиться. Так и упала без сил на кровать, мучимая жаждой.

Когда за окном стемнело, заглянула Эр, и ее разволновал мой нездоровый вид.

– Батюшки, да у тебя температура! До чего же ты слабенькая. Я ж как в воду глядела, а Улий Агатович не верил. Ну, не переживай. День-другой, организм привыкнет к смене климата, и дело пойдет на лад.

Она покрутила тумблер кондиционера, и в комнате начало холодать. Какое облегчение! И задышалось свободнее.

– Возьми и рассасывай, - медсестра протянула пару таблеток.
– Попозже еще загляну.

Взбив подушки, Эр укрыла меня одеялом и ушла. Жаропонижающее помогло на какое-то время, как и свежесть в помещении. Мне полегчало, и я забылась сном, в котором снова появился лес. Все эти дни он прятался и ускользал, а сегодня снова позвал к себе.

Над лесом плыла полная луна, цепляясь за макушки деревьев. Необхватные стволы, шершавая кора, запах смолы... У меня закружилась голова. Волнение забурлило в крови, и внутренний трепет передался телу дрожью предвкушения.

Во мне опять проснулась она, и нас стало двое - я и самка. И облизывались мы вместе, приминая ковер изо мха - бесшумно, сливаясь с тенями. Но сколь бы тихо мы не передвигались, неслышные шаги были как топот носорога, потому что он мгновенно услышал. Наш хозяин кружил неподалеку, но не спешил показываться.

И мы побежали - я и самка, приглашая в игру, но хозяин не откликнулся. Он видел нас и чувствовал наше желание, но не вышел навстречу. Тщетно мы завлекали его: сперва с кокетством, затем с растущим отчаянием, потом чуть не плача. В чем мы провинились? Поиграй с нами. Мы хотим большего. Разве луна не зовет тебя? Разве не щекочет ноздри?

Хозяин не отозвался. Он был рядом, в двух шагах, и все же ускользал, стоило приблизиться к нему. В конце концов, разве нам пристало бегать за ним?
– топнули мы ногой - я и самка. Попадись нам, и мы выцарапаем глаза и располосуем когтями! Ну, пожалуйста, выходи!
– потерлись спинкой о шершавый ствол, мурлыча. Не то мы перебудим окрестности и уйдем искать того, кто откликнется на наш зов. Выходи!

И хозяин появился. О, наш господин!
– метнулись мы в ноги, ластясь и забыв об угрозах. Он тоже опустился на колени, обхватил наше лицо ладонями и заглянул в глаза. Мы рвались к нему. Точнее, самка дрожала от нетерпения, облизывая губы, в то время как я отстраненно наблюдала за хозяином. И понимание опустилось на плечи легчайшим одеялом тумана, сотканным из животной страсти и человеческой нежности. Хозяин и та, что была моим вторым "я", - части одного целого. Он - её господин и повелитель, а она - сокровище его сердца. И сегодня хозяин отпускал её. Прощался. Вбирал запах, жадно втягивал носом, прикрыв глаза - вертикальные полоски в янтаре. Запоминал.

Легкий поцелуй в щеку, взмах её ресниц. Почему? За что?

Уходи. Уходи же!
– оттолкнул он самку, и угрожающий рев разнесся над лесом.
– Проваливай.

Ах, так! Острые когти оставили алеющие полосы на груди хозяина, но он не шелохнулся. И мы побежали прочь - я и самка. Дрожа и плача от ярости, от унижения и... от боли, звеневшей в груди.

– Заинька, проснись... Опять горишь. Выпей-ка микстуру, - вырвал из сна голос медсестры.
– Что за напасть? Если к утру не отпустит, позвоню Улию Агатовичу.

Под утро меня отпустило. В рассветных сумерках я добралась на нетвердых ногах до ванной и опять пила, пила, пила. И еще выставила минусовую температуру на кондиционере. Блаженство блаженств!
– рухнула на ледяную простыню.

– Заморозить себя хочешь?
– воскликнула Эр, зайдя утром в комнату. От свежевыстиранного халата пахло лавандой.
– Посмотри, превратилась в ледышку. И нос синий. Не хватало нам воспаления легких в такую-то теплынь.

Сонно щурясь, я вылезла из-под одеяла.

– Ну, вот, более-менее, - удовлетворилась осмотром Эр.
– Покажись-ка.

Она проверила горло, уши, пощупала миндалины и лимфатические узлы.

– Я должна сдать тебя здоровой. Местные боятся, что их обвинят, будто они уморили тебя. Сегодня отдыхай, понаблюдаем за твоим самочувствием. Пойдешь в столовую или позавтракаешь здесь?

– В комнате, если не трудно, - взглянула я жалобно.
– Что-нибудь нежирное.

Эр посмотрела на меня с сочувствием, снова потрогала лоб и вышла.

Приободрившись после легкого завтрака, я выползла на террасу, где с удобством устроилась в кресле. Солнечные пятна дрожали в листве, отчего казалось, что деревья увешаны золотыми монетками. "В Моццо не бывает пасмурных дней!" - вспомнился лозунг с рекламного плаката. Свежий воздух звенел от прозрачности, и от его вкусноты потекли слюнки. Но разыгравшийся аппетит взбаламутил отнюдь не желудок, а энергию, гулявшую в теле. Она блуждала по венам, горяча кровь; натягивала нервы, заставляя вибрировать; перекатывалась по мышцам, сделав их гибкими. Уверена, я смогла бы изогнуться под любым углом и пролезла бы в любую щель. Зрение обострилось, приблизив предметы, слух стал чётче. Я видела птиц, скачущих по веткам, и без труда пересчитала бы цветы на клумбе. Уши уловили жужжание диких пчел, соорудивших гнездо под козырьком крыши, и работающий двигатель далёкого электромобиля.