Сказки Рускалы. Василиса

Проснулась от чужого дыхания. Открыв глаза, встретилась взглядом с нависавшим надо мной колдуном и чуть не взвизгнула. Кощей сразу выпрямился и, скрестив крепкие руки на груди, недовольно сдвинул брови.

— Уже утро? — в окно заглядывало яркое солнышко, спина затекла. — Значит, я могу уходить, — потянувшись, откинула край шкуры.

— Не можешь, — бросил Бессмертный и мягко опустился на соседний стул.

Колдун подпер голову кулаком и задумался. Терпение мое понемногу испарялось. На рожон лезть не хотелось, но отказ сбил с толку. Молчание звенело в ушах, в голове билось беспокойное сердце.

— Я подумал и решил… — в утреннем солнце на пальцах Кощея заиграли блеском драгоценные перстни, — решил, что помогу.

Заворожено глядела на сверкавшие грани камней. Нацепил с десяток, да и одежа на нем сегодня… нарядная, что ли. Рубаха светлая до полу, вышивка — птицы заморские в садах красочных. Вон, даже лысина блестит.

— Ты слышишь, чего говорю, ведьма?

— А? Да-да, слышу, — встрепенулась я. — Помочь решил, значит. Чего это?

— Слыхала, что утро вечера мудренее? Так и есть.

— Ой ли? — недоверчиво сощурилась я.

— Не язви, — почти приказал колдун. — Отправлюсь в палаты Гороха, разузнаю, что да как, а ты меня здесь обождешь. К вечеру ворочусь, там и решим.

Согласия дожидаться не стал, встал и отправился прочь из зала.

— Снова запрешь?

— Нет, — Бессмертный на мгновение замер, но не обернулся, — можешь по теремам ходить, но со двора ни шагу.

Колдун оставил дверь приоткрытой, словно в подтверждении доброй воли не закрывать меня здесь. За порогом оказалось не так тепло. В коридоре ни души. В таких хоромах должно быть не меньше полусотни прислужников.

Побродив немного по пыльным закоулкам, поняла — никого не встречу. Пуст дом Кощея, что дырявое ведро. Окна грязные в паутине, половицы визжали почище девок в холодной речке. Домовуха во мне чуть не кричала от такого запустения. Чуяла — когда-то здесь домовые водились. Их следы, невидимые глазу, но не скрытые от моего носа, повсюду, разве что мхом не поросли — так давно это было. Дверей не один десяток, все заперты, а в замочных скважинах темнота. Чудное место, колдовством из каждого угла несет, а на что чары наложены — непонятно.

Живот свернуло от голода. Поискать кухню да сообразить себе каши. Наберусь сил и во двор отправлюсь. Найтмар, поди, тоже голодный, еще и не поеный, на холоде ночь стоял. Спустилась по лестнице вниз и оказалась прямо перед входом в кухню. Петли голые, двери сняты. Грязища кругом, света белого не видать. Печь добрая, но до того закопченная… Посуда, что ни горшок — с трещиной, что ни тарелка — жиром перепачкана. Ложки под столом валяются, полотенца можно ставить — не упадут. Воды в кадках нет, бочки какие-то — огурцы квасили или капусту. Плесень, пауки, пыль — добренькое утречко. Даже есть расхотелось.

Нет, так дело не пойдет. Взмахнула руками, зашептала заклятье и выпрыгнули метелки. Давай по кухне ходить, по углам пауков гонять, пыль смахивать. Воды сообразила, тряпки лихо по полу заерзали, посуда закружилась и чистая на полки отправилась. С печкой дольше всего возилась. Пока копоть убрала, так умаялась, даже вспотела.

— Вот это я понимаю! — с печи спрыгнул огромный — размером с рысь будет — черный кот с белой грудью.

От удивления присела на лавку и за грудь схватилась. Чтобы кошки по-человечески говорили — не слыхала еще. Котяра деловито обошел чистую кухню, подергивая пушистым хвостом, и присел напротив.

— Хорошо-то как, — желтые глаза довольно сощурились, — а сметаны можешь?

— Могу, — удивленно выдохнула я.

— Будь добра, девица, побалуй меня, — морда с богатыми усами растянулась в улыбке.

Не решаясь встать с лавки, шепотком стянула с полки тарелку и наполнила жирной сметаной. Кот осторожно понюхал угощение и принялся слизывать.

— Уважила, спасибо, — мурлыкнул пушистый и принялся умываться, как обычные кошки после еды.

— Еще?

— Попозже, — натирая лапой морду, сообщил он. — Ты к Кощею надолго?

— Надеюсь, нет.

— Жалко, уж больно сметана вкусная. Я тут частый гость, можно сказать, живу, и с едой в хоромах негусто, ежели честно.

— А… — я замялась, — а кто ты?

— Кощей не говорил? — в голосе кота послышалось огорчение. — Баюн, кот Баюн. Может, слыхала?

— Конечно, слыхала, — теперь стало понятно, что из ума не выжила, просто кот волшебный. — Ты сказки рассказываешь, а люди засыпают, потом на грудь им прыгаешь и до смерти задираешь…

— Ой-ой! — остановил меня усатый. — Наговорят, а ты слушаешь. По-твоему, выходит, я злодей какой-то.

— Так в книжках написано.

— Нашла кому верить — книжкам. Нет, конечно, бывало дело — помирали, — желтые глаза задумчиво уставились в потолок, — но это редкость. Что мы все обо мне да обо мне? Как тебя звать?

— Василиса.

— Хорошее имя. Кощей о беде твоей рассказал, а как звать — не говорил.

— Он меня все ведьмой кличет, без имени, — отмахнулась я.

— Шибко не обращай внимания. Одичал совсем в одиночестве наш Кощей. Только я к нему и захаживаю.

— Такой уж одинокий?

— Напрочь, — кивнул Баюн. — Когда-то здесь жизнь, что кипяток из котла выплескивалась, а теперь глушь да паутина. Еле уговорил его по Рускале погулять. Горох давно на разговор звал.

— Что за дела у Кощея с Горохом?

— Да какие дела, — кот поднялся и запрыгнул ко мне на лавку, — так, делишки. Царь хотел за него Несмеяну сосватать. К государевой дочери повадился аспид летать, дюже папку раздражал.

— Потап-то? Не самый плохой суженый для Несмеяны.

— Знакома с ним, значит… Может, и не плох он, но для царевны не пара, а Кощеюшка — жених видный: злата, серебра, каменьев — не счесть, да и дань ему давненько не плачена.

— Какая такая дань?

— Много шибко вопросов, — недовольно мурлыкнул Баюн. — Дань как дань, обыкновенная. Кощей все одно не согласился Несмеяну замуж взять.

— И хорошо.

— Чего это?

— Уж лучше за аспида, чем за Бессмертного.

— Глупая ты девка, Василиса, а так сразу и не скажешь, — кот поджал лапы и приготовился задремать. — Пойди, Кощею в благодарность ужин сообрази. Он тебя спас, помочь согласился, — Баюн приоткрыл один глаз. — Вечером голодный вернется, опять яблоками перекусит.