Синий рыцарь

Когда я уходил, Чарли диктовал свой рапорт парню за машинкой.

– Ладно, Чарли, я ухожу, – сказал я. Чарли перестал диктовать, встал, прошелся со мной немного до холла, и несколько секунд мне казалось, что он собирается пожать мне руку.

– Спасибо за все, Бампер. Это лучший арест среди детективов, в котором мне довелось участвовать. Я даже и мечтать не мог, что мы сможем раздобыть столько их деловых записей.

– Спасибо, что дал мне поучаствовать, Чарли.

– Это была твоязатея.

– Интересно, как дела у Фишмена? – спросил я, вздрагивая от острой боли в желудке и ощущая, как внутри образуется пузырь. Я проглотил две таблетки.

– Лохматый звонил туда полчаса назад, но мало что выяснил. Но знаешь, что я тебе скажу? Готов поспорить, что Реду Скалотте придется подыскивать нового бухгалтера и делового советника. Спорю на что угодно, но после всего этого Фишмен не сможет складывать даже двузначные числа.

– Что ж, может, все и к лучшему.

– К лучшему? Это еще мягко сказано. Впервые за многие годы у меня появилось чувство, что, может быть, и естьсправедливость на свете, и хотя они наваливают на тебя кучу дерьма, размазывают его тебе по морде и плюют на сами законы, так вот, впервые у меня появилось чувство, что к этому делу приложилась и другая рука, и эта рука воздала нам по справедливости. Как будто рука самого Бога спихнула его вниз по лестнице.

– Рука Бога, говоришь? Гм. Ладно, еще увидимся, Чарли. Держись, старина.

– Пока, Бампер, – отозвался Чарли Бронски. Лицо его сияло, глаза прищурились, между растянутых в улыбке губ виднелся сломанный зуб. Когда я вошел в раздевалку, она была пуста, и, лишь усевшись на скамейку и начав развязывать шнурки на ботинках, я неожиданно осознал, насколько я весь изранен и измучен. Порезы от стекла – это ерунда. Болело плечо, на которое я упал, сорвавшись в переулок, болели руки и спина от висения на пожарной лестнице, когда я никак не мог проделать то, что обязан сделать любой молодой полицейский – подтянуть свою задницу на шесть футов вверх. Ладони были ободраны и исцарапаны железной перекладиной лестницы и от попыток уцепиться за бетонную стену и подтянуться наверх. Даже задница у меня болела, где-то внутри, от ударов в обитую сталью дверь, от которой я отскакивал, словно теннисный мячик, вернее, в моем случае, словно пухлый медицинский тампон. Я очень, очень устал.

За пятнадцать минут я переоделся в спортивный пиджак и брюки, причесался, насколько мне это удалось, – это всего лишь означало приведение в относительный порядок того спутанного клубка проволоки на голове, что у меня еще остался, – сунул ноги в туфли и выехал со стоянки на своем форде. Боль от газов ушла, несварение кончилось. Потом я снова представил себе Аарона Фишмена, его скрюченное тело, разбитую голову, загнувшуюся под маленькое тельце и громоздящуюся сверху большую картонную коробку, но тут же прекратил эту чушь. Нет, сказал я себе, нет, тебе не удастся потревожить мой сон, потому что абсолютно ничего не значит, что именно я заставил тебя упасть. Я был всего лишь инструментом некой силы в этом мире, которая в нужное время воздает по заслугам почти каждому человеку, хорошему или плохому, богатому или бедному, и обычно делает это в тот момент, когда человек менее всего способен это вынести.

14

Было уже темно, и весенняя ночь, и прохладный ветерок, и даже смог – все было мне приятно. Я опустил стекла, чтобы впустить в машину воздух, и выскочил на Голливудское шоссе, подумав о том, как приятно будет провести время в «Абд гареме» в компании веселых арабов.

Для ночи четверга Голливуд смотрелся весьма неплохо, бульвары Сансет и Голливуд были забиты машинами, в которых сидела в основном молодежь, буквально захватывающая по ночам Голливуд. Городок уже утерял свой прежний истинный блеск и славу сороковых и начала пятидесятых годов. Теперь это город подростков, и, за исключением миллиона хиппи, гомиков и различных служащих, вы больше никого не увидите на Стрипе и его главных окрестностях. И именно по этой причине он стал весьма угнетающим. Клубы превратились в стриптиз-хаусы и психоделические заведения, но все еще осталось несколько мест, куда можно пойти, и несколько мест, где можно отлично поесть.

