Скандалы советской эпохи

На основе этого заключения Главное управление художественной кинематографии потребовало от Ростоцкого внести в фильм исправления. В частности, предлагалось полностью вырезать сцену в бане, а также сократить проход отряда по болоту и лесу. И если с последними правками режиссер был еще согласен, то по поводу «бани» заявил однозначно – выкидывать сцену не буду. А когда ему пригрозили карами, вспылил: «Будете настаивать – сниму свою фамилию из титров!» Только после этого руководство студии одумалось и сменило гнев на милость. Ростоцкого стали уговаривать хотя бы частично сократить «банный» эпизод. Он малость посопротивлялся, но в итоге сделал так, как его просили. Решил, что лучше пожертвовать малым, чем потерять все. В итоге от почти двухминутного эпизода в окончательный вариант фильма вошло чуть меньше минуты. 6 июля был подписан акт о выпуске фильма с монтажными исправлениями (метраж – 5132 метра).

Во всесоюзный прокат фильм «А зори здесь тихие…» вышел в самое удобное время – на излете курортного сезона, 26 августа 1972 года. Поскольку вокруг фильма давно ходили слухи как о настоящем шедевре (да еще с эротикой), народ повалил в кинотеатры рядами и колоннами. И мало кого из зрителей картина оставила равнодушным. Были случаи, когда ближе к концу сеансов в залах раздавались рыдания, некоторым становилось плохо. И сцена «в бане» практически ни у кого не вызывала желания позубоскалить.

В сентябре 1972 года «А зори…» был показан на кинофестивале в Венеции и был удостоен почетного приза. А вот взять «Оскара» в марте следующего года фильму было не суждено: американцы ленту «прокатили», не купившись ни на высокую трагедию, ни на эротику. И лучшим зарубежным фильмом была провозглашена картина Луиса Бунюэля «Скромное обаяние буржуазии».

Между тем на родине фильму «А зори здесь тихие…» сопутствовал подлинный успех. В прокате 1972 года он собрал 66 миллионов зрителей и занял 1-е место. На Всесоюзном кинофестивале в Алма-Ате-73 он был удостоен Главного приза. Читатели журнала «Советский экран» назвали его лучшим фильмом 1972 года (83 % читателей назвали его лучшим, 1,6 % – плохим).

Ложку дегтя в бочку меда подлило родное телевидение. В субботу 26 апреля 1975 года оно показало «А зори здесь тихие…» на голубых экранах. Однако сцену «в бане» многомиллионная армия советских телезрителей тогда не увидела – ее вырезали полностью. Опыт в подобного рода «обрезаниях» у теленачальников к тому времени был накоплен богатый. В свое время точно так же были купированы некоторые фильмы вроде «Адъютанта его превосходительства»: как мы помним, из него вырезали постельную сцену с участием Кольцова и Тани и др. Теперь в этот список угодили и «Зори». Но теленачальники не учли одного обстоятельства, что Станислав Ростоцкий с этим категорически не согласится. Вскоре он затеет на страницах главного рупора интеллигенции – «Литературной газеты» – дискуссию на эту тему и выиграет ее. В редакцию придет столько писем от возмущенных произволом теленачальников зрителей (в том числе и от ветеранов войны), что во время следующей демонстрации фильма «А зори здесь тихие…» по ТВ сцена «в бане» будет восстановлена. Причем навсегда.

К слову, в те годы советское ТВ частенько «обрезало» шедевры отечественного кинематографа. Например, весной 72-го эта участь постигла сразу два фильма: «Бриллиантовую руку» и «Бумбараш». «Руку» показывали на «голубом экране» 8 апреля, в 18.15 по московскому времени. Это был третий показ этого фильма по ЦТ и, как оказалось, самый печальный. Цензоры с телевидения, вооружившись ножницами, обкорнали ленту, сократив ряд эпизодов, а именно – сцену соблазнения Горбункова белокурой красоткой в гостинице. Чем руководствовались цензоры, понять было сложно: ведь с момента выхода фильма на экраны страны, – а это случилось в 1969 году – его уже успели посмотреть практически все советские граждане.

Между тем в тот субботний вечер зрителем фильма был и исполнитель главной роли в нем Юрий Никулин. Увиденное его крайне огорчило. И спустя месяц, в интервью все той же «Литературной газете», он заявит: «Недавно шла по телевизору „Бриллиантовая рука“ в каком-то непонятном сокращенном варианте. Ощущение такое, словно держишь в руках любимую книгу, а кто-то взял и повырывал из нее страницы. Понимаю, что все это недоразумение, оплошности. Но нам, актерам, такие „оплошности“ кровь портят…»

Жертвой цензуры стал и телефильм «Бумбараш», премьера которого состоялась 1 мая 1972 года. Мало кто из собравшихся у экранов телевизоров знал, что эта премьера стала возможной благодаря случаю: один из членов Политбюро, который, увидев фильм, поклялся, что его покажут только через его труп, уехал в отпуск, чем и воспользовались телевизионщики. Правда, из фильма пришлось изъять одну весьма пикантную сцену – ту, где Бумбараш «облегчается» (чтобы заставить воздушный шар взлететь, он вынужден сходить по-малому). Блюдя нравственность зрителей, телечиновники эту сцену вырезали.

