Сказки Рускалы. Василиса
Шрифт:
— Не о том сердце плачет, — почесала кота за ухом.
— Расскажи, — желтые глаза блеснули в мягком свете.
— Ох, так сразу и не сообразишь с какого края начать… Запуталась я, все в жизни с ног на голову перевернулось. Любимый меня оставил, а лиходеи из сказок друзьями стали. Вот скажи, как понять — где добро, а где зло?
— Нет, Василиса, ни добра, ни зла, — голос Баюна сделался твердым. — Как лиходей говорю, знающий не одну тысячу сказок.
— Как же это?
— Обыкновенно, — кот уселся на перине. — Вот ты попала в передрягу с заклятьем Вечности, так?
— Так.
— Добрая, простая девица, домовой волшбой занимаешься —
— Так.
— Когда-нибудь о тебе тоже сказку сложат, и, слава солнцу, ежели сказитель все верно истолкует, а народ его правильно поймет.
— Что же, врут сказки?
— Не врут — приукрашивают. Так что Яга у нас молодцев в печи варит, а Кощей девок губит.
Про Бессмертного не уверена, а что ведьма с молодцами в печи творит — своими глазами видала: ничего худого, только польза им. Да и сама баба Яга — приятная старушка. Язык не повернется о ней плохо сказать.
— Гляди в оба, Василиса. Порой люди совсем не те, кем кажутся.
Щелчком пальцев потушила свечи и прижалась щекой к мягкой подушке. Урчание кота скоро стихло. Уснул Баюн, а мне не спалось. Все думала о его словах. Прав усатый, хоть тресни — прав.
Тихонько поднялась с кровати и запустила ноги в сапоги. За окном стеной валил снег — зима зимой… Жаль на улицу ходить не велено. Люблю ночные снегопады. Кругом тишина, и будто слышно, как снежинки на землю опускаются, шуршат. Вздохнула, ощутив себя полонянкой. Нет уж, по теремам прогуляюсь, хоть в окна на снег погляжу. У Кощея двор ночью светлый, да и сна ни в одном глазу.
Бессмертный — любитель бесконечных коридоров и переходов между теремами. Ума лишиться недолго, или ног. На первом этаже остановилась у самого большого окна, и забыла, как дышать. На улице творилась настоящая сказка. Снегопад поутих, на землю опускали редкие хлопья. Сверкая в свете доброй сотни факелов, снежинки казались драгоценными камнями. Ни одна сокровищница, ни одна царская казна не видала такого великолепия. Даже черепа на частоколе больше не пугали.
— Васенька… — хриплый голос здорово напоминал Яркин.
В ужасе дернулась назад и, обернувшись, почуяла, как сжалось сердце. Показалось? В теремах тишина, только стены иногда щелкают бревнами на морозе. Лучше спать пойду, не к добру это. Только шаг сделала, снова хрипотцой в уши зов прилетел:
— Вася, Васенька…
Кроме лестницы на второй этаж, тут еще одна имелась — вниз вела, и голос точно оттуда слыхала. Что Яру в подвале Бессмертного делать? Когда голова понимает, а ноги ее не слушаются — отыскать неприятности легче легкого.
Голос друга звал все настойчивее, а сердце стучало так быстро, что в груди гудело. Перебрав ступени, очутилась в подземелье. Душный воздух, на стенах факелы коптили, освещая тяжелую кованую дверь и несколько распахнутых решеток. Дальше — полумрак и темнота.
— Вася…
Готова была руку на отсеченье отдать — из самой глубины каменного коридора звал Ярка.
Дернула из кольца горящий факел и зашагала к темноте. Волнение выходило дрожью, огонь в руках трясся, а я неслась на зов.
— Ярушка, — шепот сорвался с пересохших губ, когда увидала любимого за толстыми прутьями запертой решетки.
— Вася, беги от Кощея! — в грязной рубахе, бледный, он ползком отправился ко мне.
— Как ты здесь, Ярка? Что приключилось?
