Сказки о сотворении мира

— Конечно, я буду слушаться, — пообещал граф. — За кого ты меня принимаешь?! Когда ты даешь советы по делу, я всегда тебя слушаю.

На пристани Оскар не задержался и лишней секунды. Он боялся, что граф раздумает и помчится за ним. Быстрым шагом он вышел к дороге, но долго ловил такси, а когда, наконец, поймал, увидел Эрни на заднем сидении. Оскар сделал вид, что не заметил юного графа. У него не осталось ни сил, ни желания воспитывать мальчишку.

Шофер привез их к двери закрытого магазина, похожего на разграбленный винный погреб: драные стены, тесные комнатушки, подвал, заваленный фрагментами манекенов и отслужившим век торговым инвентарем. Им не сразу открыли дверь. Рабочие, белившие стены, не понимали английский. К слову сказать, они и французский понимали с трудом, просто один из них слез со стремянки и взялся проводить гостей до двери кабинета, где грустный Даниель сидел на сундуке перед стопкой бумаг и созерцал, как по стене ползет мохнатый, жирный паук.

— Все надоело, — сказал Даниель. — Возвращаюсь в Париж. Там постоянная клиентура, а здесь что? Проходной двор. Нет, это была глупая идея, продать парижскую лавку.

— Я привез лекарство для Лизы.

— Хорошо.

— Что случилось? Ты разорился? Имущество идет с молотка? Тебя осаждают кредиторы?

— Хуже, — ответил Даниель. — Я разочаровался в жизни.

— Я тоже.

Даниель вопросительно посмотрел на Оскара, но вопрос задать не успел, потому что Эрнест открыл дверь.

— Подожди в коридоре! — сказал Оскар, и дверь закрылась, но разговор не возобновился. Даниель загрустил на развалинах будущего директорского кабинета. Он привез из Парижа осеннюю коллекцию, но не распаковал ни одной коробки. Рабочие залили их белой краской, закрыли в одной из подвальных коморок и потеряли ключ. — Едем, — предложил Оскар. — Надо проверить вакцину.

— Куда?

— К Ханту твоему, куда же?

— Хант в Калифорнии. Продал дом и уехал.

— Давно?

— Уж с полгода.

— Зачем же он писал Серафиме?

— Это я написал письмо, — признался грустный хозяин бутика. — Соскучился. Серенького захотелось повидать.

— А Лиза где? — испугался Оскар. — В приюте?

— Нет, с ее проблемами в приют не берут.

— Отослал в Калифорнию?

— И отцу не нужны проблемы. Сначала он хотел их забрать, но потом передумал. Человеку свойственно менять решение. Разве нет? Хант считает, что заслужил свое место в аду. Никакие благие поступки ему не помогут, стало быть, не стоит выпендриваться. Можно расслабиться и дальше получать от жизни удовольствия. Чтобы приютить ребенка с проблемой, надо иметь хотя бы жилье, а от имущества Юргена угла не осталось. Все ушло. Мало того, у нашего героя не осталось ни грамма совести.

— Даниель! Где Лиза?

Молодой человек перестал пасти паука и направился к двери. Оскар вышел за ним в коридор, где невозможно было разминуться с графом. Даниель поздоровался с юношей так, словно сто лет его знал. Втроем, в затылок друг другу, они поднялись по узкой лесенке, прошли через торговый зал, через склад, заляпанный побелкой, и снова углубились в подвал. Даниель открыл ключом дверь и встал на пороге, потому что троим мужикам внутри не хватало места. Потолок каморки подпирал шкаф, инкрустированный перламутровой мозаикой. Серебряное зеркало шкафа почернело от времени и средиземноморского климата. В углу приютился ночной горшок. У крошечного окошка под потолком располагался антикварный журнальный столик с грязной коньячной рюмкой и конфетными фантиками. У столика стояло кресло неимоверных размеров, из-за которого в тесную комнатку невозможно было войти. К слову сказать, в ней трудно было даже стоять в полный рост. Оскару показалось, что Даниель отворил портал в прошлый век, только неразрешимая загадка не давала ему покоя: ни шкаф, ни кресло никаким образом невозможно было протиснуть в узкую дверь, не говоря о том, чтобы пронести все это добро по коридорчику с тесными лесенками и частыми поворотами. Эту задачу Оскар предпочел не решать, чтобы не сойти с ума.