С Яссером Хафизом и остальными я познакомился лет десять-двенадцать назад, когда у меня был участок на Мейн-стрит. Как-то около двух часов ночи я заметил кидалу, заводящего парня через черный ход в отель «Марлоу», гнусную дыру на Мейн-стрит, которой пользовались проститутки, гомики и кидалы. Я был один, потому что мой партнер, жалкая пародия на копа по имени Сид Бэкон, в это время валялся в номере отеля, задавая жару некоей круглозадой наемной танцовщице, с которой он в то время крутил шашни. Он должен был вернуться ко мне на участок в половине второго, но так и не появился.

В ту ночь я торопливо обошел отель кругом, зашел по другой лестнице через главный вход и спрятался за пустой стойкой дежурного, а когда кидала и его жертва зашагали сюда через холл, запрыгнул в небольшой шкаф неподалеку от стойки. Я сделал это как раз вовремя, потому что два партнера кидалы вышли из комнаты, находящейся по ту сторону холла, – вторую по коридору.

Они пошептались, один из них спустился по лестнице главного входа наблюдать за улицей. Второй зашел за стойку, включил лампу и притворился, будто читает прихваченную с собой газету. Все они были, конечно же, негры. «Кидать дурака» всегда было негритянским жульничеством, но позднее я видел и белых кидал, использовавших тот же трюк.

– Послушай, брат, – сказал кидала, подошедший вместе с жертвой. Я чуть-чуть приоткрыл дверцу и увидел «дурака» – хорошо одетого молодого парня, сильно пьяного. Он стоял, покачиваясь и тщетно пытаясь зачесать назад спадающие на глаза густые черные волосы. Он где-то потерял галстук, а его белая рубашка вся была заляпана пятнами от спиртного и застегнута не на все пуговицы.

– Чего хошь, приятель? – спросил клерк за стойкой, откладывая газету.

– Алиса сегодня у себя? – спросил первый, действуя как сводник. Он был самый крупный из двоих мошенников, парень с очень темной кожей, высокий и довольно молодой.

– Да, сегодня она прямо дышит огнем, – сказал второй. Он тоже был молод. – У нее еще не побывал ни один мужик, а эта сучка просто нимфоманьяк!

– Верно, – подтвердил сводник. – Верно.

– Пошли, я готов, – сказал «дурак», и я уловил его ближневосточный акцент.

– Погоди минутку, мужик, – сказал его компаньон. – Эта б... кошечка что надо, но знаешь, мужик, она еще та воровка. Оставь лучше бумажник у дежурного.

– Да, я положу его в сейф, – подтвердил скучающий на вид парень за стойкой. – Никогда не знаешь, на какую сумму эта б... сможет тебя уговорить расколоться после ночи, а потом еще и обчистит тебя, когда ты заснешь.

– Верно, брат, – поддакнул сводник.

Парень пожал плечами, достал бумажник и положил его на стойку.

– Оставь лучше заодно часы с кольцом, – предупредил клерк.

– Спасибо, – кивнул парень и последовал совету клерка, который достал из-под стойки конверт и сложил в него все ценности.

– Ну, дашь мне мои пять долларов? – спросил сводник. – И дай еще клерку пятерку для Алисы и три доллара за номер.

– Хорошо, – сказал «дурак» и отсчитал для них неуверенными пальцами тринадцать долларов.

– Теперь иди в номер 237, – сказал клерк, указывая в сторону номера, откуда они с партнером недавно вышли. – Я пока позвоню Алисе, и она будет у тебя минут через пять. А ты, детка, держись, потому что она работает, как паровая дрель.

Парнишка нервно улыбнулся, неуверенными шагами пересек холл, открыл дверь номера и исчез внутри.

– Готово, приятель? – ухмыльнулся клерк.

– Пошли, – сказал большой и захихикал, когда клерк выключил лампу.

Я вылез из шкафа незаметно для них и теперь стоял за стойкой, направив револьвер в правый глаз клерка.