Sindroma unicuma. Finalizi

Царица препроводила меня в ректорат.

Институтское руководство занимало приличный угол на полуторном административном этаже, левее родного деканата. Основательная табличка, солидная дверь без финтифлюшек, за ней - просторная приемная с диваном и креслами для посетителей. Из приемной налево - хоромы ректора, направо - обиталище проректора по науке, то бишь Евстигневы Ромельевны Цар.

Миловидная секретарша оторвалась от печатанья на машинке и поздоровалась с вежливой улыбкой.

Кабинет проректрисы, отделанный деревом, совмещал деловой стиль и уют. Шкафы вдоль стен, на открытых полках - безупречные стопки книг и папки, расставленные по высоте корешков. Безукоризненно чистый, незахламленный стол. Идеальный порядок, при котором каждая вещь - на своем месте. Недаром хозяйка - женщина с волевым характером.

– Присаживайтесь. Хотите чаю?

Вопрос поставил в тупик. Я нервничала, ожидая, что в любое мгновение откроется дверь, и войдут охранники. Или Мелёшин-старший. Или отец. Или Рубля.

– Боитесь, что отравлю?

– Нет, - ответила я дерганно.

– Прекрасно. Ваша смелость достойна уважения, - похвалила проректриса.
– И прошу прощения. Знаю, для вас эта тема болезненна. Впрочем, как и для всех нас. Случай на фуршете поставил институт на колени.

Она решила, что меня напугало приглашение в логово злодеев. Ведь убийцу до сих пор не нашли. Однако, несмотря на неприязнь к Царице, я ни на секунду не усомнилась в её порядочности.

Евстигнева Ромельевна нажала кнопку громкоговорящей связи.

– Юля, будьте любезны, организуйте чай.

Великолепная женщина, привыкшая командовать, - подумала я, глядя на королевскую посадку головы, прямую осанку и манеры с долей надменности. По сравнению с отцовской душевностью декана учтивая обходительность Царицы казалась холодной, протокольной.

Мы сидели друг напротив друга, и меня тяготило присутствие проректрисы. Доселе она относилась ко мне с прохладцей, можно сказать, с равнодушием. Терпела и покрывала, невольно вступив в сговор со Стопятнадцатым. Евстигнева Ромельевна знала мою тайну, которая перестала быть тайной, но молчала.

– Почему вы здесь? Вы должны проходить оздоровительное лечение.

– Я прохожу, - отозвалась уныло.
– Не знаю, зачем здесь. Нужно возвращаться.

– Ваши претензии к Егору мелочны и эгоистичны, - сказала вдруг Царица.
– Вы ведете себя как ребенок, не удосужившись вникнуть в причины.

– Как вникнуть, если он не хочет объяснять?
– воскликнула я и с опозданием смутилась: - Значит, вы слышали?

– Невольно. И боюсь, Егор не станет рассказывать.

– Но почему?

Деликатно постучав, вошла секретарша и расставила на столике чашки и заварочный чайник.

– Попробуйте. Это отличный чай. Его привозят по специальному заказу.

– Спасибо.

Проректриса неторопливо разлила горячий напиток, и по комнате поплыл дразнящий аромат. Сделав аккуратный глоток, женщина отставила чашку.

– Я заметила странную тенденцию. Вы пришли к нам недавно, по переводу из другого ВУЗа. С тех пор на институт валятся бедствия - одно за другим, и во всех прямо или косвенно задействованы вы, - сказала она задумчиво.

– Хотите сказать, специально их подстраиваю?
– вскочила я, возмутившись.

– Нет. Возможно, это стечение обстоятельств, но беды ходят за вами, причем они задевают и других.

Обвиняющее предположение Царицы выбило пробку, и слова полились потоком:

– Выходит, я виновата, что Касторский избил меня? Надо было не провоцировать его, а прятаться по углам, так, что ли? И моя вина в том, что эту компанию понесло к горну. Легко же вы нашли козла отпущения в чужих поступках! Обвините еще и в пожаре в столовой. Я устроила поджог, больше некому! А в гибели Радика виновата, признаю. И в том, что та девчонка стала бабочкой - тоже виновата. А еще вела себя вызывающе на фуршете, и поэтому меня отравили, да? Сидела бы тихо в уголке, и глядишь, не подсыпали бы яд в шампанское.

– Подлили.

– Что?

– Гиперацин применяется в жидкой растворимой форме, - спокойно пояснила женщина.

– Хорошо, яд подлили, и я в этом виновата. Интересная у вас логика. Давайте, валите в кучу.

– Меня как руководителя института заботит здоровая атмосфера в учреждении, отсутствие конфликтов в коллективе и недопущение ЧП, - ответила проректриса.
– Я не обвиняю, а высказываю свое... свои ассоциации. Они сугубо индивидуальны. К сожалению, несчастья, имевшие место, не закономерны и не подчиняются какой-либо логике. Возможно, я ошибаюсь, но одной из причин, привлекших неприятности, видится ваше эмоциональное состояние, которое опять нестабильно. Поэтому важно, чтобы вы сейчас успокоились и выслушали меня как женщина женщину...

Надо же. После ушата подозрений со мной хотят пошептаться как лучшие подруги. Не пойдет. Не хочу.

Я взялась за ручку двери.

– Не натворите ошибок, о которых потом пожалеете, - сказала вслед Царица.
– Прежде всего, потому что Егор никогда не расскажет о том, что произошло, пока вы находились в коме.

– Почему?

– Потому что... когда-нибудь вы поймете сами.

Еще одна подколка. Да уж, когда-нибудь пойму, если умишко прибавится. И на том спасибо.

– Откуда вам известно, что случилось в стационаре? И разве что-нибудь происходило?
– поинтересовалась я пренебрежительно. Кроме того, что меня держали под реанимационным колпаком, не происходило ничего особенного. Разве что Мэл пропал и не объявлялся, пока я не вспомнила о нем.