Скандалы советской эпохи
Шрифт:
Обыск Евтушенко продолжался четыре часа и сопровождался массой унизительных подробностей. Например, когда поэт отпросился в туалет, то с ним отправился таможенник и держал дверь кабинки открытой, опасаясь, что Евтушенко попытается спустить в унитаз что-то крамольное, не найденное в его вещах. А в баулах поэта было найдено ни много ни мало 124 (!) запрещенные к ввозу в страну книги. Среди них были тома произведений Троцкого, Бухарина, Бердяева, Шестова, Набокова, Алданова, Гумилева, Мандельштама, «Окаянные дни» Бунина, «Несвоевременные мысли» Горького, а также 72 номера популярного эмигрантского журнала «Современные записки», издававшегося когда-то в Париже, и книгу анекдотов «Говорит Ереван». Кроме этого были изъяты фотографии, на которых Евтушенко был запечатлен
Евтушенко прекрасно понимал, в какую неприятность его угораздило вляпаться, поэтому прибег к хитрости. Расписываясь под длинной описью конфискованных вещей, он объяснил их провоз в страну следующим обстоятельством: мол, «во время поездок за границу с целью пропаганды идей нашей Родины я порой чувствую себя идеологически безоружным в борьбе с нашими врагами, ибо не знаком с первоисточниками, на которых они основывают свою оголтелую ненависть. Достать многие из этих первоисточников в СССР невозможно даже в спецхранилище Ленинской библиотеки. Поэтому я и привез эти книги – не для распространения, а для повышения моей идеологической бдительности. Требую немедленно вернуть все конфискованные книги, необходимые мне для работы на благо мира в мире и нашей Родины».
Самое интересное, что таможенники прекрасно раскусили хитрость ушлого поэта, но спорить с ним не стали. Главного ведь они достигли: сбили с именитого либерала спесь и заставили его изрядно поволноваться. Когда на следующий день Евтушенко явился к высокопоставленному чекисту (встреча происходила не в главном здании на Лубянке, а в приемной КГБ на Кузнецком Мосту), тот был настроен вполне миролюбиво и даже позволил себе раскрыть перед поэтом кое-какие тайны. Например, он намекнул ему, что обыск производился по сигналу из окружения поэта: дескать, надо быть разборчивее в знакомствах. Еще он извинился за сотрудников таможни, которые производили обыск.
– Недоработки, – сказал чекист. – Культуры не хватает, как вы сами справедливо заметили во вступлении к поэме «Братская ГЭС».
Еще чекист сообщил, что Иосиф Бродский подал прошение на эмиграцию, чем буквально ошеломил Евтушенко. Через пару дней Евтушенко связался с отъезжантом и пригласил его к себе в гости. Бродский приехал, поскольку понимал, что его дни на родине сочтены и таких визитов у него уже никогда не будет. Во время той встречи Евтушенко откровенно рассказал ему о своей встрече в КГБ, чего делать, видимо, не стоило. Дело в том, что недоброжелатели давно распространяли слухи о нем, как о тайном консультанте КГБ. И теперь Бродский сделал вывод, что это правда. Однако свои мысли по этому поводу он тогда оставил при себе и, лишь когда покидал дом Евтушенко, обнаружил себя – скинул со своих плеч пиджак, который хозяин дома попытался ему накинуть. А в эмиграции написал стихи, в которых была такая строчка: «Я не нуждаюсь в пиджаках с чужого плеча».
Книги, конфискованные у Евтушенко, ему вернули спустя три месяца. Правда, не все: он лишился нескольких современных диссидентских книг, написанных в СССР, но напечатанных только на Западе, и сборника анекдотов «Говорит Ереван». Вскоре зарубежные вояжи Евтушенко по миру будут возобновлены (отмечу, что за период 1958–1988 годов он посетит почти 100 стран, причем некоторые неоднократно).
