Синий перевал

В палатке геофизиков он долго не задерживается. Выслушивает доклад командира группы, заглядывает через головы вычислителей на однообразные близнецы-графики и устало усмехается:

— Как под копирку…

— Да, — огорченно подтверждает старший геофизик. — Такой регион. Работать скучно.

Записав в блокнот первоочередные отрядные нужды, Селивестров прощается с бойцами и едет дальше.

На первой структурной скважине он задерживается еще меньше. Похвалив уставшего Крутоярцева за быстрое завершение строительства и монтажа вышки, собирается было следовать на следующую скважину, но заместитель останавливает его:

— Петр Христофорович, утром звонил Купревич. Просил вас прибыть на совещание.

— Куда? — недовольно морщится Селивестров. — К кому?

— К Батышеву. Пропуск заказан. — Крутоярцев глядит на майора сочувственно, ему известно, что тот недолюбливает директора комбината и избегает встреч с ним. — Просил прибыть обязательно.

— Так… — Селивестров сердито смотрит на часы — попасть сегодня к Гибадуллину не удастся.

Но еще сильней раздосадован майор предстоящей встречей с Батышевым. Он его в самом деле не жалует. И не только из-за первой неласковой встречи на вокзале. Еще в Москве Селивестров навел справки о директоре и уже тогда насторожился.

«Зубр!» — говорили про Батышева одни, «фигура», — вторили другие, «хозяйственник всесоюзного масштаба!» — восхищались третьи, «самодержец, феодал, но талантлив, каналья», — вздыхали четвертые.

Селивестров недаром многие годы проработал начальником партии. Сталкивался с руководителями многих ведомств, заводов. Понимал, что значат такие отзывы. Прояви один раз слабость — и подомнет тебя под свое авторитетное копыто этакий матерый «зубр», опустишься ты до положения подсобного «геологишки». Как-никак, а у такого вот Батышева многомиллионные объемы строительно-монтажных работ, тысячи людей в подчинении, — и что греха таить — часто ему не до мелких «подсобников». Знал майор, что первая же его встреча с директором комбината приведет к столкновению, ибо отступать от своих требований или планов он был не намерен, а приспосабливаться вообще не умел (хотя уметь иногда полезно). Потому и избегал этой первой встречи.

Совещание действительно представительное и важное. В кабинете, помимо Батышева и Купревича, находятся Дубровин, Кардаш и худой сутулый полковник с бледным нервным лицом. Начальники азотнокислотного, аммиачного и пороховых производств докладывают о готовности своих комплексов. Особенно долго выступает директор завода спецпорохов, которого, кстати, и ругают больше прочих, так как полной готовности предприятие еще не достигло.

Селивестрова мало интересуют разные технологические тонкости. Он обдумывает свое предстоящее сообщение (ясное дело — скоро потребуют) и глядит на Купревича, не виделся с которым со дня приезда в Песчанку. Замечает, что молодой его товарищ сегодня бледен, чем-то удручен. Он тоже почти не слушает ораторов. «Достается, однако, ему, — сочувственно думает майор. — Видать, у них на комбинате тоже не все гладко…»

Селивестров ошибается, хотя забот у Купревича и в самом деле выше головы. На сернокислотном и азотно-кислотном заводах — а это основа комбината — не хватает свинца и специальных сплавов для завершения кислотоупорных сооружений. Кварцевое сырье поступает не той чистоты, какая требуется, тончайшие катализаторы должны быть из ванадия или платиновых сплавов, а их не хватает… Сегодня Дубровин с Кардашем устроили разнос и Батышеву, и ему, Купревичу, за то, что кислотоупорные лавы второй очереди до сих пор не готовы к эксплуатации…

И все-таки удручен Купревич не этим. Брат сообщил, что пришла похоронная на Лену… Даже гибель отца, ушедшего прошлой осенью в народное ополчение, не потрясла его так, как сегодняшнее известие. Все же мужчина есть мужчина. А Лена… Жизнерадостная, непоседливая Ленка… Она так любила жить! Жила так шумно и весело… И вдруг ушла в небытие. Уже никогда не запустит она свои подвижные, озорные пальцы в густой чуб Купревича, никогда не назовет его лежебокой, интеллигентской простоквашей, не наградит каким-либо иным шутливо-ласковым прозвищем, на изобретение которых была великая мастерица. Теперь ее нет. Она навсегда ушла из-под ясного неба. Купревич не может поверить в это. Ему так больно и тошно, что хочется вскочить и взреветь во весь голос. Но идет важное совещание — надо терпеть и даже вслушиваться, реагировать на что-то…

После обсуждения строительных вопросов выступает бледнолицый сутулый полковник. Оказывается, это представитель наркомата минометной промышленности. Он особенно заинтересован в скорейшем пуске завода спецпорохов. Эти пороха служат топливом для реактивных снарядов. Нервно взмахивая худыми руками, полковник требует быстрейшего пуска всего комбината и завода спецпорохов в частности.

— Поймите, товарищи, тянуть дальше некуда! — горячился он. — Мы дожили до такой жизни, что с повестки дня временно снимается вопрос о формировании новых дивизионов гвардейских минометов. Дай бог обеспечить реактивными снарядами уже созданные части.

Селивестров хмурится. Ему ясно, что темпераментная речь минометчика в нынешней обстановке никому ничем помочь не может. И без его жарких слов всем присутствующим ясны тяжесть положения и задачи, стоящие перед каждым. «Подстегнуть приехал, поддать пару, — мрачно думает Селивестров. — Тут ведь несознательные бездельники собрались!»

Дубровин с Кардашем тоже хмуры и молчаливы. Оживляются они лишь тогда, когда Батышев просит Селивестрова сообщить о результатах своей деятельности.

Формулировка вопроса не нравится майору, но он не подает виду и немногословно докладывает о том, что формирование подразделения закончено, а затем рассказывает о своих выводах.

— Ого! — иронически усмехается полковник. — Мы ждем готовую продукцию, а тут, оказывается, только-только начинают думать, где искать воду! Здорово! Обрадую я в Москве…

Селивестров оставляет реплику без ответа.

— Речь, достойная гидрогеолога, — после недолгого молчания внушительно произносит Батышев. — Вода — не сообщение. Нас же интересует вещь конкретная — действительная пресная вода. Когда, где и в каком количестве она будет?

Селивестров напрягается.

— Меня это тоже интересует.

— Говорите конкретно.

— Рано.

— Это как понимать?

— Буквально. — Селивестров отчетливо видит, как в выпуклых зеленых глазах Батышева закипает гнев.

— Вы дипломатические штучки бросьте, майор. Нас интересует срок, количество, место.

— Рано говорить об этом, — внешне спокойно повторяет Селивестров. — Еще не время.

— А когда придет это время? — Батышев подымается со стула. — Это вы можете сказать?

— И этого не могу.

— Вот так солдатский разговор! — Батышев возмущенно разводит руками.

— Да, я солдат. Поэтому пальцем в небо тыкать и не желаю, и не умею.

— Зато сумели в Белоруссии на армейских складах оставить немцам тысячи вагонов боеприпасов! — взрывается Батышев.

— Глеб Матвеевич… — укоризненно качает головой Кардаш.

— Что Глеб Матвеевич?.. — дергает плечами Батышев. — Вы же сами требуете: дай для снарядов и бомб взрывчатку, дайте промышленности пироксилиновые, нитроглицериновые, вискозные и специальные пороха! А я вам что? Палец в небо?! — директор говорит вроде бы Кардашу, а сам смотрит на Селивестрова.