— Где Лиза? — повторил он.

Даниель постучал по зеркалу и отошел, чтобы позволить скрипучей створке открыться пошире. На дне шкафа, на атласных подушках, прикрывая коленки пледом, сидела испуганная Лизонька и сосала конфету. Радом с ней, с такой же конфетой во рту, сидел серый глазастый гуманоид, сжимая в руке коробочку из черного бархата. При виде Оскара гуманоид вздрогнул, и протянул вперед руку с коробочкой. Его большие глаза приняли выражение мольбы и раскаяния.

— Вот, — представил Даниель обитателей шкафа. — Элизабет решила жить здесь, а Серенький сам пришел. Хочешь, поделим их пополам? Тебе Лиза, мне — Серенький.

Виноватое существо с большими глазами опустило коробочку, и вынуло изо рта конфету, самое ценное, что имело. Оно протянуло конфету Оскару, но физик не дрогнул.

— Давай… — уговаривал Даниель. — Знаешь, как вылечить Элис — лечи и присылай мне счет. А Серенький… представь, что его не было. Договорились?

— Нет, не договорились.

— Честное слово, — Даниель приложил руку к сердцу, — мы с пришельцем не пропадем. Мы вернемся в Париж, снимем мансарду. Если надо, я поставлю затемненные стекла. Честное слово, Оскар! Зачем вам Серенький? Он же, в сущности, никому не нужен. Обещаю, что позабочусь о нем лучше, чем русская бабушка.

— Если б все было так просто…

— Посмотри, какие глаза! Это не глаза, а космическая бездна без звезд и туманностей. В эти глаза провалиться можно. Бывает, сяду вечером, налью себе кофе, свечи зажгу. Серенький выползет из шкафа и сидит напротив. Тихо сидит, не шелохнется, смотрит на меня, а я на него. Оскар, я просто улетаю от кайфа. Моя душа покидает тело и путешествует по иным мирам.

— Именно поэтому я должен его забрать. Твои полеты добром не кончатся.

— Но почему?

— Посмотри, во что превратился твой бизнес! Хант от тебя сбежал. Еще немного и убегут рабочие. Сам будешь красить. Нет, я заберу обеих, пока ты с концами не улетел. Не хватало мне тебя возвращать на Землю.

— Точно! — согласился Эрнест и хлопнул Оскара по плечу. — Здорово придумал! Заберем во Флориду и поселим в твой шкаф.

Дождавшись темноты, Даниель открыл черный ход и грустно проводил Ниночку до машины. Лиза побежала за ними, прихватив огромную куклу. Оскар улучил момент, чтобы задать вопрос:

— Вы давно знакомы с Эрнестом?

— Только что.

— Раньше его не встречал?

— Нет, — уверенно сказал Даниель.

— И тебе не кажется, что ты знал его раньше?

— Не кажется.

— У тебя не бывает так, что видишь человека и не можешь вспомнить, встречались ли раньше?

— Я художник, — напомнил Оскару хозяин бутика. — Если я видел человека хотя бы раз, я точно знаю, что видел.

Глубокой ночью машина вырулила на набережную, сплошь заставленную яхтами. Оскар удивился. Даже самые оживленные марины Флориды не выглядели такими свалками лодок, стоящих друг на друге, трущихся бортами, стукающихся мачтами. Всем, кому не хватило места на пристани, освещали огнями бухту. Вода у побережья кишела веселой жизнью. Вода была светлее, чем огни авеню с рекламой и ослепительно праздными отдыхающими.

Оскару совсем не нравился город, в котором графиня Виноградова провела лучшие дни своей жизни. Еще больше Оскару не понравилось, что именно здесь графиня мечтала держать яхту и плавать мимо окон несравненного «Ханни». Он не представлял, как можно плавать у берегов Сен-Тропе, не стукаясь о чужие лодки. Его бесили все квартиры французской Ривьеры, выходящие окнами на бухту, словно в самом расположении этих квартир содержалось что-то порочное. Которая из них принадлежала «Ханни» и ушла с молотка, Оскар не знал, поэтому все дома не нравились ему одинаково сильно. Еще меньше Оскару нравился народ, толпившийся возле машины. Даниель вышел пообщаться с компанией подвыпивших молодых французов. Эрнест повел серого гуманоида к лодке.