Сказки о сотворении мира
Шрифт:
С надеждой Валерий Петрович покинул борт «Гибралтара» и с удовольствием почувствовал твердь под ногами. Он сделал шаг, обернулся… Капитан Карась понятия не имел, сколько времени он провел на борту и, с тех пор, как выпил бутылку виски, ни черта о себе не помнил. Капитан взобрался по лестнице на скалу, приготовил извинения для хозяев и объяснения для пограничных служб, которые наверняка заинтересуются личностью пришельца, но ни то, ни другое не пригодилось. Едва Валерий Петрович приблизился к двери, ему навстречу вышла женщина в телогрейке и джинсах. В одной руке она держала бутылку, в другой стакан со льдом. Женщину ничуть
— Землетрясение было?.. — спросила хозяйка. — Или меня так колбасило?
Валерий Петрович пожал плечами.
— Н…не похоже, — ответил он. — Сейсмичес…с…ки… активные зоны расположены где-то южнее. Хотя, может быть… Если принять во внимание неопределенность географической широты… после определенных жизненных обстоятельств…
— Ты на что намекаешь? — не поняла женщина.
— Определенно, колбасило, — признал капитан.
— Будешь говорить по-русски — налью, — предложила хозяйка.
— Спасибо, — ответил капитан и облизнулся.
Женщина присела на ступеньку крыльца, налила жидкость в лед и подала стакан незнакомцу. Тот принял угощение и устроился рядом.
— Валерий, — представился капитан Карась.
— Мирослава, — ответила женщина и приложилась к горлышку бутылки.
Оба замолчали, любуясь беззвездным небом. Ворованный шотландский виски капитан опознал на вкус. Охамевшая русская туристка не пыталась скрыть национальность. Капитану Карасю стало так хорошо, что захотелось плакать.
— Еще налью? — предложила Мира.
— Налей, — согласился гость.
— Хороший был человек, дядя Давид. Помянем, не чокаясь.
— Пусть земля будет пухом, — согласился Валерий Петрович.
— И совсем молодой…
— Ничего не поделаешь.
— Я даже на похоронах не была.
— Его хоронили ученики и коллеги. Родственников в России не осталось. Только бывшая жена да сын проститься приехал…
— Сын приехал-таки?
— А как же? Наследник. Очень горевал.
— На Новодевичьем хоронили?
— Да, рядом с матерью и отцом.
— И как там было?
— Скромно. Интеллигентно. Как положено на похоронах приличного человека.
— Да, — согласилась хозяйка. — Дядя Давид был самым приличным человеком из всех известных мне…
Еще по глоточку собеседники выпили в обоюдном молчании и уже собрались разлить остаток, как дверь распахнулась. К ним присоединился раздраженный молодой человек.
— Не будет вам напиваться-то, ваше сиятельство? — спросил он.
— Кто напивается? — удивилась Мира. — Что уже дядю Давида не помянуть?
— Сколько можно поминать дядю Давида?
— Сорок дней сегодня.
— Ну и что? Вчера было тридцать девять дней… позавчера — тридцать восемь. Что-то я не увидел разницу. Ну-ка, отдай бутылку.
— Отцепись, — огрызнулась Мира и сунула бутылку за пазуху. — Я ж не просто пью. Я же думаю, а ты мешаешь.
— И чего надумала?
— Видишь, лодку? Густав вернулся.
— Это Густав? — молодой человек указал на небритого гостя в мятом костюме.
— Лодка пришла, я тебе говорю.
— Лодку вижу, а этот кто?
— Густав выловил какого-то морячка… — ответила Мира и критически осмотрела «утопленника». — Правда, не очень он на морячка похож.
— Знаешь, на кого он похож? На Карася он похож.
— Ну и что? — пожала плечами графиня. — Мне наплевать, что тут плавает и как это называется. Я принципиально
не вникаю в местную фауну.— Капитана Карася выловил твой Густав, а не фауну, — уточнил молодой человек. — Следователя особого отдела при Академии безопасности, который приставлен к нам еще с первого пришествия Греаля. Знаешь, сколько он выпил нашей крови? Ваше сиятельство столько виски не выпило.
Мирослава удивленно поглядела на гостя. Валерий Петрович опустил взгляд в стакан, где темные протоки напитка омывали ледяные фиорды. Долгая пауза увенчалась тяжелым вздохом.
— Ну да? — не поверила Мира.
— Он самый, — подтвердил Шутов. — Собственной персоной.
Графиня поднялась с крыльца и направилась в дом.
— Натан Валерьянович, собирайтесь, мы едем в Москву. Я знаю, что делать.
— Куда едем, Мира? — не понял Боровский.
— Собирайтесь! Я познакомлю вас с Кушниром-младшим. Скорее, Натан Валерьянович! Может, это решение всех проблем, а может и нет… но проверить надо. Надо успеть, пока он торчит в Москве. — Графиня выкатила из чулана чемодан и распахнула шкаф. — Он уехал учиться в Америку и остался там жить, — объясняла она, собирая вещи. — Дядя Давид считал его толковым огранщиком. Даже гордился им. Не знаю, как он в своей Америке преуспел в огранке, но если Арик Кушнир унаследовал хоть немного таланта дяди Давида, считайте, не все потеряно.
— Мира, о чем ты говоришь? — не понимал Боровский. — Что за авантюра?
— Именно авантюра, — согласилась графиня. — А чем я, по-вашему, занимаюсь всю жизнь… Торопитесь, Натан Валерьянович. Наш корабль скоро отчалит. Кушнир-младший — именно тот человек, который решит все проблемы.
— Ты хорошо его знаешь?
— Арика-то? Смеетесь? Мы в одной песочнице росли. До четвертого класса за одной партой сидели. Он мне в любви объяснялся аккуратно раз в год…
— Что ты хочешь от этого человека?
— Но он огранщик, Натан Валерьянович! Он же унаследует бизнес отца… я думаю. Со всеми инструментами, мастерскими, профессиональными связями и секретами.
— Нам опасно возвращаться в Москву.
— Правильно, — согласилась Мира и замерла у раскрытого шкафа. — Вы как всегда правы, Натан Валерьянович. Вы так часто правы, что с вами невозможно общаться. Оська, ну-ка, выгляни… этот крендель все еще там?
Оскар высунул голову в форточку кухни и тут же спрятал.
— Может, его Нэське скормить? — предложил молодой человек.
— Не надо баловать зверя человеческим мясом, — ответила графиня. — Мне не каждый день Карасей завозят. Он точно сидит? Никуда не сгинул?
— Куда ему сгинуть? — удивился Оскар.
— Кто сидит? — спросил Натан Валерьянович.
— Не важно. Собирайтесь, профессор. Пока он сидит у меня на крыльце, вам в Москве неопасно. Я думаю, он посидит здесь недельку-другую. Не испортится.
Капитан помог хозяйке маяка спустить чемодан в лодку и извинился за то, что в каюте не прибрано. Почему он так любезничал с женщиной, с которой не планировал развивать отношения, капитан не понял. Еще меньше он понял самого себя, когда безропотно сошел на причал и проводил глазами яхту, бросившую его на острове. Почему-то Валерий Петрович был уверен, что ничего плохого с ним на маяке не случится. За ним придут, в крайнем случае, пришлют вертолет. Оставшись один, он испытал облегчение, сходное с эйфорией, но эйфория длилась недолго.