Сказочница
Шрифт:
— Всё врут! Бабы, что с них взять… — а следом, после секундной паузы. — Дура лех — сэд лех.
Мэтр Лин издал грозное рычание:
— Я тебе сколько раз говорил не подслушивать? Вылезай оттуда, неуч!! — и уже мне с извиняющимися нотками в голосе:
— Извини, я не знал, что он там. Ученик это мой, — вздохнул обреченно. — Лаврик… Но он никому ничего не расскажет… Не расскажешь же?
— Не расскажу… — проворчал показавшийся парень. Вид у него был глуповато-лохматый.
— И что ты имел в виду под своим «Дура лех сэд лех», — поинтересовалась я. Нет, а что? Я все-таки филолог, меня за живое просто
— То, что и сказал, — хмыкнул Лаврик. — Женщина, что с нее взять… — и «перевел» мне известную фразу:
— Дура болтлива — и только болтлива.
И тут я не выдержала и заржала. Нет, не засмеялась, а именно заржала, вызвав укоризненный взгляд у мэтра и возмущенный у его ученика.
— Я тебе сколько раз говорил, не хамить женщинам? А уж этой-то вообще не смей. Кир тебе за это голову свернет!
— Ой, мамочки! — пискнула я, вступая в борьбу с истерикой. То есть мэтр, что же, думает, что я могу обидеться на глупость?
— Мальчик, — выдавила я сквозь смех. — Уж если хочешь блеснуть умом перед женщиной, то научись сначала правильно слова произносить. А уж латинские пословицы вообще забудь. Не твое это, друг мой, не твое…
Мэтр и мальчишка зависли, глядя на меня.
— Не мое?
— Латинские?
— А какие? Dura lex, sed lex… Латинская пословица, ну… И произносить надо, кстати, именно так: «лекс», а не «лех», как ты мне тут говорил.
— А?
— Да что с вами такое? — я искренне не понимала, что происходит. — Если вас так поразили мои глубокие познания, то отомрите. Не так они и глубоки, я зачет по латыни на втором курсе с восьмого раза только сдала.
— То есть, — мэтр Лин откашлялся и, глядя на меня испуганными глазами, уточнил, — Тебе знакома эта фраза?
— Да она любому человеку с университетским образованием знакома, — фыркнула я. — Нам к зачету надо было выучить наизусть восемьдесят латинских выражений, а к экзамену двести пятьдесят, так что я…
— Ты кроме этой фразы знаешь еще двести??? — мэтр Лин вскочил на ноги и схватился руками за голову.
Что-то я теряю нить разговора, кажется.
— Около того, — киваю осторожно. — Может больше, я не считала, если честно…
— И перевод знаешь?
Странный вопрос. Вот, правда, странный. Как они, думают, я училась вообще? Наизусть выучила двести пятьдесят пословиц и отбарабанила, как стишок?
— Конечно, знаю… «Строг закон, но он закон»… или «суров закон, но закон»?.. Не принципиально, суть я уловила.
Мэтр Лин смотрел на меня большими грустными глазами.
— То есть все это время мы… — он закрыл лицо руками, упал назад в кресло и замычал что-то сквозь зубы.
— Мэтр? — я, если честно, испугалась. Старенький же, еще дуба даст, а я виноватой окажусь.
— Хорошо, — он вдруг резко поднял голову. — А вот выражение «Цасус бэлли»…
— Казус бэлли, — автоматически поправила я, а только потом вспомнила, что исправлять речь малознакомых людей некрасиво. — Ой! Я…
— Как-как?
— Casus belli, — я обреченно вздохнула. — Повод к войне…
— Записывай!!!! — рявкнул в адрес раскрывшего рот ученика мэтр Лин, а испуганной мне ласково так:
— Так тебе, говоришь, знаком этот язык…
Вот же, воистину, горе от ума. Кто меня за язык тянул!!
— Знаком. В некотором
роде…— И что, в твоем мире говорят на этом языке?
— Не говорят, — я пожала плечами. — Давно уже… Не спрашивайте меня, как давно, я не помню!!! У меня, конечно, красный диплом, но это совершенно не значит, что я знаю всё!!!
Мэтр Лин ласково улыбнулся.
— Ладно. А почему не говорят?
— Не знаю, — хмуро проворчала я. — Мертвый язык. Так бывает…
— Аааааа!!! — завопил лохматый Лаврик, а старик снова руками за голову схватился, а я вскочила на ноги и на всякий случай от них за креслом спряталась. Что там Кир говорил про свое возвращение? Он меня с этими психами вообще надолго оставил?
— Мертвый? — сиплым голосом уточнил мэтр Лин.
Я только кивнула.
— Почему мертвый-то?
— Термин такой, — ворчу из-за кресла, а Лаврик строчит и строчит за мной в свитке, как за сыном Божьим. — Никто не говорит больше на этом языке, вот он и считается мертвым.
— Мирочка, — сладким, как патока, голосом обратился ко мне главный жрец храма Слова. — А давай ты нам все-все расскажешь, что ты об этом языке знаешь, а?
Нет, мне не сложно, но…
— А зачем вам?
Лавр вытаращил на меня обалдевшие глаза, а мэтр устало объяснил:
— Ты только что двумя предложениями уничтожила на корню науку, которая насчитывает в своей истории не одно столетие. И теперь спрашиваешь, зачем?
— Что, серьезно? Я нечаянно… то есть…
— Идем.
Мэтр Лин обошел стол и протянул мне руку.
— Не бойся. Понимаю, что тебе кажется, что мы сошли с ума, но я тебе сейчас покажу одну вещь и объясню все. Идем со мной.
И я пошла, проклиная себя за глупость и бесхребетность. Надо было кресло в безопасный угол затащить, спрятаться за ним и отсидеться там до возвращения Кира. А там пусть выясняют, кто сошел с ума, а кто нет…
А мэтр Лин, не подозревая о моих малодушных желаниях, тем временем вещал:
— Храм Слова в Белом Городе — один из древнейших храмов. Говорят, что он самый древний, что он вообще первый, что его построил человек, произнесший первое Слово.
Бреду за мэтром и тоскливо глаза к потолку закатываю. Уморят они меня здесь, как пить дать, уморят! Я-то думала, что все занудство в моей жизни с последним госом закончилось… Ан, нет…
— Ты пока еще не знаешь, — продолжал старик. — Но храм Слова отличается от всех остальных храмов, существующих в этом мире и в бесконечном множестве других. Здесь не поклоняются Богам, не взывают к имени покровителя и защитника, не просят, не угрожают и не жалуются. Храм Слова — это бастион, цитадель. Мы Слово храним в прямом смысле. Потому что именно здесь, в самом древнем из храмов находится «Книга мёртвых».
Остановился, протягивая руку вперед, а у меня возникла шаловливая идейка пропеть для придания моменту большей трагичности:
— Па-ба-ба-баааам!!! — еле сдержалась, честное слово, а потому только хихикнула в кулак, чем заслужила хмурый взгляд от мэтра.
— Вот она, «Книга мёртвых», — тихо вымолвил он и на стол в тускло освещенной нише показал.
Смотрю в указанном направлении. На маленькой подставке, которую и столом-то назвать нельзя, лежит здоровенная — метр на метр, не меньше — скрижаль, а на ней большими буквами написано: «Delenda est carthago». И все.