Скандальный портрет

Они не могли наговориться. Ни с кем другим Эми никогда не говорила так, как с ним. Нейтана действительно интересовало ее мнение. Он не всегда был согласен с ней, и иногда их споры становились довольно горячими. Но, даже не соглашаясь с ней, Нейтан никогда не менял своего мнения о Эмитист в худшую сторону. Если Эми случалось слишком сильно рассердиться, в его глазах появлялся озорной блеск, и он заявлял, что в таком состоянии она еще более соблазнительна. Отложив в сторону свои кисти, Нейтан подходил к дивану, на котором она лежала, и ласкал ее до тех пор, пока она в изнеможении не затихала в его объятиях. К тому времени Эми напрочь забывала о предмете их спора.

— До сих пор, — сказала она Финелле, — я всегда считала, что совершенно лишена женской привлекательности. А теперь у моих ног самый опытный ловелас двух стран.

Нейтан не пытался изменить ни ее характер, ни повлиять на ее мнения. И не отталкивал из-за того, что она с ним не соглашалась. Впервые в жизни Эми позволялось быть собой.

— Неужели ты думаешь, что я откажусь от всего этого из страха перед тем, что скажут люди. Тем более что рано или поздно все закончится само собой.

— Нет. Я вижу, что нет. Но… ты будешь осторожна, правда? Я не хочу, чтобы ты страдала.

Эмитист обернулась, намереваясь спросить Финеллу, не кажется ли ей, что, оставив ее ради того, чтобы выйти за своего французского графа, и забрав Софи, она тоже заставит ее страдать. Ведь у Эмитист никогда не было такого друга, как Финелла, а Софи стала ей почти как дочь. Если бы Финелла на самом деле не хотела причинить ей боль, она не стала бы напоминать о возвращении в Стентон-Бассет, где ей придется в одиночестве терпеть пересуды, жалостливые взгляды, нравоучительные речи и советы, в которых она не нуждается.

Однако Эми прикусила язык. Она не должна из ревности и жалости к себе разрушать то последнее, что осталось от их дружбы.

Ревность? Но разве она могла ревновать Финеллу к Гастону? Нет, такое предположение абсурдно. Она не хотела выходить замуж. Не хотела, чтобы какой-то мужчина получил над ней власть, которая дается мужу по закону.

— Спасибо, что беспокоишься обо мне, Финелла, — сухо произнесла Эми. — Но смею тебя заверить, что я вовсе не собираюсь страдать. Не забывай, что однажды этот человек уже поманил меня, а потом бросил. Я знаю, что не должна верить ни одному его слову.

Эмитист изо всех сил старалась не дать Нейтану затронуть ее сердце. Ее тело и ум — да. Она считала, что с Нейтаном и то и другое обрело большую свободу. Но сердце она надежно прятала под защитой ледяного панциря, который не смогла бы растопить даже самая жаркая страсть.

— О, дорогая, — снова повторила Финелла. — Это звучит так… — Она покачала головой. — Так печально. Когда нет даже надежды на то, что из этого может получиться…

— В этом нет ничего печального. Это просто разумно. Я не намерена выходить замуж и позволять какому-либо мужчине лишить меня возможности управлять собственной жизнью.

— Замужество это совсем другое. Я уверена, что Гастон никогда не будет пытаться управлять мною.

— А он уже сказал тебе, где планирует жить после того, как вы поженитесь?

Финелла вспыхнула.

— По правде сказать, да. У него есть небольшой дом в Саутгемптоне, и он говорит, что нам с Софи будет там очень хорошо.

— Саутгемптон! Это же на противоположном конце страны от Стентон-Бассета. Нельзя было бы найти места более удаленного от меня.

— Это не нарочно. Гастон приобрел этот дом совсем не для того, чтобы разлучить нас. Когда он покупал его, он ничего не знал о нас обеих.

Эмитист тяжело вздохнула.

— Я сделаю все, чтобы не дать ему разлучить нас, — хмуро сказала она. — У меня уже мелькала мысль о том, чтобы уехать из Стентон-Бассета. Возвращение туда из этой поездки будет для меня подобно возвращению в клетку. Так что я подумываю купить дом у моря, и Саутгемптон ничуть не хуже любого другого места.

Увидев, как засияло лицо Финеллы, Эми почувствовала, как отступает боль, вызванная известием о том, что подруга будет жить на южном побережье.

— О, это же просто замечательно. Меня немного тревожит, — призналась Финелла, — как я смогу прижиться одна в новом городе. Потому что Гастону придется очень часто отлучаться.

— Неужели?

— О да. Он… он надеется, что продолжит работать с английскими туристами. Так он сможет часто приезжать во Францию, пока не решатся дела с его поместьями. Ты ведь дашь ему хорошую рекомендацию?

— Так вот почему он прислал тебя поговорить со мной сегодня? — Холодное подозрение змейкой закралось к Эми в душу.

— О нет! Гастон уверен, что ты его ненавидишь. И даже побаивается, как бы ты не стала каким-то образом мстить ему за то, что он украл меня у тебя.

— А ты не боишься?

Финелла засмеялась:

— Конечно нет! Я знаю, что ты не опустишься до этого. Мстительность совсем тебе не свойственна. Ты воплощение доброты, — сказала она, с нежностью пожимая руку Эмитист. — Иначе ты не позволила бы этому человеку… мистеру Хэркорту… снова появиться в твоей жизни.

Внезапно Эми почувствовала, что вот-вот заплачет. Вера Финеллы в нее была такой трогательной. Только она одна всегда предпочитала видеть в Эми хорошее, тогда как все остальные думали о ней самое плохое.

Пошарив в своем ридикюле, она достала носовой платок и вытерла нос.

— Мне не стоило упоминать о нем, да? — расстроилась Финелла. — Должно быть, тебе будет очень тяжело проститься с ним без надежды когда-нибудь снова его увидеть.

Да, это будет нелегко. Эми не могла отрицать очевидное. Нейтан заставил ее почувствовать себя такой… живой.

— У меня останется портрет, который всегда будет напоминать мне об этих днях, — ответила она, убирая платок.

— Ты хочешь сказать, что он действительно написал твой портрет?

— Да. Сегодня я должна его увидеть. Я намереваюсь купить его, — решительно сказала она, — даже если он окажется не совсем хорош.

— Как это на тебя похоже, — почти благоговейно произнесла Финелла.

— Чушь! Я сделаю это не ради Нейтана. — Хотя Эми уже решила, что, увидев готовый портрет, непременно скажет какой-нибудь комплимент в адрес художника его написавшего, ведь Нейтан придавал своему искусству такое большое значение. Он считал это самым важным делом своей жизни. Когда они впервые познакомились, Нейтан с некоторой грустью говорил, что хотел бы стать художником, если бы это занятие считалось достойным джентльмена. Но только теперь, за эти несколько недель Эми поняла, что он действительно хотел посвятить этому жизнь. И теперь, когда его недолгое пребывание в политике закончилось, Нейтан наконец почувствовал, что волен жить той жизнью, о которой всегда мечтал.