Сказка Шварцвальда

Следуя распоряжению свыше, поступившему через несколько дней с тайным курьером из Рима, с прямым указанием любыми средствами приостановить народные волнения, синьор Баттиста дель Комо в сопровождении немногочисленной свиты в спешке покинул Свободный город.

Его хозяин вздохнул свободно и приступил к завершающей части хорошо рассчитанного плана, не догадываясь, что сегодняшним солнечным утром через ворота Святого Мартина в город пришел человек, способный ему помешать. Не теряя времени, незнакомец проследовал в приют для паломников при монастыре Святого Франциска и попросил несколько ночей приюта. В чем ему не было отказано.

Был и еще один человек, который не знал, что происходит в городе. Сидя в маленькой, освященной лишь светом периодически меняемых стражей факелов, отрезанная от белого света, от любимых людей, Кристина погрузилась в привычный мир иллюзий и снов. Ее сознанию, отрешившегося от тела, были не страшны толстые стены и крепкие замки, пройдя ворота сна, оно уносилось вдаль, покоряя все новые и новые пространства и миры. В одном из них, тайном, заветном, она вновь была маленькой девочкой, играющей в салки с Зеленым Питером и Модником. А мудрый Старик и капризная фея Элло наперебой рассказывали ей последние новости о великом переселении маленького народа.

Кристина запрещала себе страдать по Якову, беззаветно поверившая Конраду, она с надеждой ждала новостей о нем. Наверное, ее любимый уже далеко от Фрайбурга, он вернулся в свою художественную лавку и вновь пишет ее портрет. Ей хотелось думать именно так.

И когда одним днем ее навестил Михаэль, нерешительно замерший на пороге, потому что его глаза, привыкшие к свету, не сразу разглядели в полутьме коморки свернувшуюся комочком на кровати Кристину, она встретила его веселым жизнерадостным смехом, говорящим о ее безмятежном настроении.

Люстиг недоверчиво оглядел подругу, внезапно испугавшись, что от горя и одиночества та тронулась умом, потом нежно обнял и по братски поцеловал в лоб. Новости, что он принес, были одна чернее другой, и Михаэль мучительно размышлял, с которой следует начать.

Но Маленькая Птичка сама приняла за него решение. Усадив его рядом на край кровати и как прежде доверчиво взяв за руки, задала единственный вопрос, отвечать на который Михаэль боялся более всего.

— Скажи мне милый, давно ли ты видел Якова. Где он сейчас? Вернулся ли в Марцелль?

Люстиг молчал. Его руки сжали кисти Кристины, а ресницы, прикрыв глаза, мелко задрожали от волнения. Он мучительно подбирал слова, опасаясь, что страшная правда навредит матери его ребенка.

— Ты спросила про Якова… Да, я видел его несколько дней назад. Говорят, у него все хорошо. Но… в Марцелль он так и не вернулся… Он неподалеку отсюда. В часе езды верхом… В поместье епископа за ним хороший уход…

Его голос задрожал и сорвался. Руки Кристины заледенели, а глаза налились слезами.

— Продолжай…, - ее лицо окаменело, — Умоляю, скажи мне все.

Михаэль, тяжело вздохнув, произнес неизбежное.

— Твой художник более не сможет держать кисть. Старательные палачи инквизитора раздробили ему три пальца на правой руке…пытаясь вытянуть признание.

Кристина не заметила, как перестала дышать. Ее глаза поедали Михаэля, а губы требовательно шептали

— Продолжай…

— Лицо в нескольких местах покрывают ожоги от раскаленного пыточного прута… Думаю, ненавидящий молодость испанский кровосос намеренно уродовал его… И…еще. Я не знаю, как сказать тебе об этом… - он вновь замолчал в нерешительности.

— Ты только не волнуйся… — Михаэль взял ледяные руки подруги и прижал к груди.

В голосе Люстига зазвучало нескрываемое сочувствие. Кристина послушно закивала головой —- Говори, я слушаю!

— Яков более не может ходить без костылей. Палач, растягивающий его на дыбе, ненароком вывернул несчастному бедро.

Девушка, вытащила дрожащие пальцы из рук Михаэля и закрыла глаза. Ей хотелось плакать, но слез не было. Ей хотелось кричать, но не было сил. Она неожиданно улыбнулась и спокойно произнесла.

— Главное, он жив. Остальное не важно…

Михаэль закрыл глаза, скрывая под веками набежавшие от обиды слезы. Он нещадно завидовал богомазу, бедному уродцу, колченогому калеке, которого более жизни любила самая дорогая ему женщина, та что к середине следующего лета станет матерью ребенка…, которого он никогда не сможет носить на руках, потому что уступит Кристину другому…Разум Михаэля отказывался подчиняться происходящему.

Кристина поднялась на ноги, и привычно прикрыв округлившийся живот руками, прошла к маленькому окну в стене.

— Это еще не все новости, не правда ли? Продолжай… - повторил она глухим голосом.

Опустив голову, Михаэль выдохнул

— В Фогельбах пришла чума… До меня дошли слухи, что власти Марцелля оцепили деревню, не позволяя ее жителям выходить из домов. Уже есть умершие. Твой молочный брат Ганс и Берта… Матушка Хилда, ухаживавшая за детьми сейчас тоже при смерти… Точнее, пока шло известие, она, скорее всего, представилась…

— Отец! Что с ним?? — голос Кристины сорвался

— Вильгельм жив. (Михаэль намеренно назвал его именно так) Его организм был крепок, он пережил болезнь. Моя матушка позволила твоему отцу переехать в замок и сейчас за ним хороший уход…

Кристина облегченно выдохнула…

— Но это еще не все? Ведь так? — ее блестящие от волнения глаза смотрели на Михаэля.

— Да…, - он в бессилии сжал кулаки — Регина арестована по подозрению в колдовстве и по распоряжению эпископа Фрайбургского направлена по этапу в город. Она уже здесь, помещена в отдельную тюремную камеру. Конрад, не смотря на посулы, отказал мне в возможности увидеть ее., - молодой человек вздохнул, — Вот теперь все мои черные новости закончились.

Кристина повернулась от окна и, подойдя к Михаэлю, неожиданно положила руки ему на плечи.

— Помнишь в детстве, мы с тобой поклялись, что никто не сможет разлучить нас, мы всегда придем друг другу на помощь…

Михаэль послушно кивнул, не понимая, куда она клонит.

— И так будет, наши души будут вечно идти рядом, порой пути их будут соприкасаться, но никогда не пересекутся. Из века в век, из одного времени в другое, ты будешь искать меня, а, найдя — пойдешь рядом. Но нам никогда не быть вместе, потому что с другой стороны от меня всегда будет стоять Яков. Его назовут по-другому, и меня тоже. Да и ты сменишь сотню имен, и лишь кусочки наших душ будут вечно складываться в один и тот же узор, потому что они принадлежат одному великому полотну, мозаике, сотканную их множества оттенков человеческих душ, увидеть которую в целом никому не по силам. И если бы ты или он попросили меня сделать выбор, то я бы скрылась из глаз, исчезла, потому что не смогла бы решить, кто из вас дорог мне более, потому что…я люблю обоих.