Скандал в финале
(Кубок обладателей Кубков)
Конец мая 1972 года был отмечен грандиозным скандалом на ниве спорта. Вечером 24 мая в Барселоне состоялся финальный матч по футболу на Кубок обладателей кубков между шотландским клубом «Глазго Рейнджерс» и столичным «Динамо» (трансляция по советскому ТВ началась в 22.30). Игра для советских футболистов поначалу складывалась неважно. Первый тайм динамовцы проиграли, что называется, подчистую – пропустили в свои ворота три «сухих» мяча (правда, два мяча были из разряда спорных, их шотландцы забили из положения «вне игры»). Однако «рейнджерсы»
рано радовались.Выйдя на второй тайм расхоложенными, они были немало обескуражены неудержимым натиском соперника на свои ворота. В итоге мяч дважды побывал в их воротах (голы у нас забили Эштреков и Маховиков). До конца матча еще оставалось время, поэтому советские футболисты продолжали штурмовать ворота противника. Казалось, еще немного и счет сравняется. Видимо, это же почувствовали и болельщики «Глазго», которых в тот день на стадионе было несколько тысяч (наших – единицы). Самые буйные из них численностью полторы-две тысячи за три минуты до конца матча внезапно смяли полицейский кордон и высыпали на поле. Судья вынужден был остановить встречу. Полицейские бросились унимать распоясавшихся болельщиков, но тем и море было по колено – они уже были изрядно навеселе и принялись забрасывать стражей порядка бутылками из-под спиртного. Ситуация была настолько серьезной, что присутствовашие на матче президент Европейского союза футбольных ассоциаций и ряд членов федерации поспешили укрыться в раздевалке.
Буча продолжалась больше часа. По официальным данным, было ранено 97 человек, общий ущерб составил 2 миллиона испанских песет. А когда болельщиков наконец уняли и судья дал свисток на продолжение игры, стало ясно – болельщики «Глазго» добились того, чего хотели: после столь продолжительного и бурного перерыва боевой настрой у динамовцев пропал и изменить окончательный счет они не сумели. Но история на этом не закончилась. Наши спортивные руководители буквально в тот же день подали официальный протест по поводу случившегося (кроме этого они отметили, что два мяча забиты шотландцами из положения «вне игры») и требовали назначить переигровку. Эта просьба будет рассмотрена в середине июня и результат будет не в советскую пользу: победа, а значит и Кубок, останется за «Глазго», но команда на 2 года будет исключена из розыгрышей европейских кубков.
Скандал из-за грудей
(«Золотой орфей»)
Летом 1972 года в Болгарии проходил традиционный фестиваль (восьмой по счету) эстрадной песни «Золотой Орфей», которому тоже сопутствовала скандальная история. Фестиваль проходил несколько дней и закончился 11 июня (в нем участвовали 250 исполнителей из 55 стран). Советский Союз представляли два исполнителя: Лев Лещенко и Светлана Резанова (спустя год она споет песню Давида Тухманова «Белый танец» и на утро проснется знаменитой). Явным фаворитом считался первый, который привез на конкурс песню Яна Френкеля и Расула Гамзатова «Журавли» в новой интерпретации и песню на болгарском языке «Останься». Однако случилось неожиданное – настоящий фурор произвело выступление Резановой, которая поразила зрителей прежде всего… своим внешним видом. Вот как сама певица вспоминает об этом:
«На сцене я была более раскрепощена, чем Лещенко, потому что прошла школу мюзик-холла (выступала в Ленинградском мюзик-холле. – Ф. Р.). Выступала я в потрясающем итальянском золотом платье, которое заканчивалось широкими брюками. Такое стильное платье-брюки! Этот необычный наряд по каким-то тайным каналам из-за границы достала мне жена Бориса Сергеевича Брунова – Мария Васильевна. (За что я, кстати, связала ей симпатичную кофточку.) Наверное, многих шокировали моя обнаженная спина и хорошая живая грудь: я выступала без бюстгальтера! Такое решение сценического образа в те годы даже для западных артисток было неожиданно-смелым…»
В итоге жюри фестиваля, которое почти сплошь состояло из мужчин, присудило первую премию Светлане Резановой (за исполнение болгарской песни), а Лещенко досталась лишь третья. Тогда в защиту певца выступил член жюри от Советского Союза, руководитель знаменитого Эстрадного оркестра Армении Константин Орбелян, заявивший следующее: «Как вам не стыдно! Лещенко набрал самый высокий балл по части исполнения, а вы сюда вмешиваете какие-то политические соображения! Если справедливость не будет восстановлена, я устрою вам здесь такое в местной прессе, что мало не покажется!..»