Между тем уже на следующий день после премьеры первой серии «Бумбараша» грянул скандал. Узнав, что из нее вырезали сцену «облегчения» главного героя, возмутился наследник автора произведения, по которому был поставлен фильм, – сын Аркадия Гайдара Тимур, который работал в газете, да не в какой-нибудь заводской многотиражке, а в самой «Правде». Он позвонил председателю Гостелерадио Сергею Лапину и высказал ему все, что думает по этому поводу. Обескураженный Лапин клятвенно пообещал восстановить справедливость и вернуть фильму первоначальное состояние. И не обманул: с тех пор «Бумбараш» будут показывать без купюр.

Как писателя из партии исключали (Булат Окуджава)

В апреле 1972 года в скандальную историю оказался вовлечен поэт и бард Булат Окуджава. Поводом к скандалу послужило то, что в начале года антисоветское издательство «Посев» (оно базировалось в ФРГ) опубликовало сборник его произведений. Как только эта весть дошла до Советского Союза, Окуджаву немедленно вызвали на партийное бюро секции поэзии в Московском союзе писателей и потребовали написать открытое письмо в «Литературную газету», в котором писатель должен был публично осудить факт публикации «Посевом» его сборника. Причем членов партбюро совершенно не убедил факт того, что все эти произведения, за исключением одного, уже были опубликованы в Советском Союзе, а значит, ничего крамольного в них не было. Партийцев возмущал сам факт того, что произведения члена партии были опубликованы в столь одиозном антисоветском издательстве. В конце концов Окуджава согласился написать такое письмо, но при условии, что ему дадут возможность гласно обсудить тему препятствий, стоящих на пути издания художественных произведений в СССР. Ему пошли навстречу: разрешили выступить на одном из писательских собраний. Однако дальнейшие события стали развиваться совсем по другому сценарию.

Вскоре после партбюро Окуджава внезапно… передумал писать письмо в «Литературку» и честно заявил об этом своим коллегам. Те восприняли это как предательство. И когда 1 июня на заседании партбюро Окуджава отказался изменить свою позицию, большинством голосов его исключили из партии. Однако история на этом не закончилась.

Далее решение партбюро писательской организации должны были утвердить в горкоме партии. А вот там к ситуации с Окуджавой отнеслись несколько иначе. Признав, что публикация его произведений в антисоветском издательстве факт вопиющий, в горкоме решили, что карать за него исключением из партии мера чрезмерная. Тем более что это давало лишний повод раздуть на Западе очередную шумную кампанию о нарушении прав человека в Советском Союзе. В итоге горком отменил решение об исключении Окуджавы из партии и ограничился строгим выговором с занесением в личное дело. Эта история лишний раз демонстрирует то, что пресловутый «партийный диктат» в СССР, о котором так любят порассуждать либералы-интеллигенты, был не таким уж и тотальным – при желании его можно было и обойти.

Таможня отнимает добро (Евгений Евтушенко)

Весной 1972 года в центре скандала оказался еще один известный советский литератор – поэт Евгений Евтушенко. И снова «жестокая» советская власть спустила на тормозах дело, которое при желании можно было раскрутить на полную катушку, лишив именитого поэта возможности с частотой челнока выезжать за границу. Вместо этого была избрана самая мягкая кара – профилактическая беседа. Что же такого крамольного совершил популярный поэт?

В мае Евтушенко вернулся из очередного зарубежного вояжа (как уже отмечалось, среди творческих деятелей Евтушенко вообще считался одним из самых гастролирующих) – из двухмесячной поездки по США. Турне оказалось весьма плодотворным: в ходе него поэт выступил в нескольких университетах, встречался с видными обшественными и государственными деятелями Америки, в число которых входили сам президент США Ричард Никсон и его помощник по национальной безопасности Генри Киссинджер. Короче, домой Евтушенко возвращался переполненный впечатлениями и с большой охотой. Но Родина в лице бравых таможенников встретила его совсем не ласково. В Шереметьеве Евтушенко заставили распаковать его баулы, хотя до этого каждый раз пропускали без какой-либо проверки. Просто на этот раз кто-то из заграничных спутников поэта «стукнул» на него в «органы», и теперь этот «стук» гулко отозвался на шереметьевской таможне.