Сказка в дом стучится
Шрифт:
Не поверил. Ну, а чего я ждала… Детям не соврешь, а взрослым мужикам и подавно!
— Что именно «ничего»? — спросила упавшим голосом.
Провалилась. С треском. Молчит. Сейчас тухлый помидор кинет.
— Про вас с Наташей точно ничего, а то, что у тебя с Никитой отношения не клеятся, так я это сама увидела, увы… — говорила я тихо-тихо, почти шепотом.
Между нами и метра нет. На таком расстоянии либо целуют, либо за грудки хватают. Но не стоят каменным истуканом, как господин Терёхин.
— Не смотри на меня так! — почти что взмолилась я без всякого «пожалуйста». — Я не осуждаю других людей.
Ну что я несу? Дура!
— Поверь, — выдала я уже громко, — я действительно считаю, что бездетный человек не имеет права осуждать и давать родителям какие бы то ни было советы.
— Александра, вот зачем ты передо мной юлишь?
Валера вдруг взял и убрал мои волосы за уши, пылающие, и оставил свои лапищи у меня на плечах. Вместе с горячим стаканчиком с кофе. Точно коромысло нацепил. И я теперь стояла, боясь пошевелиться, а то расплескаю помои раньше времени. Те, которыми он собирается меня облить.
—Ты же знаешь и про автобус, и про все остальное. Иначе бы не смотрела на меня так жалостливо.
О, господи… Понеслась душа в рай!
— Не знаю. Ничего я не знаю. Ни про тебя, ни про Наташу, ни про Арсения… Даже про Никиту ничего не знаю.
— Могила, да? — усмехнулся он снова очень и очень зло.
Его свободная рука теперь не просто давила мне на плечо, она его сжимала, точно Валера собрался хорошенько меня встряхнуть. Блин блинский, а, может, Никита не врет? Ну, понятно, что отец его не розгами лупит и кулаками не мутузит, но тряхнуть хорошенько вполне способен… Тем более парня. Непослушного. У Валеры времени на пространные воспитательные разговоры нет. Этим матери в семьях занимаются. А отцы — устрашающий элемент, чтобы быстрее находились выходы из безвыходных ситуаций. Хотя парень мог и вовсе не врать органам защиты детей от родительского воспитания. Просто те сами для себя решили устрашить папочку, раздув из мухи слона. Иначе не отпустили бы с ним ребенка ни под каким соусом.
— Валера, слушай…
Я сумела схватить его горячие ладони своими ледяными, но не скинула с плеч — это выглядело бы как-то уж очень некрасиво, да и кофе было жалко больше, чем себя. И я медленно, стиснув пальцы в дружеском рукопожатии, опустила наши руки между нашими телами, точно для детского танца, который Валера на подсознательном уровне должен был помнить еще с садика.
— Я обещала Марьяне. Пожалуйста… Я очень скучала по ней, но если она поймёт, что я… Господи, Валера, она просила ничего тебе не говорить! Пожалуйста, сделай вид, что я поверила твоей легенде про усыновление. Так действительно будет проще для всех нас. Пожалуйста…
— Кому проще?
Он потряс нашими сцепленными пальцами, и я сделала робкую попытку разорвать рукопожатие. Ага — черта с два, пальцы остались сцепленными. Да и его лицо из безэмоционального сделалось вообще каменным.
— Мне с Марианной. Валера, она была на взводе и выболтала все на автомате…
— Интересно, кому ещё твоя подружка выболтала мой секрет на автомате?
Я не отвела взгляда. Валера сам отвел, чтобы отхлебнуть наконец кофе, все еще обжигающий.
Я видела, что ему сделалось больно, но он держал лицо. Наверное, боль от горячего напитка не самая страшная из тех, что ему довелось вытерпеть, стиснув зубы. Мужская гордость очень уязвима.— Хочешь, я сяду за руль? Я нормально вожу. Честно. Твоя школа.
— Ты мне не доверяешь? — буркнул он и бросил мою руку и теперь занялся своей шевелюрой, или просто сушил ладонь в волосах. — Я в порядке. Хотя бы в плане своей способности управлять транспортным средством.
— Доверяю. А ты мне?
Теперь он снова ухмылялся. И не только губами. Глаза даже сощурил. Камень расплылся, точно сыр.
— Если сестрёнка тебе доверилась, разве у меня остался выбор тебе не доверять?
— Выбор есть всегда, — выплюнула я со словами нервное напряжение, стянувшее мне лицо, точно после умывания мылом.
— Это только глупые девочки в восемнадцать лет считают, что отказ от замужества и детей решит все их проблемы. Некоторые, правда, и к тридцатнику не взрослеют.
Мог бы и не делать паузы — я уже словила раскрытым ртом камушек в свой огород.
— А некоторые успевают к сороковнику постареть.
Пусть не думает, что я буду молчать, как молчала в восемнадцать на все его выпады. На этот раз промолчал все же он.
— Пошли, Александра, пока на меня очередной поклёп не возвели. Сынок у меня сегодня в ударе, как заметила. Собачка во время твоего отсутствия подросла и теперь не просто лает, но еще и кусает.
И шагнул вперёд, даже не задев меня плечом, и я выдохнула, потому что испугалась, что Терёхин сейчас схватит меня за руку. Его дружеское рукопожатие на этот раз легко могло бы оставить меня без пальцев. А без пальцев я даже Бабу Ягу не смогу сыграть!
— А все потому, — обернулся Валера так резко, что я снова чуть не поддала его кофейный стакан, — что я отказался заменять ему разбитый айфон. Отдал допотопный самсунг, если вдруг позвонить приспичит. Вот такие нынче детки, у которых семь нянек и ни одного воспитателя.
И зашагал дальше. А я все пыталась не отстать, смотря в спину: не сгорбленную, хотя на эти плечи в двадцать восемь лет свалилось многое. Но он выдержал. И это выдержит. Ну какой у него выбор? Вообще-то есть: жену найти, которая приструнит старшего и полюбит малыша. Неужели так сложно найти бабу с его внешностью и толщиной кошелька?
Глава 9 "Две дуры и один дурак"
— Ты хоть здрасьте, может, скажешь? — подошел Валера к сыну так же близко, как ко мне во время неприятного разговора, но, в отличие от меня, Никита отступил, пусть и уперся сразу в скамейку, на которой, точно на приколе, сидела Марианна, стиснув обтянутые капроном коленки.
Но поза пай-девочки ее не спасла. После того, как Никита поздоровался со мной в пол, Валера напустился на сестру, что той не мешало было б для начала меня представить.
— Я это уже сделала за глаза, — буркнула Марианна и осталась сидеть.
— Ты много чего делаешь за глаза!
Ах, козел! Ну ведь попросила молчать! Знала ж, кого просила, знала…
— Быстро все в машину! — скомандовал тот, кому точно язык следовало укоротить. — Мой рабочий день завтра никто не отменял.
— Мой тоже!