Скитание некроманта

– Я?!
– загорелись яростью глаза задержанного.
– Бросил? Я с первой германской... ни одного бойца не оставил! ... Ты, тварь, здесь лясы точишь, а я на танки с голыми руками ...

– Лясы, так лясы! На!
– мощный удар полетел в голову.
– Хорошо?!

– Отставить!
– грозно прогремел приказ.
– Это что такое? Вам, баранам, что было сказано?

Оба следователя мгновенно вытянулись перед разгневанным начальством, преданно тараща глаза.

– Так, товарищ майор, - заикаясь лепетал Никанор Васильевич.
– Допросить было сказано. Узнать про бой у Велитино. Мы и допросили, а он, гнида.

– Допросить?!
– сорвался на крик майор.
– Допросить?! ... Это называется допросить?! Вы, вообще, когда-нибудь думаете головой? ... Или у вас в башке дерьмо?

Особисты боялись даже вздохнуть лишний раз. Ни разу до этого они не видели свое непосредственное начальство в таком виде. Раскрасневшийся майор орал так, что слюни веером летели во все стороны... Наконец, его отпустило.

– Тупицы! Дело на контроле у самого, - слегка задыхаясь проговорил он, многозначительно тыкая пальцем вверх.
– Вы хоть понимаете, что наделали?! Вы же, олухи, меня под статью подвели.

Майор, растолкав продолжавших стоять на вытяжку подчиненных, подошел к валявшемуся телу.

– Вроде жив, - пробормотал он, щупая пульс.
– Давайте его на стол кладите и доктора. Живо! Может очухается еще

Врач появился через несколько минут и сразу же деловито завозился вокруг пациента. Оба следователя роились вокруг него, незамедлительно выполняя то одно, то второе поручение.

– Ну, вот и все, товарищ майор, - тяжело вздохнув, доктор запахнул гимнастерку на теле.
– Повезло. Крепкий подследственный попался... Из таких бы гвозди делать, не было бы в мире крепче гвоздей! Можете его поспрашивать...

Майор мгновенно оживился.

– Николай Алексеевич, - настойчиво позвал он.
– Комбат. Слышишь меня? Комбат, очнись!

Тело, только что лежавшее окровавленным куском мяса, встрепенулось. Веки дрогнули.

– Хм... Давно, давно меня не величали по имени отчеству, - прошептал он, еле шевеля разбитыми губами.
– Что... сильно нужен? Прижало. Падлы!

Глаза у следователей округлились.

– Комбат, ты же не мальчик и все прекрасно понимаешь, - без всяких эмоций проговорил майор.
– Мои дуболомы, получив приказ, перестарались, и за это ответят. Короче, это нужно не мне, не тебе и уж тем более не этим двум дуракам! Это нужно для страны, для победы!

– На жалость давишь?!
– захрипел подследственный.
– Ты еще мне о долге расскажи или о чести советского командира!

Услышав издевательский смех, майор крепче сжал кулаки. Он отнюдь не был тем чудовищем, каким его считали многие знакомые, и прекрасно понимал, что после такой обработки должен чувствовать человек.

– Но ты прав!
– неожиданно услышал шепот майор.
– Ты совершенно прав! Мы пыль, мы всего лишь прах. Слушай, майор внимательно, а то, чувствую, не потяну я долго. Тяжело мне, так тяжело, что жить не хочется!

Бой тогда тяжелый был. Больно сильно немец давил: почти полк против моего неполного батальона, да танки. Одна, нет, две танковые роты! Понимаешь, против моих пацанов? Они же не все раньше винтовки видели. В руки брали как вилы. А их на танки. Кругом танки, одни танки.

– Николай Алексеевич, что дальше?
– нетерпеливо вскочил с места майор, едва бывший комбат умолк.

– Что же там все-таки случилось?

Не услышав в ответ ни звука, он повернулся к доктору:

– Приведи его в чувство! Живо!

– Но, товарищ майор, - начал было разводить руками врач.
– Он в очень плохом состоянии... Ему бы отлежаться, а то до вечера не протянет.

– Интеллигент очкастый, - прошипел сквозь зубы майор, расстегивая кобуру.
– Ты, кажется, чего-то недопонимаешь?! Он должен сообщить сведения, представляющие особую ценность для обороноспособности нашего государства...

Он поднял пистолет и направил его прямо в лоб врачу.

– Подумай, хорошенько. Ты сейчас или помогаешь ... или по законам военного времени...

Ему не пришлось даже договаривать, как до смерти перепуганный врач бросился к столу и вновь стал колдовать над телом.

– Что, майор, испугался?
– наконец, очнулся комбат.
– Думал, все?! Слушай, тогда дальше! В бою мы смогли подорвать лишь три танка три жалких танка из двадцати. Не злись, майор, знаю, о чем хочешь услышать. Это началось, когда последний дот взлетел на воздух и танки пошли утюжить пехоту. Я уже хотел стреляться, когда в троечки из окоп что-то полетело.

– Что? Что полетело?
– низко, почти к самым губам, наклонился майор.
– Граната, мина? Бутылка с зажигательной смесью?

– Нет, - с трудом из себя выдавливал слова комбат.
– Это было что-то другое. Яркое-яркое, аж глаза резало! Шары какие-то. Танки горели, как бумага. Шипели и горели!

Он протяжно застонал и стал затыкать уши руками:

– А-а-а-а-а! Я слышу, как они кричат. Они горят заживо... Уберите! Уберите меня отсюда!
– неожиданно закричал он, пытаясь приподняться со стола.
– Это невыносимо! А-а-а-а-а!

Оба следователя навалились на него, пытаясь удержать на месте.

– Кто это был?
– заорал ему в самое ухо майор.
– Кто? Откуда летели эти шары?

Комбат захрипел, на губах стала выступать кровавая пена... Он пытался что-то сказать...

– Второй. Второй взвод... Петр Логинов взвод.

Врач осторожно пощупал пульс, потом приподнял веко и, наконец, дрожащим голосом произнес:

– Все... Готов!

– Значит, так!
– продолжая держать пистолет, решительно заявил майор.
– Никто из здесь присутствующих ничего не слышал!

Он грозно посмотрел на своих подчиненных, продолжавших держать умершего.

– Повторяю для особо тупых, никто ничего не слышал! Помните, в Магадане много снега, на всех хватит!

Крепко прижав к бедру планшет с материалами допроса, майор бросился к двери. В этот момент в его сознании билась лишь одна мысль - "доложить или пока не докладывать". С одной стороны, он формально выполнил данное ему поручение и должен немедленно отчитаться о полученных результатах, но, с другой стороны, докладывать практически не о чем. Сейчас в собственноручно исписанных им бумагах содержится крайне обрывочная и путаная информация, которая дает огромный простор для фантазии.

– И, что с этим "идти на ковер"?
– вопросительно пробормотал майор, подходя к автомобилю.
– Да он даже слушать не будет! С говном съест. Торопиться не будем пока. Значит, решено! На завод!