— Уходи из хором, уходи… — словно безумный повторял друг, глядя на меня остекленевшими серыми глазами.
— Да куда бежать-то?! Как же тебя здесь оставить?!
—
Не уйдешь — оба умрем. Беги за помощью, Вася! На тебя одна надежа.— Яр…
— Беги, скорее. Скорее, Вася, — во взгляде милого столько мольбы, что дурно сделалось.
Выходит, обманул Кощей, ирод проклятый! Запер Ярку, меня из теремов не выпускает. Неужто он с Кышеком заодно? Вот так угодила, Василиса Дивляновна. Отдаст меня в руки лиходея, и поминай как звали. Кто знает, какие у них с самозванцем дела? Небось, продал меня Кышеку, уж злато Бессмертный любит — это всем известно.
Дверь терема громко хлопнула за спиной. Достала из рукава свернутый пояс с торчащим краешком обрывка заклятья Вечности и замерла. Во рту заиграл соленый привкус, губу защипало. Нечего тут думать, тикать надобно! Угодить в подземелье Бессмертного — раз плюнуть, тогда уж не вытащить мне друга.
По двору крадучись ходила, во все постройки заглянула, но Креса не нашла. Куда найтмара дел, паршивец?! Может, и нет моего коня больше. Сытый да напоенный…
Ничего вокруг не замечала, неслась по мосту через речку, доски под сапогами свистели. От факела толку мало — ни рожна не видать. Сама не поняла, как в лесу очутилась. Споткнулась о торчавшую корягу и полетела в сугроб, выпустив огонь из рук. Нырнула палка в снег и потухла. В кромешной тьме я очутилась. На небе ни луны, ни звездочки — затянуло снежными тучами. Будто ослепла я.
Зубами от холода стучала — в одной рубахе на морозе несладко. В ногах силы пропали. Да и куда бежать теперь? Только подумала — сгину в ночном лесу, как доля придумала новую напасть. Шорох крыльев, и у ног очутились два красных огонька — вестник. Глаза не видели, но почувствовала, как птичьи когти полоснули по рукаву, куда спрятала заклятье.
— Ведьма, ты сдурела?! — огоньки глаз нечисти разошлись в стороны и потухли, яркое пламя на миг осветило зимний лес.
Кощей из Нави, если нужно, достанет. Холодные ладони Бессмертного опустились мне на плечи, мы тотчас очутились в его тереме.
— А ну объяснись! — зарычал чародей, глаза налились яростью.
— Я все поняла про тебя! — попятилась от колдуна и уперлась в стену. — Зачем ты Ярку полонил? Решил меня Кышеку отдать? Сколько он тебе злата обещал?
— Ты чего, ведьма?! — ярость Кощея быстро сменилась нешуточным удивлением. — Кого я полонил?! Какое злато?!
— Яра — любимого моего! Он сейчас у тебя в подземелье, — дрожала, захлебывалась словами. — Признавайся, к Кышеку ходил договариваться?!
Бессмертный глаза раскрыл от удивления, изогнув брови. Глядел на меня, что на скомороха, с ответом не спешил. Молчание только пуще раззадоривало, дров в топку подкидывало. Уже и о страхе забыла — зло взяло.
— Глядеть волком перестань, — холодно заявил Кощей и потащил за руку к лестнице в подземелье.
Спускалась, чуть не падая — торопился колдун, увлекая за собой. Оказавшись внизу, он отпустил меня и, раскинув руки, повернулся кругом:
— Показывай, ведьма, где твой любимый?
— Там, — указала в глубину коридора, — своими глазами видала.
— Идем, — холодные пальцы снова сжались на моем запястье, факелы вспыхнули, развеяв темноту.
За решеткой, где недавно томился друг, оказалось пусто, дверь распахнута. Кощей поджав губы, глядел с укором. Не знала, что думать, что сказать — не ведала. Словно и не было здесь милого никогда. Схватилась за рукав — на месте заклятье, грудь под рубахой часто заходила.